Чёрный меч

Наконец, мои метания закончились, следующий удар должен был неминуемо снести мне голову, я успел увидеть его перекошенную физиономию и своё отражение в чёрных глазах.

Но, успев попрощаться с жизнью, я внезапно получил отсрочку. Он прижал меня к дереву, а потом, вложившись в удар, загнал лезвие в ствол, глубоко, настолько, что даже в таком состоянии не смог выдернуть. Тут я слегка оживился и ударил его кулаком в живот, ожидая, что он согнётся пополам. Не вышло, удар был равносилен удару по тому самому дереву, он только сделал полшага назад, а потом снова бросился на меня.

Будучи вдвое легче, он сумел сбить меня с ног, а потом две тонкие ладони сомкнулись вокруг моего горла. Сжал словно стальными тисками. У меня начало темнеть в глазах, кислород в лёгких стремительно заканчивался, а сил оторвать руки от себя у меня не было. Я дотягивался до его лица, бил кулаком, пытался выдавить глаз, — ничего не помогало. Когда сознание начало отключаться. Я вспомнил о ноже в ножнах. Ухватился за рукоятку, вынул клинок и, развернув плашмя, загнал ему между рёбер. Это не мертвец, ему нужно сердце, чтобы прокачивать кровь.

Когда я уже перестал что-то видеть, хватка на горле вдруг ослабла. Женя вздрогнул, потом руки его окончательно разжались. Последним усилием я столкнул с себя его тело, казавшееся необычайно лёгким. Клинок ножа вышел из его тела, на нём было совсем немного крови, зато имелась какая-то чёрная труха, вроде раскрошенного поролона.

Я был жив. А мой друг мёртв, глупо, обидно, жалко. А исправить ничего нельзя. Он ведь просто не успел сказать, тогда мы связали бы его и позволили умереть. А теперь мёртв и Морд, умелый воин, но при этом наивный юноша, ещё не видевший жизни. А за каким-то чёртом я жив.

Минут десять я сидел, обняв мёртвое тело и плакал. Моих слёз никто не увидит, поэтому можно. Я привязался к парню, он не раз выручал меня, а я его. Он был единственным близким, почти родным человеком в этом проклятом мире. А теперь его нет. И можно сколько угодно списывать это на проклятие, но его убила моя рука. Именно моя, а оттого было ещё противнее. Не уберёг, старался, но не вышло.

В себя я пришёл минут через двадцать. Сел на месте, вытер слёзы и попытался подумать, что буду делать дальше. Думалось плохо. Я внезапно понял, что не хочу ничего. Не нужен мне этот меч, не нужны местные боги, которые всё это допустили… Стоп. Нужен меч. И боги нужны. Но я не буду просить их вернуть меня домой. Я просто их убью. Даже если это невыполнимо, остаток жизни я положу на то, чтобы расправиться с ними. Я не просил тащить нас сюда, а раз вытащили, то не обижайтесь. Меч меня ждёт, я приду за ним. А потом и за вами.

Стиснув зубы, я встал. Нужно прибрать тела. Была мысль похоронить их тут, под вековыми дубами, поставив над могилой крест, но потом решил поступить иначе. Могила — это хорошо, это по-христиански, да только я помню, что тут регулярно происходит с трупами, очень не хочется, чтобы покойный друг потом ходил в поисках пищи или даже скрёб гроб изнутри. Нет, только огонь, очищающее пламя, которое превратит человека в прах. Все мы из праха вышли и туда вернёмся.

Из оставшихся дров я соорудил настоящий алтарь. Уложил сверху оба тела, постаравшись их одеть подобающим образом, каждому в руки сунул оружие. Морд получил свой меч, а Жене отдал мачете. Сталь в огне испортится, даже, наверное, расплавится. Ну и плевать. Металлического хлама я найду ещё много, куда важнее достойно проводить друзей в последний путь.

Тут я вспомнил, что мёртвое тело в огне будет корёжить. Чтобы этого не допустить, нужно подрезать сухожилия. Резать их мне не хотелось, поэтому я просто добавил дров, выложив вокруг тел небольшой забор. Теперь, как бы они ни двигались, тело останется в центре костра. Попутно обложил тела несколькими крупными кусками угля, чтобы температура была повыше.

После этого я облил всю конструкцию керосином, добавил несколько бутылок крепкого алкоголя (в доме имелся винный погреб, экономить не было смысла), а потом поднёс факел.

— Покойтесь с миром, — сказал я негромко, слова мои потонули в хлопке пламени, что в один миг поглотило всю деревянную конструкцию.

Я отошёл назад, присел на качели, что висели между двумя деревьями, дотянулся до стоявшей тут бутылки коньяка и отхлебнул из горла приличную порцию. Жидкий огонь (а коньяк местный был куда крепче привычных сорока процентов) прокатился по пищеводу, желудок обожгло, а потом я немного расслабился.

Надо решить, что я буду делать дальше. Пойду вперёд, это даже не обсуждается. Попробую достать меч, если получится, украду, если не получится, найду на что выменять. А потом буду искать знающих людей, тех, кто поможет найти богов и разобраться с ними. В идеале, я хотел бы разрушить весь этот мир, сделать так, чтобы никто и никогда сюда не попал. Если получится.

Костёр разгорался всё сильнее, тела были не видны, просто сплошное пламя, а жар ощущался даже тут, на расстоянии десяти метров. Ну и хорошо, такой температуры хватит, чтобы от тел не осталось ничего, кроме пепла. Потом, когда костёр прогорит, я ещё раз помяну их и начну собираться.

Тут налетел очередной вихрь, костёр от притока воздуха вспыхнул сильнее, а на небо поползли тучи. Буря не давала мне забывать о том, где я нахожусь.

В тот вечер я закрылся в комнате и напился вдрызг, даже блевал потом, свесившись из окна. Хотелось забыться, но мысли продолжали лезть в голову. Проснулся утром с головной болью, на душе было всё так же погано. Оделся. Вышел во двор и осмотрел место погребального костра. Прогорело всё, от костра остался только серый пепел, не осталось и следов тел, сгорели даже кости, а оружие выглядело, как несколько капель расплавленного металла. Даже почва под ним выгорела, образовав вмятину. Вот и хорошо.

— Покойтесь с миром, ребята, — повторил я.

Я снова выпил коньяка за упокой душ погибших, а потом вылил спиртное на кучу пепла. Для Морда был стакан красного вина, которое он, вроде бы, любил, а для Жени капнул опийной настойки, бутылка которой так и осталась у меня в рюкзаке.

Теперь можно собираться. Поклажи прибавилось. Своё ружьё можно было оставить, вот только в оазисе, скорее всего, найдётся торговец, который заплатит за него приличную сумму. Придётся нести два. Ещё возьму саблю. Револьвер с двумя патронами сунул за ремень. Можно было сшить кобуру, но не стал заморачиваться. Два патрона — это два убитых врага, а значит, есть смысл носить оружие. Потом, когда патронов не станет, продам очередному барыге. Есть мнение, что на моём пути деньги будут хорошей подмогой. Был ещё арбалет, оставшийся от покойного фармацевта. И стрелы, семнадцать штук. Придётся тоже взять.

Оделся я в форму покойного полковника, которую довёл до ума. Здесь достаточно тепло, а если похолодает, я просто накину шинель, что в свёрнутом виде лежала в мешке. Сапоги я нашёл в другом доме, прочные, высокие, а на подошве подковы, что делает их износостойкими. На портянки пошли тряпки из гардероба. Ещё взял новое одеяло. Лучше бы два, да я и так уже нагружен, как мул. Даже с учётом возросшей силы (а я и сам уже стал это замечать), мешок весил полсотни килограммов, ходить с таким на большие расстояния было бы неудобно. Впрочем, еда имеет свойство заканчиваться. А несколько бутылок коньяка, что я взял с собой, выпью в ближайшие дни. Напиваться здесь опасно, но мне так будет легче.

Оглянувшись в последний раз на приютивший нас дом, я тяжело вздохнул и отправился дальше. Тут осталось ещё несколько необысканных домов, но мне на них было плевать. Оружие у меня есть, а остальное добуду в пути. Выйдя за пределы города, я осмотрелся. Вон там — болота, значит мне нужно идти в обратную сторону. Туда и пойду, пока не выйду на караванную тропу.

Идти пришлось недолго, километра три остались позади, когда я вышел на широкую дорогу. В моём мире сказали бы, что она на четыре полосы. Здесь автомобилей нет, значит, на четыре телеги. И вся уложена камнем, каменные плиты разной толщины, шлифованные и подогнанные одна к другой почти без зазоров. Я посмотрел направо, потом налево, выбирая, куда пойти. Да и стоит ли идти вообще, если я не знаю направления?