Страница 3 из 4
Я сижу перед искусственным деревом, скрестив, по-турецки, ноги, смотрю на него и понимаю, что чудес не будет… я и не жду…
Тридцать первое декабря.
На улице падает снег, солнце вроде есть, а вроде и нет.
К вечеру, я решил пойти на улицу, уж и сам не знаю зачем. Вид у меня неважный: мешки под глазами (хоть раньше их и не бывало), растрёпанные волосы и щетина, которой любой актёр, играющий алкоголика, позавидует.
Небо стало тёмным, появлялись звёзды, луна, фонари и гирлянды светятся везде.
В центре города стоит огромная ёлка, освещённая разными лампочками и прожекторами, рядом бегает много детей, и все получают подарки.
На заснеженных улицах полно людей… влюблённые пары, семьи, компании друзей… все счастливы, все вместе… а я один… хожу средь них угрюмый. Должно быть, странно это выглядит со стороны: у всех радость, а тут какой-то хмырь ходит – грустит, только праздник омрачает да народ пугает непотребным своим видом. А я просто не понимаю, как можно быть такими счастливыми… почему всем весело, а мне нет, почему все вместе, а я один?
Я возвращаюсь в холодную квартиру, шторы стоят парусом от ветра, немного снега намело на пол у окна. Вот, теперь точно надо его прикрыть, а то ещё сугроб привалит – не разгребу.
Берусь за ручку, закрываю… пепельница вылетает в окно, и через несколько секунд слышится звон разбитого стекла (или же льда).
«На счастье», – думаю я и смотрю вниз. На асфальте блестят осколки стекла и льда. «Прям моё состояние», – про себя говорю я и задумываюсь, что сготовить на ужин.
Впрочем, выбирать не приходиться… «завтрак, обед и ужин холостяка» – пельмешки.
На часах одиннадцать вечера.
В моей квартире темно.
Телевизор включён, все там друг друга поздравляют, поют, пьют, веселятся… а я сижу на подоконнике у открытого настежь (или нараспашку) окна (снова, здравствуй! снова, как дела?).
Снаружи холодно, редкие снежинки попадают на меня, а я этого не чувствую.
С улицы слышится смех, слышатся радостные возгласы, а мне не смешно.
Снежинки крутятся в воздухе, напоминая небольшую метель… и видно в их мерцании что-то до боли знакомое, что-то печальное, что-то молчаливое, что-то… похожее на меня…
Я всё ещё сидел на подоконнике, когда из комнаты, где работал телевизор, зазвучали фанфары перед речью президента.
Решил, наконец, слезть и открыть шампанское, а то прям вообще не Новый год.
Пока открывал, уже и прозвучала речь, пробили куранты, спели гимн, на улице послышались звуки салюта, и небо осветилось различными цветами огней, вырисовывавших самые невероятные и красивые рисунки.
Спасибо тем людям, что не ленятся запускать его на Новый год! Это ж бесплатное шоу для почти всех жителей города…
Я стою с бокалом шампанского у открытого окна, откуда ветер задувает ко мне в дом снежинки, а я этого всё ещё не чувствую…
Говорят, как встретишь Новый год, так его и проведёшь… вот, ведь, как грустно всё выходит…
Я чувствую, как в носу начинает пощипывать, как перед слезами…
Тут, раздаётся звонок телефона – звонит мама, тот человек, которому я нужен, который про меня помнит, хоть нас и разделяет расстояние…
Отвечаю на звонок, мы поздравляем друг друга.
По телевизору показывают концерт, за окном фейерверки и снег и сотни радостных лиц… а мне грустно и тоскливо… встречать Новый год одному…
«И видеть Новый год»
На улице уже смеркалось, хотя на часах было только начало пятого. Впрочем, ничего удивительного – декабрь на дворе – предновогодняя пора.
В воздухе вихрем кружились снежинки. Лёд на лужах, будто груда алмазов, красиво поблёскивал. Под ногами отзывался хрустом снег.
Сквозь всю эту красоту, смешанную с холодом, Ирина шла по белому заснеженному асфальту. Вдоль дороги стояли мрачные «облысевшие» деревья, кора которых от темноты и холода казалась совсем чёрной. Сквозь их голые ветви, покрытые снегом, были видны разноцветные огоньки окон и гирлянд в домах. От этого даже казалось немного, что это такие яркие листья на снежных ветках. Однако это была такая простая, но такая искренняя человеческая радость приближающемуся празднику – Новому году.
Ирина шла за своей дочкой в детский сад. С тех пор, как день стал становится короче, она старалась забирать Надю пораньше, что всегда радовало малышку.
Наконец, показались знакомые белые стены. В окнах горел яркий свет, и видны были силуэты играющихся детей. Сколько Ирина ни забирала свою дочку, а всё пыталась найти её в окнах. И никак не получалось.
Зашла в знакомый вестибюль, в котором висело много детских разноцветных курточек и опёрлась на одну из стен перед дверью, за стеклом которой бегали и играли детки. Она знала, что Надя сейчас её заметит. Да! Такая родная и милая маленькая фигурка в розовой кофточке уже бежит к двери с возгласами:
– Мама! Мама пришла!
Воспитательница, улыбаясь, открыла дверь, ибо девочка всё ещё не могла дотянуться до ручки.
Ирина присела на корточки, и Надя устремилась в её родные и холодные, с улицы, объятия.
– Привет, Наденька! – нежно говорила мама. – Соскучилась?
– Да! – нараспев воскликнула девочка. – Пошли домой!
Она выскочила из объятий мамы и побежала к курточкам под умилённый смех и улыбки Ирины и воспитательницы.
– Мама, мама! – заговорила снова Наденька, когда мама помогала ей застегнуться. – А почему Серёжа всё время сидит на месте и ничего не делает?
С этими словами она указала на мальчика в синей кофте и серых штанишках, который, и в самом деле, в отличие от других детей в своей группе, сидел на тумбе и тупо смотрел в пол, что-то теребя у себя в руках.
– Понимаешь, Наденька, Серёжа слепой, – ответила мама.
Среди родителей все знали, что в группе есть слепой ребёнок. Его воспитывала бабушка, а где его мама – никто не понимал или не знал…
– А что это такое? – недоумённо спросила девочка.
– Это когда глазки ничего не видят.
– Как это?
– Ну, когда ты не можешь ни на что смотреть, потому что у тебя всегда черно перед глазами. Вот ты, когда спать ложишься – закрываешь глазки – не видишь ничего. У Серёжи то же самое. Только всегда.
– А что же он? Никогда нас не видит, что ли? – искренне удивлялась девочка, когда они с мамой уже вышли на улицу. – Не видит снега? Деревьев? Нашего садика?
– Да, он всего этого не видит. Поэтому его всегда и везде за ручку водят.
Они шли по заснеженным белым улицам, освещённым жёлтым светом фонарей, который дополнялся разноцветием гирлянд и огоньков.
Наденька грустным и задумчивым взглядом смотрела наверх и спросила:
– И даже этого всего не видит?
– Нет, не видит. Совсем ничего не видит…
Глаза девочки погрустнели ещё больше, а губки надулись, словно перед плачем. Она смотрела по сторонам, оглядывая зимний город сквозь неуёмный рой снежинок и свет многочисленных огоньков.
Мама провела её через небольшую площадь, на которой стояла высокая ёлка, украшенная большими блестящими шариками, гирляндами разных цветов, игрушками в виде оленей, пингвинов, медвежат и белых зайчиков. Под нижними лапами дерева стояли коробки с подарками, завёрнутые в яркую сверкающую глянцевую бумагу, которую обмотали красными шёлковыми лентами. На верхушке светилась золотыми узорами красная звезда.
Наденька смотрела вокруг – везде были люди, все они были счастливыми! Кто-то нёс подарочные мешки куда-то; кто-то сидел, общаясь с друзьями, то и дело попивая нечто дымящееся из пластиковых стаканов; кто-то просто подбегал к ёлке, чтобы сфотографироваться. Все люди ждали праздника, ждали Нового Года, и казалось, что все заботы и невзгоды настолько размыты…
– А что же это? – снова спросила Наденька, глядя снизу на маму. – Серёжа и Новый Год не увидит?
– Нет, не увидит, – ответила Ирина.
– А как же праздник? – не унималась девочка.
– Ему придётся, наверное, спать. Или просто послушает телевизор. Не знаю даже как он празднует…