Холодно не будет

— Иди сюда, — протянул руки и сам подошел, потому что больше не мог держаться на расстоянии. — И знаешь что, — Ладони скользнули под плед, большие пальцы пробежали над резинкой пижамных штанов, вызывая дрожь, — нормально мы начали. Я бы даже повторил.

— Ну, у тебя еще будет возможность вынести елку, — Аня хихикнула и большим пальцем указала за спину, на все еще украшенное дерево, которое стоило разобрать неделю назад.

— Без проблем, — согласился. — Замерзла? — оглядел причудливый флисовый кокон.

— Нет, прячусь, — призналась. — Я же в пижаме.

— Ты собиралась так ко мне идти, — изумленно поднял брови Здоровяк.

— Собиралась, — еще одна правда. — Но тогда я об этом не думала, мне нужно было срочно тебе сказать, что ты мне нравишься и что я готова попробовать, но только если эта сцена ревности будет первой и последней.

— Повтори, — потребовал Здоровяк, прижимая девушку ближе. Он наклонился, выцепляя ее блуждающий взгляд и сосредотачивая его на себе.

— Что, все? — удивилась, ойкнув.

— Можно только признание, — подсказал, вжимая ее в себя.

— Ты мне нравишься, — ладошки скользнули вверх по плечам, Аня томно вздохнула, несильно сжав мышцы через плотный свитер, и сомкнула пальцы в замок на его затылке, — очень нравишься, — признаваться было приятно, но еще больше Левкоевой нравилось наблюдать за реакцией Здоровяка, его одновременными растерянностью и радостью, такой всеобъемлющей, что отголоски трепета передавались и ей. — Саша-а-а, целуй меня уже, — протянула, потому что больше не могла ждать.

Здоровяк уже не задавал вопросов: впился в желанные губы жадно и горячо. Смешал их дыхание, обнял крепко-крепко, чтобы больше не упустить, и вобрал в легкие запах чая и мандаринов, которые теперь ассоциировались только с Аней. От буйства ощущений закружилась голова. Левкоева подавалась навстречу, отвечала пылко на требовательные, алчные поцелуи, что уносили ее из реальности подобно стихийному бедствию. Она задыхалась — тело бросало в жар, тогда как внутри закручивалась спираль, медленно разливая возбуждение по венам.

— Анютка, маленькая моя, — на мгновение оторвался от ее губ, чтобы снова обрушить на них сумасшедшие поцелуи. Саша скинул на пол плед и, подхватив девушку, понес к разобранному дивану, сдвинув хаотично разбросанные подушки.

Не оставалось места для слов — действия говорили лучше. Ласковые прикосновения, осторожные, невесомые, но каждое из них отзывалось в душе Ани, каждого с трепетом ждал Саша. Острое тепло разрасталось в груди, когда Здоровяк смотрел на нее с нескрываемым восхищением, будто она была совершенным идеалом, будто была самое желаемой женщиной на планете.

Аня обвила широкие плечи руками, огладила, нырнула ладонями к животу, провела по ребрам и, подняв низ свитера, коснулась спины. Одежда мешала, и оба торопливо от нее избавлялись. Саша, уложив девушку на матрас, выпрямился, разглядывая ее бесстыдно, не мог насмотреться, впитывал образ: нежной, хрупкой, немного рассеянной от блуждающего возбуждения. Здоровяк был готов зацеловать ее всю, поэтому, стянув пижамные штаны с девушки, коснулся губами голени, повел выше, прикусил колено и прочертил дорожку из мелких поцелуев по бедру.

— Са-а-аша-а-а, — вздрагивала от щекотки и дрожи, но не переставала улыбаться.

— Хочу тебя всю, — рыкнул, пресекая попытки Ани притянуть мужчину к себе. И она поняла, что нужно просто отдать бразды правления в руки Саши, позволить ему дарить наслаждение, позволить ему все. Она запрокинула голову и застонала, когда язык скользнул по ложбинке меж грудей, и подставила шею для поцелуев. Здоровяк осторожно прикусил кожу, путая и без того затуманенные мысли.

Аня обхватила его ногами, лишая возможности отстраниться, не давая разрушаться магнитному полю, образовавшемуся вокруг их тел. Он растягивал минуты, смаковал мгновения, но все они летели, словно короткий миг, доли секунды, что в груди отзывались с каждым стуком сердца. Ему было мало! Мало Ани, он надеялся пришить ее к себе, особенно теперь, когда она перестала смущаться и скрываться, когда стала его.

Лишив себя последней преграды в виде белья, Саша снова оставил запутанный след поцелуев на ее теле. Теперь Аня отзывалась на каждое, впивалась в его плечи и поглаживала ежик волос на затылке.

Кожа к коже. Глаза в глаза.

Они идеально совпали, подошли друг другу, тесно сплелись, разделив одно чувство на двоих. Каждым движением подтверждали признания, каждым толчком приближали себя к безумию. Саша видел, как страсть поглотила Аню, как приоткрылись ее губы в немом крике, как она жадно втянула воздух, как мелко затряслась в сладкой агонии, к которой ему захотелось присоединиться.

Он медленно, но ритмично двигался, выбивал из Аниной груди признания, порывисто рычал «Моя», перемежая кроткие ласки с властными толчками. Аня краснела от смущения и жара, выгибалась навстречу, выкрикивая имя Здоровяка и утягивая за собой в бездну, где были только они вдвоем и бескрайний океан удовольствия.

Они долго приходили в себя, молчали, тяжело дышали, прижавшись друг к другу, потому что иначе было никак: дальше только вместе, пусть еще многое предстоит обсудить и преодолеть, но важные шаги уже сделаны. В этой квартире начался их новый путь, без сомнения, долгий и, бесспорно, счастливый.

— Откроешь окно? — попросила Аня, перекатываясь с крепкого плеча, и перевернулась на живот. От духоты в комнате неприятно кружилась голова, Левкоева повела носом, ища хотя бы каплю свежего воздуха, но было тщетно.

— Могу, — Саша поднялся, оставив поцелуй на ее плече. — А холодно не будет? — спросил, хмурясь. С болезнями у Здоровяка разговор был короткий, да и не желал он, чтобы Аня болела.

— Не будет. С тобой всегда тепло.