Страница 4 из 15
– И рыжую эту девчонку не трогал? Тогда кто ее так?
Отец заметно расслабился. Понимал его. Мои выходки были зачастую не самыми детскими. Квартира едва ли не трещала по швам, но существовали грани, которые даже я не преступал.
Как однажды я услышал неожиданную защиту в свой адрес от бесхребетной Вероники: мол, я урод, но не отморозок. Даже посмеялся тогда. И вазочки ее любимые стал прятать в шкаф перед попойками. Один хрен разфигачили, но я ж пытался…
А вот вопрос отца застал врасплох. И правда, кто ее так? А потом в голове стали возникать короткие воспоминания. Белобрысая пьяная девка, мямлящая что-то про подругу.
Моя нетрезвая поступь в комнату для гостей. И там неприглядная картина, как трое ушлепков из баскетбольной команды со скамейки запасных пытаются заставить какую-то рыжую дуру отсосать. Судя по выражению ее лица, без согласия.
И что она там забыла? Идиотка. Неужели мама не учила уму-разуму? У меня обычно случайных девок не бывало. Сплошь давалки, нахрен других-то звать? Ладно, что было потом?
А дальше… Твою мать! Я вспомнил, как они ее отпустили, как я вырубил самого большого, а его дружков…
Подскочил с постели и понёсся в ванную. Меня вывернуло наизнанку. Фига се я отбитый вообще. Полез искать телефон. Вернувшись в комнату под странные молчаливые взгляды отца, нашёл мобилу. В этот раз даже целую.
Открыл и побежал блевать снова. Дрянь какая. Но удалять нельзя. Таких мудаков наказывать надо,и, если эти ушлепки завтра покажутся в универе… станут местными знаменитостями. Я четко помнил, что велел им валить.
Вышел из комнаты, и отец многозначительно кивнул на мои гениталии. Натянул трусы. Смотрите-ка, какие мы нежные. Пенисов не видел, что ли? Уж на мой-то в детстве насмотрелся. Особенно после того, как…
– Миш, заканчивай с этим. У тебя же соревнования, Иван обещал…
– Не надо упоминать о нем! Плевать я хотел на Ивана и его обещания! Я в команде и универе, потому что об этом мечтала она! Она и никто больше. Чхать я хотел на происходящее, и, если ты думаешь, что какие-то сраные ваши договоренности…
Он ушёл. Развернулся и ушёл, не говоря ни слова. Я ненавидел, когда он так делает. Потому что агрессия и ненависть на судьбу, на старшего брата и себя сжирали меня. Оставляли наедине с самим собой.
Я ненавидел все. Всех. Жизнь, людей и окружающую обстановку. Запустил в дверь телефон. Там на ней был уже с десяток вмятин. Как там психологи говорили? Надо выпустить пар? Дышать?
Пошли к черту. Дышат живые. Я же видел себя ходячим трупом. Потому что много лет назад меня убили. Выпустили кишки, и когда я на секунду поверил в то, что все можно исправить, пережить боль, забыться…
Эта самая жизнь шандарахнула меня по голове ещё раз. Так сказать, контрольным выстрелом. Чтобы не рыпаться и не трепыхался. Поэтому я и ненавидел все вокруг.
Горело бы оно огнём. Но я обещал ей, я знаю, что она бы гордилась. Я был совсем мелким, когда мама рассказывала мне, что не пропустит ни одного матча.
Что всегда будет сидеть с отцом в первых рядах. Что вытащит его с работы, и они вместе будут на моем выпускном сначала в школе, потом в универе. Потом с гордостью поедут на Олимпиаду, куда я непременно отправлюсь вслед за Ваней.
Ване же прочили успех, говорили, что он звезда, да и я подрастаю. Два метра дури и таланта. И мама смотрела на меня любящими глазами. Обещала. Она мне обещала!
Но соврала. Жестоко соврала, уйдя. Она ушла от нас и больше никогда не вернётся. Никогда не сможет обнять меня и сказать, что любит. Даже такого гондона любит просто за то, что я есть.
Как умеет лишь она. Мать. Женщина, что дала мне жизнь и ее же отняла. Поэтому пошла она к черту со своей любовью! Потому что место на трибуне навсегда останется пустым.
Никогда она больше не взойдёт на неё. Но я не такой. Срать, что они там с Ваней решили. Я все равно сделаю так, как обещал. Все равно каждый раз буду выходить на площадку. Буду лучшим.
Чтобы где-то там, откуда она смотрит, плюнуть ей в лицо: вот видишь, что ты пропускаешь? Слышишь, как ревут трибуны? А тебя там нет. Ты предпочла уйти, сдаться.
Я бил в стену и кричал. С сухими глазами, раз за разом. Я обещал ей и сдержу слово. Но когда выпускной и финальный матч отгремят, больше у меня не будет никакой цели и повода оставаться в рассудке.
Осталось два года. Два долгих года. Что обязательно закончатся. И тогда посмотрим, что останется от моей жизни…
Почему-то в этот момент перед глазами снова встало миловидное лицо сердечком, обрамлённое рыжими кудряшками. Испуганное, подёрнутое судорогой боли.
А ты, незнакомая девка, дура. Хорошо, что уже через час я ее и не вспомню. И так действительно было. Лишь где-то на подкорке остался запах земляники.
Глава 5. Гоша
– Маргоша, пас! Доводи, вот так вот. Перемещайся!
Скрипя зубами, выполняла упражнение. Нет, я бесконечно люблю волейбол, но со временем понимаешь, что для меня как-то главное играть для души. А вот в большой спорт не особо хочется.
Но Василич, наш тренер, не признавал полумер. Поэтому тренировки у нас были наверняка как у сборной страны. Надеюсь, сравнивать не придётся. Все же уровень у меня не тот.
– Скоро он там либеро это притащит? Все обещает да обещает…
Я бурчала вслух. Девочки вокруг лишь весело ухмылялись. Они уже привыкли к тому, что если Маргоша не в настроении, то все: режим старой бабки активирован.
А так я всегда была лучиком солнца для всех. Эдакой зажигалочкой. Чай, третий год вот пойдёт в команде вуза. Экватор – это вам не шутки. Надо отметить.
Там как раз у Самсонова снова вечеринка намечалась… Кого бы уболтать? Огляделась. Не, из команды никого трогать не буду. Все равно не пойдут. Тут только Ирма, наш капитан, настолько отвязная. Но у той своя тусовка, постарше.
Придётся снова рыскать среди одногруппниц. Но те тоже не стремились поддерживать мои странные увлечения. С ними все время на этих вечеринках что-то случалось. Пару раз даже случался лично Самсонов.
Тому за годы, что я его знаю, вообще пофиг стало, кого и в какой позе пользовать. Я же не виновата, что эти дуры возомнили себя суперзвездами? А потом ныли мне в такси, какой он козел.
Хуже, девочки, гораздо хуже!
– Солнцева, давай соберись. Я, конечно,понимаю, что преддверие нового игрока ты расслабилась, но она ещё пока не пришла. Хотя,может, на днях и приведу.
Народ оживился. Лишь одна Ирма накуксилась. Что опять, интересно, случилось? Она каждый раз,как речь заходила о неизвестной девочке из другого вуза, лицо делала, словно косметолога пропустила.
Нет, не то чтобы я ее как-то осуждала илиобсуждала. Мне, в общем-то, все равно было. Просто наблюдать за реакциями людей на раздражитель забавно.
Можно узнать много нового. А когда ты в курсе всего, то и защищён по максимуму. Тогда ты слишком близко подбираешься к внутрянке. Внутрянка Ирмы была просто задница, какая сложная.
Впрочем. Моя не менее любопытна, но Маргарита Солнцева много лет никого не подпускала ближе, чем на пушечный выстрел. А вот Маргоша да, душа любой кампании.
– Ведите скорее, у меня уже бока болят!
– Ой, да ладно, ещё скажи, что поседеть успела с нами!
Улыбнулась, и все вокруг засмеялись. Это такая дежурная шутка у нас была. Много лет я коротко стриглась и красилась в блондинку. Фишка у нас в команде такая. Все, кроме Ирмы, блондинки.
Все считали, что это мы к Василичу так подмазываемся. На самом деле просто совпадение. Так вот, мой колорист однажды что-то там намудрила и сделала меня реально седой. Вот прямо белоснежной.
Ну, я и ляпнула, что на самом деле это последствия криворукости моих сокомандниц. Мол,просто у них руки из задницы растут и играть надо лучше. Вот и пошло с тех времён.
– Да с вашей игрой не то что поседеешь, в могилу меня сведёте. Как пить дать на скорой увезут с очередной игры!
Василич ухмыльнулся и промолчал. Мрачный тип. Мрачный и… С таким ворохом тайн, к которым я все никак не могла подобраться. А мне было надо, очень.