Особенности национальной милиции

– Вечером на улице напали.

– Да ну! – искренне удивился Пешкодралов.

– Сколько их было? Во что одеты? Особые приметы есть?

Паспорт ты их запомнил?

– Что?

– Лица, говорю, лица их видел?

Зубоскалин с близнецами все больше наливались пролетарским цветом.

– Да что ты пристал к парню? – попытался замять тему Дирол. – При чем здесь сыпь?

– Сейчас и узнаем, – отрезал Кулапудов. – Так как насчет фейса?

– Не помню я.

– Хорошо, – сказал Вениамин, попытавшись изобразить на лице, что это совсем не хорошо. – Что дальше было, тоже не помнишь?

– Помню. Я встретил проститутку.

– Опаньки! – восхищенно воскликнул Венька, с размаху хлопнув ладонью о ладонь. – Ганга профурсетку снял!

Не ведал я, что ты у нас чушка. Дивишь ты народ, Федька, дивишь!

Ганга смущенно молчал. Тяжелый вздох обреченного человека вырвался из его груди.

– Вот где шавка зарыта, – продолжал восхищаться собственной прозорливостью Кулапудов. – Поймал ты, друг, сифилис, поверь моему опыту. Знаю, что говорю. – Он повесил руку на плечи друга и уже серьезнее добавил: – Сочувствую.

Решив, что на этом его миссия закончена, Венька сполз со стола, на котором сидел, и прошествовал к своему месту у входной двери.

Ганга молящими глазами посмотрел ему вслед.

– И что же теперь делать?

– Да уж не в медпункт идти. Там сразу все начальству доложат. А за это выговор или еще что похуже. Попал ты, Федя, попал.

Ганга обреченно склонил голову. Факт встречи с проституткой был налицо, это он помнил точно. Потом, правда, все расплылось, как в тумане. Вроде бы она его повела куда-то. Сказала, что там спасать удобнее, не поддувает. Дальше какой-то коридор с затхлым запахом.

Больше он не помнил. А проснулся Федор почему-то на улице. Кстати, как это почему? Не оставлять же ей клиента у себя на хате. Трудовая ночь-то еще была вся впереди.

– Не тоскуй и радуйся, что я у тебя есть, – снова подал голос Кулапудов. – Скажу тебе один рецептик, как рукой снимет.

– Уверен? – с надеждой спросил Федя.

– На себе пробовал. Бери ручку и конспектируй...

Ганга достал из нагрудного кармана ручку, открыл тетрадь по криминалистике на последней странице и приготовился писать. Несколько однокашников последовали его примеру. Польщенный всеобщим вниманием Венька принял эффектную позу, облокотившись о дверь, и приготовился говорить.

Дверь открылась наружу, и Кулапудов, не удержавшись на опорно-двигательном аппарате, оказался коленопреклоненным прямо перед взъерошенным Мочиловым, из-под форменной фуражки которого выглядывала мокрая челка, а отдельные смятые листы контрольных посыпались на пол из зажавшего их кулака.

Картина получилась трогательная. Капитан от столь глубокого к своей персоне почтения впал в умиление. На этом дальнейшая судьба Кулапудова Вениамина Арнольдовича на ближайшие пару недель была решена окончательно и бесповоротно.

При появлении преподавателя разрозненные части будущей российской милиции, а на данный момент учащиеся третьего курса, в мгновение ока дислоцировались на свои места и замерли в выжидательно-истуканской позе. Ганга умудрился стоять по стойке «смирно» с подогнутыми коленями, дабы скрыть за невысокой спиной Пешкодралова факт наличия на его лице подозрительной сыпи. Кулапудову тоже пришлось подсуетиться.

Коротко извинившись, он пробежал на свое место и вытянулся.

Мочилов приземлился на преподавательский стул прежде, чем посадить аудиторию. Ворох контрольных он положил прямо перед собой на стол и примял их ладонью, чтобы не загораживали класс.

– Я изучил ваши работы. – Капитан обвел курсантов пронизывающим взглядом, от которого словно по команде все отвели глаза.

Один Пешкодралов честно смотрел на Мочилова, поскольку он писал контрольную как всегда старательно. Иначе он бы не смог. Не догадался бы. – Феноменальные работы, мне очень понравились. Никогда еще я не читал ничего лучшего.

Немой вопрос застыл на лицах курсантов. Федор забыл маскироваться за спинами. Леха зарделся, польщенный похвалой.

Довольный произведенным эффектом Мочилов откинулся на спинку стула, сцепив руки на намечавшемся животике, сладко сощурив и без того небольшие глазки. Он еще им покажет, как подобные контрольные сдавать. Хорошо, что ему, а если какому другому преподавателю такое в руки попадет? Стыда ж не оберешься.

– Результаты отменные. Трудно было из этого, – Мочилов потряс над головой охапкой контрольных, осыпающихся, как листва по осени, – выбрать лучшее. Но я старался. Надеюсь, вы признаете мой выбор объективным. – Капитан бросил влюбленный взгляд на только что валявшегося в его ногах курсанта. – Командовать операцией по поимке дурковедов будет Кулапудов.

Венька обреченно обмяк на своем месте. Шпаной он командовал, братве, став постарше, указания раздавал, дома родителей строил. И тут опять. Ну когда же на пенсию?

– В помощники назначаю... – Мочилов внимательно обвел аудиторию взглядом. В отместку за контрольные можно было в помощники Пешкодралова поставить. Пусть мучатся под его мудрым руководством.

Но это же все дело заранее завалить. Глаза капитана наткнулись на огромную фигуру, изо всех сил старающуюся укомплектоваться за партой и спинами. Значит, укрывается от ответственности, – курсанта Гангу.

Не ожидавший столь почетного назначения, Ганга выпрямился во весь рост, удивленно открыв рот, и хлопнул увеличившимися раза в два глазами.

– Кстати, Ганга, купите «Окси-10». Должно помочь.

У курсанта Ганги голова раскалывалась от пережитых волнений.

Мало того, что Мочилов повысил уровень трудности занятий, вдохновленный «отличными» контрольными, так еще и рецептик Кулапудов продиктовал.

Врагу не пожелаешь. Где это он, Федор, раздобудет мочу ребенка до пяти лет? О чем Венька думал? И, главное, деваться ему некуда. Не в медпункт же идти с сифилисом. Правильно Кулапудов говорит, попал он, причем по уши.

После занятий, предварительно переодевшись в штатское, чтобы не позорить мундир, Ганга вышел на улицу с твердым намерением обнаружить лиц раннего детского возраста, желательно почему-то мальчиков. Чем естественные продукты жизнедеятельности мальчишеского организма отличаются от той же жидкости, выработанной внутренними органами девочек, Федор не знал, но решил действовать точно по рецепту.

Повезло практически сразу. Только Федя отошел от ворот школы, как увидел ребенка, сидящего на скамейке и сковыривающего с коленки засохшую болячку. Конопушки густо усеивали его нос, а соломенные волосы непослушно лезли в глаза. Солнце запуталось в них. Мальчик, увлекшись своим делом, старательно высунул кончик языка, прикусив его. Ганга залюбовался наивным детским личиком. Когда-то и сам таким был.

– Малый, тебе сколько лет? – как можно доброжелательнее, чтобы не задеть ранимую детскую психику, спросил Ганга.

– А тебе че за дело, мусор недоделанный. Иди в свою школу и строй там опера от души. А если возраст тебя мой интересует, так несовершеннолетний я пока, десять мне. Так что отчаливай свой баркас, здесь тебе ловить нечего.

И не успел Ганга опомниться, как светлое видение соскочило со скамейки, убежав в подъезд. Федор стоял как оплеванный, мучительно соображая, как это пацан догадался, что он в школе милиции учится.

На лбу, что ли, написано?

– Смотри, курсант вышел, – услышал он девичий полушепот за спиной. – Они здесь по утрам территорию убирают.

Я его давно заметила.

Девушки еще о чем-то пошептались и свернули за угол. Так, один вопрос сам собой отпал. Теперь второе: как найти ребенка? Да, кстати, лучше поменьше. Венька говорил до пяти лет, а этому аж десять.

Как они, пятилетние, выглядят? Если возраст в два раза меньше, значит, искать нужно ребенка где-то вполовину от этого. Ганга мысленно прикинул.

По колено.

Часа два курсант Федор Ганга шатался по центральным улицам города, присматриваясь ко всем мальчикам, более-менее подходящим по росту. Попадались почему-то дети либо выше, либо чуть ниже намеченного ориентира. Но основная проблема заключалась не в этом. Можно было выбрать и ниже колена, даже лучше. Но такие все сплошь попадались почему-то с родителями. Недоверчивые мамаши тревожными взглядами окидывали высокого черного парня, подходившего слишком близко к их детям и отмерявшего чего-то, чуть ли не тыча коленями в ребячьи затылки.