Страница 9 из 11
Джон работал на отца много лет, но с увеличением числа выступлений работа на стройке начала его утомлять. В поисках бо́льшего заработка и графика, позволявшего бы хорошенько высыпаться, он принялся обходить местные магазинчики в поисках стабильной работы с посменным графиком. Как ни странно, но его наняли помощником в известное элитное ателье под названием George Osbourne & Son. Джон хоть и не славился отменным чувством стиля, однако начал замечать на музыкантах броскую одежду, формировавшую их потрясающие сценические образы, – культурное влияние отвязного Лондона, наконец проникшего в центральные графства.
«На смену пестрым костюмам и галстукам пришла яркая одежда и более экстравагантные образы, – рассказывал Мик Бонэм. – Кричащая одежда, соответствующая их громкой музыке… Rolling Stones и The Who теперь распевали иную музыку, положившую начало совершенно другой игре. Впервые увидев по телевизору барабанщика The Who – молодого Кита Муна, Джон настолько был впечатлен его образом, что начал экспериментировать с модой».
Мун уже тогда превратил ритмичную партию «бит-группы» в шоу одного актера – как благодаря своим диким энергичным соло, так и выходкам за кулисами, снискавшим ему дурную славу в музыкальных кругах. Однако его дизайнерские причуды вскоре переплюнул Джинджер Бейкер из Graham Bond Organisation, лишивший Муна звания лучшего рок-ударника. В свои двадцать шесть Бейкер уже заработал репутацию самого безбашенного барабанщика и самого неутомимого экспериментатора, когда дело касалось живых выступлений. Благодаря редкому сочетанию тотального технического контроля и впечатляющих сценических шоу Бейкера никогда не удавалось затмить товарищам по группе – Бонду и басисту Джеку Брюсу. «Вот кем я хочу быть, – объяснял он, – равноправным членом команды, а не кем-то, кто просто отбивает ритм впереди стоящим музыкантам». Впечатленный личностью Муна и мастерством Бейкера, Джон твердо вознамерился следующим примерить их звание.
Вскоре после просмотра первых телешоу The Who Джон начал экспериментировать с модными стилями, дополнявшими его сценический образ. К удивлению друзей и родных, эти эксперименты с одеждой не ограничивались сценой: занимаясь повседневными делами, Бонэм часто мотался по городу в настолько экстравагантной одежде, какую только могла позволить его новая должность у портных George Osbourne & Son. Джон принялся совершенствовать свой гардероб так же, как когда-то барабанную установку. В рамках одного из первых экспериментов Бонэм покрасил ношеную белую куртку молочника в ярко-желтый цвет, а накладные карманы – в кроваво-красный. На этом модные жертвы не закончились: Джоан Бонэм сшила сыну длинный сюртук из темно-зеленого материала и украсила цветами лайма – дизайнером выступил сам Джон. Но гвоздем программы, по выражению Мика, стала замшевая куртка в стиле Levi’s с черным кожаным воротником, которую брат выкрасил в зеленый цвет. «Он в ней частенько ходил, народ никогда прежде не видел ничего подобного, – вспоминал позже Мик. – Все пялились, но брату было плевать… Восемнадцатилетний парень в лиловой куртке молочника или ярко-зеленом сюртуке из материала для штор вызывал на улице настоящий переполох».
Нуждаясь в деньгах больше, чем в повседневной одежде, Джон как-то предложил Мику купить у него куртку за пять фунтов. Однако вскоре после сделки покупатель крайне удивился, наткнувшись на вечеринке на барабанщика Бива Бивэна в точно такой же оранжевой замшевой куртке. Мик быстро смекнул, что старший брат свистнул куртку и перепродал ее приятелю в обмен на возможность заменить его в группе Move.
На работе в George Osbourne & Son Джон приглушал свою вычурность, выбирая вместо этого более подходящий (хотя не менее элегантный) костюм и галстук, которые теперь он мог себе позволить благодаря скидке работникам ателье. Как позже вспоминал Мик: «Он хорошо устроился и благодаря своей должности мог носить современные элегантные костюмы, которые так любил… Он часами проверял перед зеркалом, правильно ли завязан виндзорский узел, а стрелки на брюках могли вполне разрезать бумагу. Застегнув запонки, он отправлялся на работу на автобусе».
Если же выдавался свободный от выступлений вечер, что случалось нечасто, Джон ехал в центр и предлагал различным группам свои услуги барабанщика по найму. Поскольку на улицах, где располагались концертные площадки Мамаши Рейган, постоянно стояли фургоны артистов, груженные оборудованием, Джону удавалось договориться и выйти на сцену. Как-то в один из таких вечеров он оказался с Эдди Коноли в Киддерминстере, где познакомился с симпатичной миниатюрной блондинкой – Патрицией «Пэт» Филлипс. Как и ребята, Пэт отдыхала в городе с сестрой Берил, в клубе Old Hill Plaza. Девушки частенько здесь встречались с кузинами, Шейлой и Маргарет.
С того момента, как Джон пригласил девушку на танец, больше они не расставались. Мик позже вспоминал: «Он встретил Пэт в шестнадцать, и его любовь к ней нисколько не уменьшилась за годы, проведенные вместе… Она всегда была рядом».
А несколько месяцев спустя выяснилось, что Пэт беременна. Несмотря на молодой возраст (ему только исполнилось семнадцать), Джон решил поступить, как порядочный человек и жениться. Эту новость он сообщил друзьям за день до самой свадьбы в типичной для него манере: заявившись в местный паб «Бычья голова» в костюме. Как позже вспоминал один из его приятелей, товарищ по ударным Мак Пул: «Все остальные были в джинсах и ярких хипстерских футболках. „Почему ты в костюме, Джон?“ – „Да репетирую. Завтра я женюсь“».
Так как на настоящий мальчишник времени не оставалось, Джон угостил присутствующих выпивкой. «Он выстроил все напитки в ряд и просто с катушек слетел, – вспоминал Пул. – Джон уселся за установку и посыпал барабаны перцем… Он практически уничтожил инструмент, хотя тогда мне это казалось забавным, даже несмотря на то, что установка была моя».
Джон и Пэт предпочли небольшую гражданскую церемонию, временно не афишируя бракосочетание и беременность, послужившую причиной такого поспешного решения. На свадьбе, состоявшейся 19 февраля 1966 года, присутствовали лишь несколько близких друзей, сестры Пэт и брат жениха – Мик.
Несмотря на статус счастливого семьянина, когда 15 июля 1966 года у Джона родился первенец, Джейсон, Бонэм все еще жил с родителями и братом. Все эти месяцы Пэт продолжала жить в Дадли с родителями и тремя сестрами, помогавшими ей во время беременности, а супруг навещал ее, лишь когда хватало денег на автобус от Хант-Энда. Однако после рождения сына Джон был вынужден выполнить обещание, данное молодой жене в самом начале их брака: он оставит музыкальную карьеру и найдет нормальную работу, если только не случится «большой прорыв», о котором он грезил. «Это вопрос времени, – говорил он ей. – Я добьюсь своего, если ты в меня поверишь. Не ставь на мне крест».
Позже Джон признавался: «Я поклялся Пэт, что перестану играть, когда мы поженимся, но каждый вечер, приходя домой, непременно садился за барабаны… Без них я чувствовал себя несчастным».
Не имея за душой никаких сбережений, новоиспеченное семейство из трех человек обосновалось в доме родителей девушки в жилом комплексе Прайори Эстейт. Ситуация усложнялась тем, что сестры Пэт все еще жили там, и тогда молодая семья приняла предложение Джеко Бонэма воспользоваться его пятиметровым трейлером, припаркованным за домом. «Отец продал предыдущий дом на колесах и купил большой туристический трейлер, который поставил за мамин магазинчик, – рассказывал Мик. – В здании была небольшая кладовая, которую мы отремонтировали и превратили в гостиную. Так что Пэт и Джон могли ночевать в фургоне, а жить в кладовой. Фургон был довольно большим, и мы его переоборудовали, снабдив всем необходимым».
Не желая жить с семьей в трейлере, Джон заключил с отцом договор, согласно которому он получал в пользование один из недостроенных домов компании. В то время фирма Джеко заканчивала строительные работы в паре коттеджей недалеко от магазина и в обмен на рабочую силу согласилась передать один из домов Джону и Пэт, как только долгосрочный проект будет завершен. Снова вставая на рассвете, Джон проводил почти все время, укладывая половицы. Но соглашение с Джеком было в силе недолго, как-то раз Джон так переживал, что не успеет закончить работу, что забыл пометить, где проходит водопровод, прежде чем забивать гвозди в пол. В результате он пробил трубу и вызвал потоп, отчего на сантехников, работающих внизу, ливнем хлынули потоки воды. По вспоминаниям Мик: «После этого он внезапно исчез и вернулся к игре на барабанах».