Страница 62 из 73
Глава 21. Жестокий
Большая двухэтажная гостиница на несколько номеров в этой деревне была одна. Она же была и постоялым двором, и таверной, и справочным бюро.
Если туристам не хватало места, их готовы были приютить другие жители деревни. И, если уж на то пошло, жители были бы рады, если бы паломники останавливались только у них, а не заглядывали в гостиницу.
К постоялому двору я решил пока не ехать. Мы скоро вернулись к Мягонькому, который, казалось, остался в том же положении, в котором мы его покинули. Он сидел на лошади, чуть склонив голову, и таращился в стену ближайшей избы.
А, нет, время от времени всё-таки выхватывал блокнотик и что-то там записывал.
— Рядовой Мягонький, проходил кто, пока нас не было?
Парень посмотрел на меня отрешённым взглядом, потом развернул лошадь в сторону дороги. Сдаётся мне, он и не смотрел туда до этого.
— Господин капитан, пролетели две птицы, пробежала кошка.
Казалось, его губы жили отдельно от застывшего странной маской лица.
— Люди были? — раздражённо переспросил я, — Заметил что-нибудь странное?
Он задумчиво прикусил карандаш, поднял глаза. В солнечном небе как раз висела, почти затушёванная до розовой бледности, Красная Луна. Пробоина маячила далеко над горизонтом, за густой полосой облаков.
Мы тоже уставились в ту сторону, надеясь, что Мягонький не просто так смотрит вдаль.
— Странное… — повторил рядовой.
— Да он сам странный, точненько говорю, — вырвалось у Грома.
— Странный… в стороне… В странной стороне, — еле слышно бормотал, гоняя какую-то мысль, Мягонький.
Я даже напрягся, подумав, что он реально что-то выложит мне.
— Струны странные во мне! — округлив глаза, выдохнул Мягонький, и тут же стал записывать в блокнотик.
— Да твою псину! — выругался я, — Чтоб тебя Пробоина сожрала!
— А вот псины не было, господин капитан, — отмахнулся Мягонький, — Только тень.
Я как раз спешился с коня, решив прослушать эфир вокруг. Пространство вокруг уже начало подёргиваться от нарастающей тревоги, и моя интуиция намекала — события разворачиваются без моего участия, и надо поскорее вклиниться в поток.
Заговорщики знают, что я здесь. Наша беседа со старостой могла немного отсрочить их решение действовать, но повлиять на само решение не могла.
И надо сейчас… То есть, как тень?!
— Какая тень? — я резко развернулся, уставившись наверх, на Мягонького, — Тень собаки?
Тот молчал, что-то царапая на бумаге.
— Отвечай, когда тебя капитан спрашивает, — рявкнул Влад.
Мягонький, поджав губы, буркнул:
— Да вон там, на дороге, откуда мы пришли, — он ткнул карандашом, — Смотрю, движение. А это собака пробежала через дорогу…
Мы все уставились в ту сторону. Полуденное солнце уже хорошо разогрело гравий, и над петляющей по холмам тропой поднималось зыбкое марево. Нагретый воздух подёргивался, и кусты вдоль дороги, покачиваясь от ветра, иногда рождали миражи.
Спокойно, Тим. Долбанутому Мягонькому вполне могло показаться.
— Здесь, в горах, много кто водится, — сказал мне Влад, — Вы думаете, капитан, это был «комок»?
— «Комка» бы я почуял, — тряхнул головой Фёдор, — Ну, если б он в деревню забежал.
Мягонький, тоже рассматривая уходящую вдаль дорогу, ответил на полном серьёзе:
— Это была собака, мне не могло показаться. Вот когда по дороге шла женщина, вся в чёрном, в капюшоне, то я точно знаю, что она мне показалась.
— Что?! — совсем растерянно вырвалось у меня, — Женщина? Избранница?
— Я же говорю, капитан Рюревский, она мне показалась, — Мягонький развёл руками, — Она шла, шла сюда, а в деревню не пришла.
Влад Истомин, косо поглядывая на Мягонького, ничего не сказал. Фёдор по моим глазам понял, что это какое-то серьёзное дело, и просто ждал.
Когда я снова повернулся к дороге, моё сердце заходилось, как бешеное. Это были мои собственные эмоции, и поэтому с ними было несколько сложнее справиться.
Не может такого быть! Эвелина свободна? И она так быстро нашла меня?
С одной стороны, было даже как-то обидно, что я не спас её. С другой стороны, в душе разлилась такая дикая радость от того, что она в порядке.
Ну, а в-третьих, Тим, ты не чуешь, какой ты идиот? Прочисть мозги, пёс толчковый, и обрати внимание на свои гормоны.
— Стихи пишешь? — спросил я у Мягонького, — Про любовь?
Рядовой неожиданно вздрогнул и поспешно спрятал блокнотик в карман, а на его щеках заиграла краска. Такой богатой реакции от дурачка я не ожидал.
— Ага, значит, я прав.
— Но как вы узнали, господин капитан? — слегка растерялся Мягонький, пригладил форму и даже поправил магострел за спиной.
— Интуиция… — ответил я, равнодушным взглядом осматривая пустую деревню.
Такое чувство, что жители здесь жили только за счёт паломников. Дворы пустые, никто не корпит над грядками, не пасёт животных. Проводили посетителей и, наверное, отсыпаются или убираются в домах.
Моя мысль так и вертелась вокруг тени собаки и таинственной женщины. Нет, это не Эвелина, Тим, но Незримая изо всех сил постаралась дать мне зацепку, чтобы я не пропустил важных деталей.
И, кажется, я уже знаю ответ. Это может быть любая другая Избранница, но, скорее всего, это та старая грымза из Малого Совета. А ведь дело закручивается даже ещё быстрее, чем я думал.
Она легко могла пройти мимо Мягонького, приворожив его чувства. И, возможно, уже давно следила за нами, а этот рядовой просто оказался самым чутким к эмоциям, поэтому и таращился всю дорогу в блокнот. О безответной любви думал.
Ну, ладно, наличие ещё одной силы в деревне ничего не меняет. Будем косить всех, и даже чернолунников.
— Что делаем-то, капитан? — спросил Влад, — В долину? Или в гостиницу? — последнее слово он произнёс с лёгкой издёвкой, считая это блажью царевича.
— Для начала просто помолчим, — закрыв глаза, прошептал я.
То, что я задумал, требовало осторожности. И некоторой хитрости…
В прошлый раз одноглазый Филиппо возле Красного Вертуна показывал мне, как настроить чакры так, чтобы почуять связь Вертуна с Пульсарами. С оракульской чакрой у меня было чуть лучше, чем никак, но мне нужна была информация.
Несколько минут я стоял в полной тишине, вглядываясь внутрь себя и слушая только редкие крики птиц, да ещё какие-то постукивания со стороны деревни.
Связь с Красной Луной я чувствовал прекрасно, но старался держать поток псионики от неё в узде. Ещё не хватало превратиться в «уголька»… Пусть в столице у меня и получилось призвать настоящего «уголька», я боялся, что сейчас, на эмоциях, может быть осечка.