Сыграй на цитре

Мое сердце бешено колотится, точно так же, как тогда, когда он прижал меня к колоннаде. Мое предплечье горит от воспоминания о его хватке; мое ухо покалывает от легкого призрачного следа его слов.

Я знаю, что ты планируешь.

Я бросаю одежды обратно на землю и переступаю через них, направляясь к выходу.

Солнце еще не взошло, но большая часть лагеря Миазмы уже встала. Группы пехотинцев маршируют с командирами полков, в то время как слуги, носильщики и татуированные каторжники бегут на своих двоих, загружая сокровища и диковинки в фургоны, которые отправятся на юг вместе с нашей делегацией. Один каторжник роняет сундук, крышка с грохотом открывается, показывая море зеленого нефрита. Его надсмотрщик набрасывается на него с кнутом.

Опустив взгляд, я спешу в сторону бараков для заключенных. Миазма может осыпать Юг ценностями, но это далеко не подарки. Узрите наше богатство, хочет она сказать. Что бы у вас ни было, по вашему мнению, у империи этого еще больше. Она посылает сообщение, точно так же, как белые одежды были посланием от Ворона. Он будет следить за мной во время путешествия.

И сейчас он где-то тут, следит за мной.

Поэтому визит к Лотос сопряжен с риском. Но у меня нет выбора. Она названая сестра Жэнь. Если ее предоставить самой себе, она пропадет, как вчерашний прислужник. Когда я присаживаюсь на корточки за деревянными прутьями казармы, двадцать силачей, с которыми я отправилась в путь, заняты залечиванием синяков и рваных ран. Сама Лотос храпит в некотором отдалении от остальных. Когда один из пехотинцев Жэнь видит меня и начинает всхлипывать, желтые глаза Лотос распахиваются. Она смотрит на меня затуманенным взглядом. Сон проходит.

Она бросается к решетке.

Я падаю на пятую точку, что вызывает насмешки охранников. Надсмотрщики свирепо смотрят на них, и они замолкают как раз вовремя, чтобы услышать рев Лотос.

– Я сверну тебе шею!

В других казармах военнопленные начинают шевелиться.

– Молчать! – приказывает один из охранников.

Лотос ревет еще громче.

Я подползаю к ней.

– Замолчи, – шиплю я чуть слышно. – Я на твоей стороне. Снова рычание. – Лотос, послушай.

Я хватаюсь за решетку, и ее рот захлопывается – на моей левой руке. Ее клыки разрывают кожу. По моему запястью стекает горячая кровь.

Унижения, с которыми я смирилась.

– Лотос. – Я хватаюсь за другую перекладину здоровой рукой; должно быть, я в паре секунд от обморока. – Я. На. Твоей. Стороне.

Проходят две секунды. Мир начинает погружаться во тьму.

Наконец Лотос отпускает меня. Она выплевывает полный рот крови, давясь.

И поделом ей.

– Слушай внимательно. – Я могла бы заплакать, но у нас нет времени. – Борцовская яма – твой шанс. Миазма ценит таланты. Тебя не отпустят, но, если покажешь себя в яме, твои условия здесь улучшатся, будешь купаться в наградах.

– Лотос не нуждается в подачках.

– Ты, может, и нет, но вот они, – мой взгляд скользит к остальным людям Жэнь, – да. Они не переживут допросов, если только ты не сможешь их защитить.

– Защитить их, – повторяет Лотос про себя.

Я киваю.

– Они твои новые подчиненные. Обучай их так, как будто от этого зависит твоя жизнь, потому что так и будет. А теперь сверни мне шею.

– Что?

– Давай же, быстро. – Я ковыляю, подходя ближе к решетке. – Ты сказала, что сделаешь это. – По меньшей мере десять раз, начиная со вчерашнего вечера. – Так сдержи свое слово.

После минутного колебания она обхватывает руками мою шею и сжимает, как фермер шею курицы для супа. Звук, который вырывается из моего рта, совершенно не похож на «Помогите», но собирает вокруг меня караульных. Они отрывают Лотос от меня. Я, пошатываясь, поднимаюсь на ноги и выхожу из казармы, давясь собственной слюной. Никто не заподозрит, что я навещала Лотос для ее же блага, после такого спектакля.

На этот раз тебе лучше последовать моим инструкциям, Лотос. Я не допущу, чтобы ее смерть омрачила мою стратегию. Я верну ее Жэнь, точно так же, как обеспечу этот союз.

Позже, в повозке, направляющейся к реке Сымин, я провожу осмотр своей руки. Кровотечение остановилось, но кровь запеклась на рукаве, и Ворон прищуривается, когда встречает меня на берегу.

– Одежды пришлись тебе не по вкусу? – кричит он мне, когда я подхожу по трапу к нашей джонке. К берегу подъезжают другие экипажи, люди высыпают из них наружу. Генералы, советники, морские офицеры – почти все важные лица едут с нами на Юг, все, кроме Миазмы, которая последует за нами с другой половиной флота через три дня. Как только они поднимаются на борт, носильщики убирают трапы.

Начинается веселье. Нам с Вороном предстоит делить джонку в течение следующих двух недель.

Он следует за мной не отрываясь, пока я иду по палубе.

– Значит, я просчитался. Я думал, белый – твой любимый цвет.

Настойчивый, надо отдать ему должное.

– Они были грязными.

– Но не в крови.

Я продвигаюсь вперед. Мы даже не отплыли, а экипаж Северного корабля, мимо которого я прохожу, уже вызывает приступ тошноты.

Ворон, однако, шагает по палубе с уверенностью южанина. Он присоединяется ко мне на корме, лениво опираясь на локоть.

– Ты смертельно бледна, и у тебя часто одышка. Теперь ты являешься с кровью на рукаве. Возможно, у тебя тоже чахотка?

Он стал бы первым, кого бы я заразила, будь это правдой. Но он ничего от меня не получит. Ни чахотки, ни смеха, ни слов. Просто молчание, которое я стараюсь сделать как можно более сухим, – думаю я, глядя на туманную реку впереди нас.

– Ладно, – вздыхает он, плюхнувшись обоими локтями на лакированный борт сампана[9] и скрестив запястья точно так же, как я. – Можешь и дальше молчать. Поскольку мы проведем обозримое будущее в компании друг друга, не могла бы ты хотя бы назвать мне свое имя?

С неба пикирует цапля и хватает когтями рыбу из воды. Я жду, пока хищник и жертва исчезнут в тумане, прежде чем ответить.

– Зефир.

– Твое настоящее имя.

– Это мое настоящее имя.

– Мне оно не нравится, – говорит Ворон.

Из его уст это звучит как от надувшего губки ребенка. Неприлично.

– Мне не нравится имя Ворон.

– Это подходящее прозвище. Признай это.

– Подходит, потому что это такая же ложь, как и ты? – Я поворачиваюсь, и Ворон повторяет за мной, ставя нас лицом к лицу. Я тыкаю пальцем ему в грудь. – Когда не кашляешь, ты больше похож на павлина.

– Прямо как и ты. – Он ловит мое протянутое запястье. – Может, мне называть тебя Павлин?

Его хватка ни теплая, ни холодная. Просто приятно сухая и поддразнивающая, как и его манеры. Он не произносит нараспев Павлин так, как это сделала бы Лотос, и он не похож на Облако, которая вообще никак ко мне не обращается. Зачем это ей или любому воину? Я не могу бороться. Не умею пить. Мы на одной стороне, но не из одного теста.

Ворон – наоборот. Мы понимаем друг друга благодаря роду деятельности. Наше излюбленное оружие – это слова и остроумие. Я отравила лошадей Жэнь, сбежала к Миазме, сотворила стратегию для империи, но именно сейчас – обмениваясь шуточками с врагом так, как если бы он был другом, – я чувствую, что вляпалась по уши.

Я высвобождаю руку и демонстративно вытираю ее о плащ.

– Тебе вообще не нужно меня как-то называть.

Джонки отходят от причала. Южный ветер надувает паруса. Пока мы скользим по водному пути, вокруг меня толпятся слуги, предлагая экстракт женьшеня и жемчужную эссенцию.

Я отмахиваюсь от них. Империя – мой враг. Ворон – мой враг. Каждый солдат на этих кораблях, каждый корабль в этом флоте, каждая стрела, копье и пика в оружейных складах под палубами принесут смерть лагерю Жэнь, если представится такая возможность.

Что ж, я не дам им такого шанса.

Большую часть первой недели я провожу, исследуя солдат на борту. Некоторые из них – коренные северяне, но многие родом с гор за пределами севера. Третьи – военнопленные павших главнокомандующих, освободившиеся после согласия сражаться за империю.

9

Сампан (санпан, чампан, сампон или сампань) – собирательное название для различного вида дощатых плоскодонных лодок.