Промысел божий

Трубу долго не брали, и когда уже Всеслав решил дать отбой, Мишаня ответил. На том конце гремела музыка – похоже, коллега отрывался. Несмотря на свои 40 лет, был Мишка молод душой, ездил на харлее, носил длинные волосы и прикольные наряды, и до сих пор слыл бобылём.

– Алё, что ли, – услышал Всеслав весёлый голос Мишани.

– Миша, это Слава. Гуляешь?

– А-а, Славик Меткий глазик. Ты чего?

– Флеха твоя с фотками у меня.

– Алё! Бля, ни хрена не слышно… Щас, Славик…

В трубке сквозь музыку послышался шум, женские возгласы, потом стало тихо, и Мишка вполне отчётливо отозвался:

– Ну, чего там, говоришь, у тебя?

– Флешку ты свою у меня оставил. С фотками.

– А. Бывает. Ну, пересечёмся как-нить, отдашь. Сегодня только не могу. Гуляем.

– Слышу. Ладно.

Через день Всеслав снова позвонил Мишане. Договорились встретиться у метро Площадь Революции, и где-то около трёх Всеслав увидел в толпе знакомую шевелюру. Мишка был прикинут не по-байкерски – джинсы и вельветовый пиджачок, придававшие ему щеголеватый и лихой вид.

– Держи, – протянул ему флешку Всеслав.

– Держу. Спешишь, что ли?

Всеслав отрицательно покрутил головой и Мишка предложил:

– А пойдём-ка тогда тяпнем пивка. Тут совсем недалеко хорошая точка есть. Не пафосная.

Точка оказалась между Площадью революции и Никольской улицей, в небольшом щелевидном проулке. Это был полуподвальчик. Там стояли простые деревянные столы и такие же лавки, а слева имелась небольшая стойка. Сразу у входа сидела молодая пара: девица с ядрёным маникюром, в короткой юбке и на шпильках и парень в майке с лого Iron Maiden. Они равнодушно покосились на Всеслава с Мишаней и вновь уткнулись друг в друга. Заведение походило на пельменную брежневских времен, которую не портил даже висящий под невысоким потолком плоский телек, вещавший на полутонах о каких-то спортивных состязаниях.

Бармен нацедил им по ноль пять пенного и они разместились в дальнем углу.

– Жизнь хороша? – улыбнулся Мишаня, брякнул об кружку Всеслава своей и отпил сразу половину.

– Типа того, – пригубил Всеслав.

Побалакали о том, о сём, Мишаня поделился планами – он намеревался за две недели, что были до начала следующей командировки, махнуть на байке на Селигер («Палатка, чувиха за спиной, костерок и пиво – красота!»). Всеслав слушал, кивал, что-то изредка отвечал-говорил, пока в подвальчике не случились тревожные изменения.

В тихую и спокойную доселе атмосферу ворвался шум: с улицы в подвальчик ссыпалась толпа молодых пацанов. Было их числом шесть, одеты они были незатейливо (джинсы плюс майка плюс кроссовки) и все как один побриты под ноль (то ли по причине наступающего и сулящего жару лета, то ли по иной, что, впрочем, вряд ли). Все шестеро уже имели алкогольную подогретость и орали в шесть же глоток в унисон лишь одно: «Рос-си-я! Рос-си-я!». Парочка у входа вжалась в скамьи до неразличимости. Бармен смотрел равнодушно, вероятно, будучи привычным к подобного рода компаниям. Глупое скандирование продолжалось и тогда Мишаня рявкнул из угла:

– Пацаны! Давайте потише.

Скандирование утихло и мутные глаза квасных патриотов начали шарить вокруг, изыскивая источник пресекающего вопля. Нашли почти сразу и вперед выступил, несколько покачиваясь, персонаж, по бритой макушке которого пролегал обширный шрам. Всеслав вздохнул. Кажется, мирно урегулировать ситуацию не получалось.

– Дяденька, ты чё, против России? – наглая ухмылка исказила личико увечного. В ответ Мишаня как ни в чём не бывало влил в себя остатки пива и даже не удостоил взглядом вопрошавшего. Тот, ища законной поддержки у стаи, обернулся. Стая растеклась по пространству подвальчика, задевая столы и лавки.

– Ребя, они не любят Россию! – выдал ожидаемое увечный. Одобрительный гул был ему ответом. Всеслав увидел, как из-за спин стаи метнулась к выходу субтильная парочка. Их даже не заметили. Увечный ткнул одного из своих корешей и сказал:

– Ну-ка, Знайка, сфоткай дяденек, запостим. Пусть люди знают, кто не любит Россию.

Знайка отставил на ближайший стол бутылку дешевого пива, нарыл из кармана мобилу и навёл на Всеслава и Мишку. Всеслав отвернулся, а Мишаня выставил вперед раскрытую пятерню, в которую и вонзился блиц.

– Э, ты рожу-то не прячь! – недовольно сказал Знайка, обогнув стол и подойдя совсем близко, и снова выставил телефон.

Вообще говоря, Мишаня был довольно простецки настроенным человеком. Если надо было работать, впрягался быстро и работал хорошо. Если отдыхал, то во всю ширь русского характера – с водкой, бабами и плясками до упаду. И тут, в небольшом подвальчике, он тоже остался верен себе.

Оставаясь сидеть, он резко выкинул снизу вверх ногу, попав точно по выставленным рукам Знайки. Мобильник стремительно взмыл к невысокому потолку, крепко воткнулся в него, брызнув в стороны крышкой и батареей, и вот так, по отдельности, шумно осел на полу. Больше оставаться на месте было невозможно и Всеслав с Мишаней скаканули из-за стола, сминая стаю. Всеслава ударили в бок, толкнули, звонко брякнуло стекло об пол. Он раздавал оплеухи направо и налево, получал и снова отдавал. Мишаня методично и со вкусом метелил остальных – Всеслав не видел, но ощущал это и даже слышал звуковое сопровождение, присущее Мишане:

– Следующий! Н-н-н-а-а! С-с-с-следующий!

Полиция прибыла на удивление быстро. Опять же по виду бармена было ясно, что тактика в подобных случаях отработана на твёрдую пятерку. Повязали всех и гуртом потащили в околоток. Околоток располагался на Никольской.

– Хорошо посидели, – констатировал Мишаня в отделении. Стая, набычившись и недобро сверкая протрезвевшими глазёнками, ютилась в «обезьяннике» на длинной скамье. Тихо скулил Знайка о разбитой мобиле, шмыгая расквашенным носом, и глухо и осторожно грозил «патлатому» быстрой и неотвратимой расплатой. Всеслава с Мишкой вместе со всеми не поместили, благоразумно оставив по другую сторону решётки.

Их потери были следующими: Мишаня разодрал пиджак (уехали по швам рукава), ссадина на скуле и нешуточный фингал под левым глазом. Всеслав разодрал джинсы (теперь сзади отлично были видны трусы), обрёл на голове шишку, разбил костяшки рук в кровь и ещё у него болел бок (кто-то засадил ногой, хорошо, что мимо печени). Не лучшим образом выглядели недоделанные «патриоты».

Составили протокол, грозили штрафом да через несколько часов, уже поздно вечером, отпустили восвояси – Всеслава с Мишаней предусмотрительно раньше «патриотов». На углу Театральной площади у Метрополя они поймали машину и были таковы.

Эпизод №3

Всеслав никогда не гнушался метро и иного городского транспорта. И если не ездил по делам на машине, доезжал до Шаболовской – оттуда до дома было пятнадцать минут пешком. Вообще-то от Тульской было ближе, но тот путь Всеславу не нравился. Поэтому, если он никуда не спешил, то спокойно шёл по Шаболовке – она ему нравилась, в отличие от Большой Тульской, что переходила в шумное и суетливое Варшавское шоссе. А так он неспешно проходил по Шаболовке, сворачивал на Серпуховский вал, шёл по скверу под каштанами и сворачивал направо, в четвёртый Рощинский проезд. Там до Второй Рощинской было рукой подать. И на ней-то он и жил, прямо посерёдке, в большом доме сталинской эпохи, имевшим исполинские, хоть и обветшавшие колонны и огромные арки, ведущие прямо сквозь дом от шестого Рощинского проезда во двор.

Именно этим маршрутом он и двигался в тот раз, держа путь из офиса отца, где уточнял Ольховскому, главному расчётчику, особенности нескольких труб. Он уже свернул на Вторую Рощинскую и шёл мимо девятиэтажного дома. На улице, как, впрочем, частенько случалось, никого не было. Он дошёл до середины дома, когда сверху услышал громкий треск. Машинально подняв голову, Всеслав увидел некие кубические формы, которые, медленно и зловеще вращаясь, летели прямо на него.

Его реакцию хвалили всегда – и в школе, и в спортивных секциях. Всеслав не осознал, но успел шарахнуться в сторону, прочь от дома, перемахнул через изгородь крошечного палисадника и увяз в кустах шиповника, когда на то место, где он только что был, с бутафорским грохотом обрушились четыре картонные коробки средних размеров. Всеслав успел понять, что это упаковки из-под кондиционеров, и что у них внутри кроме пенопластовых блоков ничего нет, когда неподалёку от них, шагах в пяти по тротуару, рухнул ящик, какие обычно держат любители цветов на балконах. Ящик очень натурально и громко треснул и выплеснул из себя на асфальт свежий чернозём, обвиняя незадачливого хозяина в хищении оного, привозимого по обыкновению в Москву весной для обновления газонов и прочих подобных территорий. Всё это заняло несколько секунд, и тогда только Всеслав поднял голову ещё раз.