Испытание верностью

— так деточка в проходе стала. Уже и головка показалась. Ох, мучается и она, и мать. Там и Анатольевич, и кардиолог… бьются, бьются, а толку никакого. Обвитие. А у Лиды сердце забарахлило, настолько ослабла.

У Егора все похолодело внутри. Как знал, что не стоило уезжать. Ещё и телефон потерял. Пока ехал, чего только не надумал и не испытал. Гнал, как очумелый, пару раз, на обгоне едва не врезавшись во встречку. Только чудом остался жив.

Подошел к пальто и достал из кармана красную бархатную коробочку. Пока шел в родзал, держался за неё, как за напоминание, что всё будет хорошо. Может, и не время, но чувствовал, что это жизненно необходимо.

Вал, завидев его, пошел на встречу, но, поймав полный тревоги взгляд, отступил в сторону, не решившись приставать с расспросами. Потом. Главное – жив-здоров.  

Медсестра тихо открыла тяжелую дверь, пропуская его в просторное помещение. Сердце пропустило один удар, стоило увидеть Лиду. Она выглядела усталой, измученной. Виски и лоб покрыты капельками пота. Две капельницы протянули свои трубки к тонкой руке.

На его появление Лида повернула голову, и слабая улыбка коснулась припухших губ.

— Егор… — поднялась на руках, принимая более удобное положение.

— Девочка моя, что же ты так, м? Меня ждешь? — присел возле койки на корточки и взял протянутую руку в свои ладони. Поцеловал, заметив, как порозовело бледное лицо.

— Тебя.

— Это хорошо. А малявка как? Эй, вредина, — наклонился к животу и осторожно погладил, —  не подводи меня так. Папа приехал, слышишь?

Лида тихо рассмеялась, с любовью коснувшись волос Егора.

— А где Кузьменко? Ты почему одна? — офигел, осмотревшись по сторонам.

— Он только что вышел. Сейчас придет. Ждем, пока препарат начнет действовать.

Как только Егор переступил порог, Лида воспряла духом. Пока он держит её за руку – ничего не страшно. Теперь она сможет пройти это испытание с удвоенной силой.

— Я так переживала, — пожаловалась, вспомнив, как едва не потеряла сознание. — Ты не брал трубку. Я уже не знала, что и думать. Корила себя, что позвонила.

Егор крепче сжал её руку.

—  Дурочка, — поцеловал каждый пальчик, обхвативший его ладонь. — Правильно сделала, что позвонила. Я бы не простил, если бы ты родила без меня. Кстати, — оглянулся на дверь и полез в карман халата, — я жду обещанного ответа.

Лида не плакала, не жаловалась на боль, хотя он видел, как болезненный спазм пробегал по измученному лицу. Как оно искажалось от внутреннего  дискомфорта. Но ни один мускул не дрогнул на его лице, не показал, как ему страшно. Черт, да он никогда так не боялся. И вот эту гиблую, разрушающую мозг мысль «а вдруг» гнал как можно дальше. Если она увидит его тревогу, то и сама начнет нервничать, а это чревато последствиями.

— Так я ещё не родила. Какая разница, есть у меня кольцо на пальце или нет. Ты – мой, а я – твоя.

— Нихрена. Разница большая. Давай, Матвеева, скажи уже «да». Не мучай меня, — и, приоткрыл коробку с шикарным кольцом.    

Лида во все глаза уставилась на Егора, отмечая его возбужденное состояние, блестящие голубые глаза, застывшие в ожидании напряженные плечи.

— Не отстанешь?

— Не-а.

— Да!

— Да?..

— Да!!!!

— Дай я тебя поцелую.

И пока он целовал её искусанные губы, в палату вошел Кузьменко.

— Егор Андреевич, ну наконец-то. Полюбуйтесь, какие у вас непослушные девчата.

— Они не непослушные, они верные. Меня ждали, — улыбнулся Егор, незаметно надевая на безымянный палец Матвеевой кольцо с диамантом и не выпуская её руки, перешел к изголовью, освобождая место для кардиолога.

— Так это другое дело, — шутливым тоном протянул Кузьменко, но в отличие от голоса, лицо его выглядело серьёзным и сосредоточенным. Егору это не понравилось. — Ну, что, будем рожать? — посмотрел на Лиду и, дождавшись утвердительного кивка, поднял длинную медицинскую распашонку, оголяя живот. — А вы, Егор Андреевич, держите любимую за руку и на что не отпускайте…

В жизни каждого человека может наступить момент, когда всё, что было прожито до этого, теряет свой смысл. Обнуляется. Делится на «до» и «после». У кого-то – это смерть близкого, родного человека. У кого-то – рождение ребёнка.

Егор считал, что достиг того возраста, когда ничто уже не способно удивить, испугать, растрогать, но… всё когда-то бывает впервые.

Не смог бы тогда сказать, за чью жизнь переживал больше, кого боялся потерять сильнее, потому что счёт шел не на жизнь, а на смерть.

Никогда в своей жизни не молился богу. Не потому, что не веровал. Нет. Просто не приходилось. И в тот момент, когда едва мог удержать сжимавшие его руку пальцы – вспомнил чуть ли не всех святых.

Не считал рождение ребёнка чем-то пустяковым. Он так долго о нем мечтал, что сам напросился участвовать в партнерских родах. Но то, что увидел, что пережил вместе с Лидой, оставило неизгладимый след на всю жизнь. Мало услышать крик своего ребёнка, выстраданного и рожденного в колоссальных муках – нужно увидеть, чего это стоит.

Когда Кузьменко положил на грудь обессиленной Лиды покрытую первородной смазкой девочку, у Егора в горле резко стал ком. Стиснутый кулак свободной руки он прижал к дрожащим губам, а на глазах проступили слёзы. Внутри стало так горячо, так тёрпко, что захотелось кричать на весь мир от самого невероятного, непередаваемого в мире счастья.

Лида плакала и смеялась одновременно, касаясь кончиками пальцев мокрых волос малышки.

— Егор, смотри, какая она красивая.

А он только кивал головой, не в силах произнести хоть слово и мысленно благодарил бога за благополучный исход.

Кузьменко позвал перерезать пуповину и ему стоило невероятных усилий осуществить элементарные движения ножницами, настолько онемела правая рука, удерживающая Лиду. Что для него так и осталось загадкой, так это непонимание того, как у такой хрупкой девушки оказалось столько внутренней силы.

— Поздравляем вас с рождением дочери, — Ян Анатольевич протянул Егору руку, а второй снял маску и вытер ею вспотевший лоб. — Лидочка, ваша беременность ушатала меня в корень. Но скажу от чистого сердца – оно того стоило.

Девушка тихо рассмеялась, наблюдая, как акушерка пересчитывала пальчики на крошечных ручках и ножках. Как прочищали ей носик и ушки. Внутри всё жгло адским огнем, а на душе ощущалась невероятная легкость.

Когда ей снова передали долгожданный подарок, она облегченно выдохнула, освобождаясь от пережитого страха. Ева по-собственнически обхватила ручкой мамину грудь и с помощью акушерки присосалась к соску.

— Кого-то она мне напоминает, — усмехнулся Егор, стоило им ненадолго остаться наедине. Так и не смог  оторвать глаз от пухленьких щёчек.

— Не себя случайно? — поддела Лида, чувствуя, как сами собой начали закрываться веки. Вздрогнула, боясь уснуть и пропустить хотя бы минуту из жизни своей малютки.

— Однозначно, — на полном серьёзе произнес Егор, наблюдая, как дочка посасывала грудь.

Подключенные к Лиде приборы громогласно оглушали помещение, напоминая, что находятся здесь не просто так. Сердце сжималось от витающей в воздухе угрозы. Только успокаивающая речь кардиолога смогла прогнать с души притаившийся страх.

Потребовалось немало времени, прежде чем он смог отпустить ситуацию, с облегчением  переняв у акушерки спящую Еву. Лида тоже уснула, проиграв в неравном бою с усталостью.

— Доченька-а-а, — прошептал, наклоняясь к умиротворенному личику. Осторожно поцеловал кнопочный носик, боясь поцарапать нежную кожу небритым подбородком. — Я так долго тебя ждал. Вот мы и встретились.

Щемящее, волшебное, ни с чем не сравнимое чувство, накрыло с головой. Его не дано понять тем, кто ни разу не держал на руках собственного ребёнка. В горле засаднило от нахлынувшей нежности. Его дочь. Его частичка.

Пока вдыхал её чистых запах, не сводил глаз со спящей Лиды. Как же ему хотелось обнять её, сжать до хруста костей. Нельзя. Не сейчас. Пускай отдыхает и набирается сил. Позже он поведает ей, как боялся остаться один. Как боялся потерять её.