Обещание

– Ну и долго ты будешь топтаться у меня на пороге сосед? Ты либо заходи, либо иди домой. – донёсса из за двери голос тёти Зои. Миша чуть не захлебнувшись, с ноги открыл дверь, чуть не сняв её с петель. Она сидела за столом и что то вязала.

– Тётя Зоя. – на негнущихся ногах Миша подошёл к соседке, и упав на колени, разревелса в голос. – Тётя Зоя, простите, я виноват, очень сильно виноват, я....я....я..... Софи дурочка, ну зачем ты так.

– Миша, малыш, ты виноват, и вправду, но не в том о чём думаешь. Ты виноват лиш в том, что любиш мою внучку. – Зоя начала гладить парня по голове, с какой то материнской нежностью. – Ну не переживай. И это всё пройдёт. Счтастливые вы, да несчастные.

– Тётя Зоя, у вас раньше такой сад красивый был, прям глаз радовало. А теперь,всё серое, даже розы как то чахло растут.

– А как ты хотел? Софи ведь всю душу вкладывала в этот сад. Это и была её душа. И цвела она только для тебя одного. Положи к её ногам все сокровища мира, она их и незаметит, мимо пройдёт. Так как, самое большое сокровище находиться здесь. – и тетя Зоя тыкнула в Мишыну грудь, туда где сердце. – Ты, и только ты имеешь для неё ценность. Твоя жизнь для неё бесценна. Не удивлюсь, если она будет готова заплатить куда более страшную цену, чем сейчас. Хотя куда уж страшнее. Но всё может быть.

– А бывает страшнее?

– Да Миша, бывает.

– И что же?

– Ну ладно, обьясню. Ещё до рождения, пока человек находиться в утробе матери, у него есть уже душа. Но она пренадлежит богам. Но как только он рождаеться, и ему дают имя, он принадлежит уже этому миру. Без имени, душа человека всегда пренадлежит богам. Можно сказать, что имя это своего рода клеймо или татуировка для души. Уж таковы правила. Но если человек по каким либо причинам забывает своё имя, его душа и жизнь снова пренадлежит бога, и вернуть имя довольно сложно. И если так случиться, что Софи придётся отказаться от имени, она это сделает. Уж я то её знаю. Всегда была упрямой.

– Тётя Зоя, как же мне вернуть её домой? Как мне забрать Софи у Велеса? – обречённо спросил Миша.

– А вот этого я не знаю. Я бы рада помочь, да только с богами всё гораздо сложнее. НО, одно могу сказать точно малыш, что ты и только ты сможешь её вернуть, конечно можешь и стаю подключить. Но это уже твоё решение. – Зоя смотрела на парня растеряными глазами. – Хотя мне кажеться, что просить не придёться. Думаю, что завтра они все и так сами собируться, как узнают, что ты домой вернулся.

– Но что то же можно сделать? Прямо сейчас!

– Прямо сейчас иди домой. Хороший ужин, крепкий сон, вот что тебе сейчас нужно. А там, поживём увидем. Жизнь всегда всё расставляет на свои места. – Зоя погладила парня по голове. – И знаешь что? Ведь наша Софи, может раз в году, вернуться к людям. На сутки правда. Но всё же может. В День Ивана Купалы.

– Наверное вы правы. И правда пойду. – Миша поднял галаза на соседку, в них плескалось отчаяние и надежда.

– Иди, ведь отец твой тоже тебя заждался. А насчт Ивана Купалы, в этом году это выпадает на двадцать седьмое июня. Думаю ты сможешь что нибудь придумать. Твоя голова всегда работала нестандартно. Ну да ладно, ступай.

– Спасибо, Тётя Зоя.

– Знаешь Миша, Софи всегда нравилось как ты играешь на гитаре. Достань её, почисть, настрой, да сыграй. У вас ведь души на одной волне всегда были.

И Миша поплёлся домой. Есть не хотелось, как и пить. Он на силу осилил пол тарелки, принял душь и пошёл спать. Как же сейчас хотелось, чтобы это был просто сон. Хотелось, чтобы этот кошмар закончил.

Ведь когда он уходил в армию, он надеялся, что уже следующей весной они с Софи поженяться. А теперь, придёться ждать два с половиной года. И как быть, как перенести эту разлуку. Как не сойти с ума от этой боли и бессилия. От отчаяния щемило в груди. Хотелось выть, как раненый зверь, и рвать на себе кожу.

Почемуто сейчас он вспомнил про мать. Они с отцом слишком поздно узнали, что она умирает от лейкемии. И сделать ничего уже нельзя. Даже Софи с тётей Зоей оказались бессильны. Единственное что они могли, так это облегчить боль матери, что бы она не мучалась. Когдаже она приставилась, отец волком выл от горя, прижимая её бездыханное тело к себе. А Миша, не проронил ни слизинки. И не потому что не любил мать, просто Софи всё забрала, всё до последней капли забрала.

Он хорошо помнил, это ощущение. Маленькие, тёплые ладошки, опустились сначало ему на плечи, потом спустившись на грудь, обняли его. А потом Софи затрясло, как от сильного мороза, а потом она заревела в голос. Всё выплакала, ничего не оставила. Плакала, как будто не Мишина мама умерла, а её собственная.

Хотя ласки и любви родной матери, она никогда и не знала. Та умерла сразу после родов, насколько знал Миша. Отец же, просто однажды не вернулся домой. Просто пропал без вести, когда Софи было пять лет от роду. С тех пор его так и не нашли. Вот и получилось, что София осталась одна, с бабушкой.

Его мама привязалась к Софи. Учила её шить, вышивать, да вязать. Иногда Мише, да и его отцу, казалось, что видет мать в Софи толи дочь, толи невестку будущую. Да и с тётей Зоей они всегда были дружны почему то. Такие разные, в прямом смысле противоположности, а притянулись. Но это не имело никакого значения уже. Ведь мать мертва. А он? Что он? Он Мишка, вырвет свою Софи из рук Велеса. Вернёт её к людям. И она станет его женой. Чего бы ему это не стоило. Даже если придёться собственную жизнь отдать, лишь бы снова увидеть Софию. Хотя бы один раз. Чтобы заглянуть в эти зелёные омуты глаз, чтобы снова спрятать руки в волосы, чтобы хоть разок обнять, и услышать как она дышит, как смеёться, увидеть как она улыбаеться, почувствовать на своих плечах эти маленькие тёплые ладошки, и растверившись в этом счастье, умереть. Миша засыпал с мыслями о Софи.

На утро он хотел обзвонить друзей. Но это и не требовалось. Как и предсказала тётя Зоя, все собрались сами, услышав новость, что он вернулся. И были просто рады, что он дома. Где – то через час, после того как все собрались, тётя Зоя принесла гору пирожков. К тому моменту, Миша успел обрисовать друзьям всю соль проблемы.

– Господи. – выдал наконец Рома. – Я конечно знал, что наша Софи железобетонная и святая, но не настолько же.

– Ты не один виноват. Мы все виноваты, что не доглядели за нашей Софи. – выдал Антон, а потом добавил. – Миша, у меня ведь весной сын родился, мы с Аней его Мишей назвали. А по осени он заболел, врачи не могли поставить диагноз, и лишь разводили руками. А Софи как узнала пронаше горе, сама пришла. Выходила за неделю. Как о родном сыне заботилась, ночами не спала. Что уж она там сделала не знаю. Но мой долг перед ней огромен. И что только я ей не предлогал, от всего отказалась. Хочу хоть малую часть ей вернуть.

– Софи. – Миша, щурясь улыбался, настраивая гитару, и дожовывая пирожок. – Всегда всем помогала, а для себя никогда и ничего не просила.

– Так что делоть то будем? – возбудился Рома. – Нельзя же её там оставить! А если она имя забудет?! Нельзя всё на самотёк оставлять, надо что то сделать.

– А я что по твоему делаю. – огрызнулся Миша другу.

– Фигнёй страдаешь. – продолжал поднимать гребень Рома. – Софи ведь пропадёт одна там. Ведь она часть нашей стаи, часть наших душь. Первая среди девчёнок. Ты ведь сам, по собственной воле её первую пометил. И ведь это не просто так. Мы ведь все тогда детьми были. А она самой младшей.

– Да знаю я. – не выдержа Миша, и одна из струн на гитаре лопнула. – Я ведь хотел на ней жениться следующей весной. Думал, как всё зацветёт, свадьба у нас будет, по всем правилам и законам. А оно вон как вышло. – голос у парня дрожал, а горло душили слёзы. – Мы ещё маленькие были, мама ей как то платье белое сшила, ну прям вылетая невеста, плечи открытые, подол почти до земли, и много маленьких, белых цветов. Я ей ещё венок из цветов тогда сделал, и подумал что в таком, именно в таком платье она будет замуж выходить. Тётя Зоя, вы согласны? – спросил Миша, а в соседней комноте, что то громыхнуло.