Пробоина 5: Чёрная Луна

Глава 23. Поджидавший

Сам не знаю почему, но дальше я ехал, так и стискивая в пальцах цепочку с камешком.

Я уже просканировал подвеску всеми доступными способами, рассматривая и пересматривая плетения. Амулет и вправду был настроен на блокирование тонкой магии эмоций, но была в нём ещё одна изюминка, и я никак не мог зацепиться и понять, что же это такое.

Маги-технари, создающие артефакты, вкладывают в магические камни особые плетения. Что-то вроде компьютерной программы. Камень, когда его используют, может тратить на эту программу свою собственную энергию, а может задействовать накопленную магами. Что-то вроде аккумулятора.

Если ранг и умения мага позволяют, он может вкладывать в артефакт и свою энергию. Как, например, гвардейские магострелы с защитой от безлуней — только маги огня могут стрелять из них, вкладывая магический приказ в каждый выстрел.

Я как-то пробовал чаровать пирусные камушки, превращая их в пули. Не скажу, что отлично получалось, но одно было понятно точно — искусность плетения в амулете Эвелины была мне пока недоступна.

Камешек псарэса, который я нёс в пальцах, время от времени срабатывал, реагируя на какие-то изменения в эфире. Но вот что ещё за тонкое плетение, скрытое в самой глубине? Никак не пойму…

А впрочем, Тим, ты что, хочешь разгадать загадку богини? Вот реально решил, что тебе это под силу?

— Вы, капитан, сам не свой, как нашли камень, — донёсся голос Мягонького, — Любовь?

Я поджал губы, покосившись на него. Умник толчковый, поговори мне ещё.

Мягонький, заметив мой взгляд, усмехнулся и вернул взгляд на далёкие горы. Истомин и Громов всю дорогу молчали, лишь изредка переглядываясь.

В руках Влада было уже три разноцветных артефакта, и он всё время считывал с них какие-то данные. Судя по его нахмуренным бровям, ему так и не нравилась обстановка.

А Громов, уже один раз оказавшийся полезным, больше смотрел под копыта лошади, чтобы почуять какой-нибудь след. Я его попросил, если заметит хоть что-нибудь… нет, не подозрительное, а хоть что-нибудь… то сразу должен сообщить мне.

Самое удивительно, что следов грымзы больше не было. Либо она парила в воздухе, либо тащилась через кусты и колючки на холмах, чтобы мы тут боялись и думали, какая она всемогущая.

Когда раздалось эхо далёкого выстрела, мы сначала остановились. А затем я, пришпорив коня, послал его в галоп. Только не назад, а вперёд.

— Да вашу Луну налево! — орал позади Истомин.

Ух, а я вполне неплохо освоился в седле. Уже не вылетаю при такой скачке, не подпрыгиваю, как сайгак. Ну да, задница пока побаливает, но это от прошлых синяков.

Так мы скакали несколько минут, и всё это время на дороге не происходило ничего сверхъестественного. Холмы, колючки, скрипящий гравий под копытами.

Зато после долгой и гнетущей дороги эта лихая скачка казалась глотком воздуха. Оскалившись, я вывел чутьё на предел — организм всегда лучше работает, когда вокруг динамика. Даже у самого искусного воина в спокойной обстановке интуиция, что называется, «плывёт».

Вот и сейчас я почуял далёкий, едва ощутимый запах пирусной пули. Кто-то выстрелил из обычного солдатского магострела. Не гвардейского, а обычного — такую разницу я уловил.

Всё же вскоре я сбавил скорость, заставив лошадь пойти спокойнее.

— Куда так гнать-то?! — взвился Влад, притормозив лошадь рядом с моей, — Царевич, я совсем не понимаю, что с вами происходит!

— Будто я понимаю, — усмехнулся я, почуяв, что и вправду кто-то балуется с моими эмоциями. Странное дело, учитывая то, что у меня в руке псарэс, заговорённый на защиту.

— То вы — сама осторожность. А то сломя голову прётесь туда, где вам могут голову снести!

— Думаю, голову уже кому-то снесли, — усмехнулся я.

Снова накатило спокойствие. Мой внутренний дальномер подсказывал, что если и стреляли, то уже где-то здесь. Совсем рядом.

— Не нравится мне всё это, — снова проворчал Влад, — Ваше величие, может, всё-таки повернуть назад?

— Куда, твою-то Луну?! В Ночёвку, полную отщепенцев? — усмехнулся я.

— Можно деревню и обойти попробовать, — не унимался Влад, — Ну просто всё это глупость! Все планы к чертям, а мы вперёд идём. Нам назад надо, под защиту Гвардии.

— Там солдаты Царской Армии, — я указал на долину, постепенно открывающуюся нам, — Им нужна помощь.

Хотя сам я понимал, что он прав. Но, как заметил Мягонький, когда дело касалось женщины, всю логику сносило к капитским чертям.

Дорога спускалась к широкой седловине между двумя вершинами. Низина пестрела небольшими озёрами и прудами, вокруг которых каменистые холмики отличались насыщенной зеленью.

Посередине седловина была будто разрезана узким чётким ущельем, и я так подозревал, это и есть вход в долину. Дальше за ущельем на пределе зрения угадывалась ещё одна обширная равнина, за которой также высились горы.

— Там — Жёлтый Вертун, — ткнул пальцем Громов, — Старый, почти заснувший навечно.

Фёдор, который из нас всех единственный был магом земли, покосился на небо. Пробоины не было видно, она маячила где-то на уровне горизонта, и сейчас укрылась за какой-то возвышенностью.

— Ты его чувствуешь? — спросил я.

— Хреновастенько, — усмехнулся тот, — Мы ж, Громовы, наперечёт знаем все Жёлтые Вертуны в Красногории.

— Ясно.

— Кажется, он и вправду просыпался, — Фёдор потянул ноздрями, когда подул порыв ветра, — Ещё висит в воздухе запах хомуса.

— Ну так что, назад? — с надеждой спросил Влад.

— Вперёд, — усмехнувшись, я стукнул лошадь копытами.

Ох уж эти горы. Что в моём мире, что в этом — никогда не угадаешь расстояние, они всегда ближе, чем кажутся. Думаешь, что всего-то час ходьбы, но в итоге проходит полдня, а горы так и покачиваются на горизонте.

Наконец, спустя пятьдесят метров моя интуиция отщёлкнула будильник, и я снова остановил лошадь. Впереди тропа огибала приземистый валун, заросший колючими кустами. Такого размера, что как раз человеку спрятаться.

Я спрыгнул, рядом на землю опустился Влад.

— Ох, не нравится мне, ваше лунное величие…

Тишина. Где-то в вышине подвывает ветер, в траве стрекочет какая-то мелкая живность. Вроде птица недалеко чирикает.

И гнетущее чувство опасности. Я понял, что совсем запутался в своих ощущениях. С одной стороны, я чуял животную ярость, смешанную с огнём — так могло пахнуть только от «уголька». Вот только откуда тут «уголёк»?

А с другой стороны, в воздухе витала человеческая нерешительность, будто стрелок раздумывал, что делать. Тут даже не псионика, а моя чуйка снайпера работала.

Если б я сидел за тем валуном, уже давно снял бы меня с лошади метким выстрелом.