Страница 4 из 14
Я зажала кольцо в кулаке и выглянула из туалетной, окликнув Порфирьича:
– Посмотри, что здесь!
Порфирьич уловил волнение в моем голосе и с проворством, неожиданным при его возрасте, влетел в туалетную.
– Ну, что здесь у тебя?
– Вот, посмотри… – Я шагнула к тому месту стены, где увидела странную надпись.
Но там ничего не было.
Стена была чистой.
Я отступила в сторону, посмотрела правее, левее – никакой надписи не было.
– Порфирьич, но я только что видела здесь, на стене, надпись… честное слово, я не выдумываю…
– Какую надпись? – с живейшим интересом спросила Леокадия Львовна, которая, оказывается, тоже просочилась в туалетную и теперь в волнении смотрела на меня.
– Здесь, на стене, была надпись… чем-то красным…
– Кровью? – Глаза Леокадии вспыхнули.
– Да нет, по-моему, какой-то краской…
– Краской пахнет, – подтвердил Порфирьич, принюхавшись к стене. – Но где же надпись?
– Исчезла… – протянула я виновато.
– А что было написано?
– Что-то странное… широта дней… нет, не широта – долгота. Точно – долгота.
– Долгота дней?! – повторила за мной Леокадия Львовна. – Вы уверены?
– Да, точно – долгота дней… именно так… а что? Эта фраза вам что-нибудь говорит?
Но она вместо ответа спросила с жадным любопытством:
– А больше вы ничего не видели?
– Видела… – ляпнула я не подумав и тут же расстроилась – сейчас меня поднимут на смех. Говорит же мама – мне лучше лишний раз промолчать…
Но слово – не воробей. Леокадия Львовна приступила ко мне с тем же жадным любопытством:
– А что? Что вы видели? Или кого?
– Человека… мужчину со свечой…
– Это он, он! – выпалила Леокадия и схватила меня за руки. – Это император! Он часто появляется в этой части замка, правда, обычно по ночам. Или поздно вечером, когда стемнеет. Многие наши сотрудники его видели!
– Леокадия Львовна! – строго произнес появившийся в дверях замдиректора.
– Что – Леокадия Львовна? – огрызнулась хранительница. – Я уже… не будем уточнять, сколько лет Леокадия Львовна!
– Не нужно распускать эти недостоверные слухи! Девушка подумает, что у нас в музее рассадник мракобесия!
– Это не слухи! И никакое не мракобесие! У нас почти все его видели! И даже знают, что делать, когда встретишь призрак императора! Нужно подпрыгнуть на левой ноге и сказать: «Доброй ночи, ваше императорское величество!» И тогда он уйдет!
– Ну и ну! – замдиректора даже растерялся от такого напора.
А я представила Леокадию Львовну, прыгающую на левой ножке, и прыснула.
Порфирьич взглянул на меня заботливо и проговорил с видимым облегчением:
– Ну, слава богу, ты вроде отошла… поедем уж отсюда, я немного поснимал…
– Стойте! – опомнился замдиректора. – Куда же вы? Сейчас полиция приедет, я вызвал! Ведь все же у нас труп…
– Это у вас – труп, – тут же открестился Порфирьич, – а мы к вашему трупу не имеем отношения! Когда мы приехали, он уже был мертвый, причем давно, с ночи.
– Откуда вы знаете? – рассердился замдиректора.
– Ох, милый… – по-свойски ответил Порфирьич, – да я при моей работе за всю жизнь столько трупов перевидал – тебе и не представить… Так что мы уж лучше поедем, потому как полицию ждать – долгое дело. Они на труп никогда не торопятся, считают, что покойнику уже все равно, торопиться некуда…
Замдиректора все-таки взял у него визитку с номерами нашей газеты и остался ждать полицию в полном одиночестве, потому что Леокадия Львовна тоже под шумок испарилась.
Когда мы вышли из замка и прошли по мостику над зеленой зацветающей водой крепостного рва, я наконец обрела дар речи:
– Бурнус меня убьет. Первый раз поручил самой сделать репортаж – и я все провалила. Но кто мог думать, что случится такое!
– Да что ты! Наоборот, все гораздо интереснее! Подумаешь – открытие новой музейной инсталляции! Кому это интересно, кроме двух-трех старушек! А вот убийство в музее – это уже другое дело… это сенсация, и ты первая на месте происшествия!
– Ты думаешь?
– Я уверен! А если ты как следует это подашь, да проведешь настоящее журналистское расследование… ты прославишься, точно тебе говорю! Сделаешь себе имя!
Честно говоря, я никогда не мечтала о славе. Ближе всего мне слова Пушкина: «На свете счастья нет, но есть покой и воля…» Вот о чем я всегда мечтала – о покое и воле.
– Ну что, мы сейчас в редакцию? Надо же отчитаться…
– Да ты что? – Порфирьич взглянул на меня удивленно. – Ты не забыла, в каком ты виде? Я отвезу тебя домой, и ты приведешь свою голову в порядок! А я пока снимки отпечатаю…
– Не смотри! – Я стянула бандану и погляделась в зеркальце. Вид был до того ужасен, что и не подобрать слов. От банданы волосы еще больше слиплись и начали подсыхать. Кожу на голове стянуло.
Я представила, как появлюсь дома в таком вот виде, как проведу вечер в ванной, а мама будет суетиться вокруг и пытаться отмыть клей. Горячая вода его точно не возьмет, если только растворителем… но тогда волосы вообще могут вылезти, и я стану лысая… И мама будет меня утешать – ничего, мол, такая уж у тебя судьба, нужно смириться…
Нет, это выше моих сил! Есть только один выход – нужно срочно обратиться к профессионалам. И, как ни странно, один знакомый профессионал в этой области у меня был.
– Тогда не домой… тогда к Жанке…
– К кому? – переспросил Порфирьич.
– Не важно… просто отвези меня… – и я назвала ему адрес Жанкиного салона.
Пока ехали, я молчала, потому что пыталась позвонить Жанке. Ее телефон не отвечал, и это хорошо, стало быть, Жанка работает – стрижет клиентку или красит. Если не работает, она всегда ответит на звонок, даже ночью.
Жанка – моя близкая подруга. Близкая и единственная, других у меня нету. Причем близкая – это не значит, что мы проводим вместе много времени, ходим в сауну, на фитнес, болтаем в кафе и ездим в отпуск на море. На море мы вообще ездили только в детстве с мамой, а потом у меня обнаружилась аллергия на солнце, так что я провожу отпуск на даче. Или вообще его не беру.
В сауну я не хожу, потому что в тесной жаркой кабинке у меня начинается паника и сердце норовит выскочить из груди. Все остальное… тоже найдется какая-нибудь причина. Кроме того, Жанка много работает, ей некогда по кафе рассиживаться.
Знакомы мы с Жанкой с двенадцати лет, познакомились в детском лагере, куда в свое время меня отправила мама, чтобы я, по ее выражению, изжила свои комплексы в коллективе сверстников.
Что из этого вышло… Я сжала кулаки так сильно, что ногти больно врезались в ладонь. Нет, сейчас не время для воспоминаний. Особенно таких. И без того тошно.
– Приехали! – сквозь гул в ушах пробился голос Порфирьича. – Вон он, твой салон.
На мое счастье, Жанка была в салоне одна.
У них заведение и так небольшое – то ли два, то ли три мастера, не считая хозяйки, да и те приходят не каждый день, а только когда клиентка записана.
Поэтому Жанка, открыв мне дверь, проговорила:
– Ну, Ворона, повезло тебе, что ты меня застала! Я уже уходить хотела на перерыв! Домой надо сбегать, Кешка что-то приболел.
Кешка – это Жанкин младший брат, которого мать ее родила, когда Жанке было двадцать, так что Жанка испытывает к нему почти материнские чувства.
– А что это у тебя на голове? – удивилась Жанка. – Ты что – с рокерами связалась?
– Жанка, выручай! – и я сняла бандану.
– Ох, ни фига себе! – Жанна всплеснула руками. – Как это тебя угораздило?
– Не спрашивай! Просто скажи – можно с этим что-нибудь сделать, или прямо идти на Неву топиться?
– Учитывая твое место работы, не на Неву, а на Мойку. Но вообще – не волнуйся, я из тебя сделаю человека!
– Мне уже страшно…
– Не дрейфь, прорвемся! – Жанка, как обычно, была полна кипучего энтузиазма.
Она усадила меня в кресло, осмотрела со всех сторон.
– Да, ты теперь не просто Ворона, а Ворона после купания…