Страница 9 из 12
Бывший друг отступного монаха, собрав свои пожитки, уже не надеялся вернуться в свою келью. Я-то в чём виноват? Так, значит и на мне лежит кровь брата Мольдони? Всё, мне конец. Бруно не найдут, и все костры достанутся мне. Остаётся только уповать на милость Господа нашего. Он оглянулся на свою alma mater, и помолился про себя.
С такими мыслями он зашёл в тёмную кибитку, где его ждали Белармин со спутниками. Уже темнело, и это нагоняло ещё больше отчаяния. Пропадать в темноте страшно, а при свете дня обидно.
– Брат Николо, вы готовы искупить свою вину перед Господом, церковью и братством, вас воспитавшем, – начал Белармин
– Ваше преподобие, я готов на всё, лишь бы искупить свою вину, и вину своего брата. Что я должен делать?
– Познакомься. Рядом с тобой сидит монах Паолино. Вместе с ним вы отправитесь в путь в монастырь Святого Бернара с моим письмом. Двинетесь немедля и инкогнито. Вот инструкция вашего задания. Прочтёте в пути. Сейчас подъедет другая кибитка, и вы пересядете в неё. Докажите всем, что вы действительно заслужили прощения.
И воздев глаза долу, он сложил руки и проговорил:
– Аминь
– Аминь, – повторили его спутники.
Закрыв потайную дверь за беглецом, Марино открыл входную. За ней на пороге стояла миленькая цветочница, каких много по Риму торгуют свежими розами, лилиями и душистым фенхелем, возбуждающим афродизиаком. Бруно засмотрелся в скважину – что будет дальше?
– Здравствуйте, синьор Марино, я пришла как вы меня звали с букетом цветов
– О, милая Катарина, я вас приветствую, проходите. Сегодня мы будем писать натуру. Вы готовы к этому синьорина? Вы одеты, как я вас просил?
– Я? – и девушка смущённо потупила взор…
Боже, – подумал Бруно, как она прекрасна! Неужто само божество Дианы сошло к нам преподать урок красоты? Бруно услышал, как Марино, провожая её в залу процитировал чьи-то стихи:
Диана, муза, жизнь моя!
Как зверь я, загнанный дотоле,
Признать ли истиной тебя,
И потерять навеки волю,
Добычей став своих же псов,
Конца не знающих познанья?
Кто к встрече с божеством готов –
В себе жди разочарованья!
В замочную скважину было видно, что дверь в залу осталась открытой, и сквозь дверной проём он увидел, как с женской фигуры упала накидка, и осталась лежать вокруг её ног. Она стала совершенно нагой. Он зажмурил глаза.
Почуяв движение за потайной дверью доберман хозяина поднял лай прямо в замочную скважину. Бруно в страхе отпрянул. Уж не участь ли Актеона постигла его?
– Кастор, Кастор, прекрати, лежать! – скомандовал хозяин, и пёс, улёгся на своё место.
А Бруно стал удаляться по узкому коридору с горящим факелом в руках. То там, то здесь стали появляться по бокам проёмы с решётками в стенах. Но в одном месте коридор разделился. Куда идти? Не оставаться же здесь, в подземельях Рима навсегда? И он выбрал один из путей. Звуки, ласкающие слух, доносились всё чётче. Что это? Приближаясь к источнику, он понял, что находится под каким-то храмом, и сюда доносилась пасхальная песнь. О! Нет! Не сюда. Куда же ты меня опять завело, провидение? И он бросился назад. Должен же быть свет в конце этого тоннеля. Он бежал с факелом наперевес. Мелькала кладка древних времён, какие-то ниши, решётки… И вот, наконец, перекрестье. Теперь туда. Он снова побежал. Воздух был спёртым. Но вот послышались голоса… нет – какое-то гоготанье. Впереди показался просвет. Он завален был какими-то корзинами и хламом. Бруно составило труда всё это разгрести, и выбраться наружу. Это оказались какие-то задворки на которых паслись гуси. Завидя незнакомца, они загоготали во все свои длинные горла, как будто вновь спасая Рим. Быстрее, быстрее отсюда.
Глава 7. Пути Господни
Снежинки были огромными. За окнами монастыря они выплясывали причудливые пляски – то вправо, то влево, то разлетаясь в разные стороны, и кажется, что это они придумали прекрасный Вальс Святого Бернара. В высокогорье Альп снег – обычное дело в любое время года. Порой, он заваливал всё, оставляя только острые гребни скал, на которых не мог удержаться. Но и после его нашествия жизнь на перевале не останавливалась. Монахи гребли снег двора лопатами, надевали снегоступы, и протаптывали новые тропы поверх старых. Жизнь обители продолжалась.
Монах Бертольд вышел на улицу, и подставил ладони снегу:
– Чудны дела твои, Господи! Век живи, и век удивляйся красоте и миру первозданному. Разве можно помышлять о чём-то ещё, как о труде во имя Твое?
Бертольд посмотрел, как на ладонях тают снежинки, превращаясь в капли воды:
– Снежинки – есть люди заблудшие во грехе, но стоит только им прикоснуться к тёплым ладоням исповеди, или молитвы, как грех их растворяется, и становятся они кристально чистыми, в первозданной своей красоте.
Тут к нему подбежал, виляя хвостом, огромный пёс бело-коричневого окраса. Несмотря на размеры всем своим видом он показывал абсолютное христианское добродушие повадок и характера. Монах потрепал его за ухом, и дал приготовленное лакомство со словами: готовься, на перевале выпал снег. Он вернулся обратно в притвор. Братия уже собиралась на молитву. Воздев руки к небу, они молились во спасение этого мира, заблудших душ, и тех, кого занесло снегом на их перевале.
«На спасение», картина Джона Эмса
Горный перевал в Альпах – дорога странников, паломников, разбойников, контрабандистов. Не многие решались пересекать её даже в лучшее время. Эта дорога соединяла Италию с остальной Европой. «Людям нужны два уха, чтобы слушать, рот, чтобы говорить, и немного надежды», – говорил монах отец Федерик приходящим сюда на ночлег. И такой надеждой для всех был этот спасительный маяк посреди снежных альпийских гор, приютившийся между скал у озера. Двери обители распахнуты круглый год – так повелел основатель её Бернар из Ментоны, поселившийся здесь в 962 году. Родовитый учёный, аристократ, он бежал в уединённое монашество от мира, погрязшего в распутстве, чтобы спасать людей. Вскоре вместе с ним поселились монахи-августинцы. Нищенствующий орден сделал спасение людей воистину своим делом. Здесь же вместе с августинцами и поселились большие добродушные псы, которых так и назвали – Сенбернары. Прожив долгое время в обители, они так же приучились спасать людей из-под снежных лавин.
Говорят, что теперь, когда к помощи собак люди вовсе перестали прибегать, время жизни их сократилось. Такая вот генетическая тоска. В силу своего несовершенства мы не видим большей части происходящего в этом мире. А невидимая от нас часть, находящаяся в сфере духовного, ментального круга – она более широка, нежели части видимого нам материального мира. Большая часть истории человечества произошла в его духовном мире, ибо всё случившееся материально имело идейные, духовные предпосылки. Во всём и везде – в начале был ЛОГОС, притяжение ли частиц или звёздных систем, свершение ли войн или революций, обжигание ли горшка, или ковка меча – непобедимые, неизмеримые силы толкают в небытие прежнее состояние материи, и воздвигают новое её духовное свойство.
Предназначение человека – состояние великое и уникальное. Дело жизни, увлечение профессией, сопряжённые с ощущением полезности своего дела для других, пробуждают в человеке неведомые силы, сверхспособности. Вот откуда появляется сверхчеловек. Увлечённость собственным трудом, удовлетворённость его результатами – доказано учёными – продлевает жизнь человека.
Теряя собственное назначение человек угасает, чего уж там говорить о собаке, мозг которой менее пластичен. И не важно – иллюзией ли оно было или нет – при утрате его теряется и смысл существования. Особенно губительно для человека то время, когда его слишком часто заставляют менять профессии, взгляды, убеждения, ценности. Успешность заставляет человека быть скользким, маневренным, беспринципным, эгоистичным. Но и удовлетворения от нечестности своего труда он не получит.