Страница 15 из 73
Я так и сидел, склонившись под властной рукой Царя. Он поглаживал мою голову, что-то ласково приговаривая, и при этом магия неимоверной силы ревела в моих нижних чакрах. Столько энергии, что кирпич Вето в третьей чакре скрипел от натуги, едва не разваливаясь от мощного напора.
Стоп. Как в третьей?! Он же был во второй…
Удивление ещё чуть-чуть лишило меня концентрации, и я почуял могильный холод. Рюревские, псы капитские, и вправду надумали слить меня… Если я сейчас выпаду, то куда?!
Тело Тимофея Зайцева наверняка превратилось в пепел, спеклось вместе со степной почвой. После орбитальной бомбардировки не выживет никто, даже псионик.
Если бы нам были подвластны такие силы, как магам в этом мире, ещё можно было бы попробовать. Но испепеляющий жар термитной волны от взрыва снаряда не выдерживает даже сталь.
Я цеплялся, пытаясь ухватиться за сознание Василия, кричал ему, но тот будто ничего не замечал. У отца с сыном был свой момент единения, и какой-то сраный Иной был тут лишним.
Чтоб вас Пробоина сожрала, черти капитские!
Передо мной вдруг возникла картинка… Чёрные, как смоль, волосы развеваются на пустынном ветру. Округлые груди, блестящие в свете Красной Луны, прыгают при каждом скачке «уголька». И серые, как псарэс, глаза горят на фоне мрака, пожирающего пустыню.
Её голос, так давно не слышимый, придал мне сил. Где-то Эвелина, она ещё жива, и ждёт меня. Так уж получилось, что в этом мире богине могу помочь только я.
«Я приду, любовь моя», — моя мысль улетела вслед за её образом.
Незримая не сможет долго прятаться в своём коконе, и когда-нибудь её настигнут… Да псовая луна, как я мог забыть-то?! Кокон!
И тут же моё сознание свернулось в точку.
Стенки кокона были повреждены, и здесь моему сознанию тоже пришлось цепляться, сопротивляясь ледяному ветру.
Обугленные и чадящие дымом куски скорлупы то сходились, то расходились, и тогда передо мной открывался вид на абсолютную черноту. А морозный ветер пронизывал насквозь мою душу.
Я знал, что это за холод. Если сдамся, то дальше только смерть. Что там, за её пределами, я выяснять не хотел, но если даже Незримая не хочет умирать, значит, ничего хорошего ждать не приходится.
А то ещё попаду в тот мир, про который Легион проговорился. Откуда все боги приходят. То-то они скопом оттуда бегут…
Так, Тим, хватит уже паниковать. Тебе не надоело?
Тренировки псиоников вызывали одну интересную привычку — когда солдат паниковал, через некоторое время начинал испытывать лютый дискомфорт. То есть, длительное отсутствие контроля над собой вызывало неудобство.
Вот и сейчас я привычным образом успокоился. Ну, ты свинтил оттуда, Тим. Лучше вот займись своим коконом, попытайся его подлатать.
Кстати, я никогда этим не занимался. Просто до этого дня, пока я не полез в усыпальницу, защищённую магией огня, кокон никогда не разрушался.
Но что-то надо было делать, и я стал потихоньку мысленно подгонять кусочки, которые держались на честном слове. Чем бы вас закрепить? Я не нашёл ничего лучше, чем просто представить дуговую сварку… и скорлупа вправду стала вдруг соединяться.
Не знаю, сколько прошло времени, ведь здесь оно имело свой ход. Но едва я закончил починку своего укрытия, как за скорлупой вспыхнул свет. А потом кокон сотрясся, будто в него ударила волна огня.
Волна огня была не одна. Я бы ещё поверил в совпадение, но когда на фоне горящего пламени ещё появилась и крылатая тень, стало ясно — кто-то явно пытается меня достать. Эта тень могла быть только хищным сознанием Стража Душ.
— Кажется, в этом мире вообще никому нельзя верить, — прошептал я, наблюдая за яростью стихии снаружи и за тщетными попытками хищной птицы пробить когтями скорлупу.
Прошло довольно много времени, прежде чем эти попытки закончились. Но я не первый год был солдатом, поэтому выждал ещё.
И правильно. Атаки не прекращались, и противники не пытались соблюдать никакого ритма. Могли атаковать и каждые пять минут, и делать паузы по паре часов.
Потом наступило долгое затишье.
Когда я всё-таки решился выбраться из своего кокона, прошло очень много времени. Все истории были вытащены из памяти, все песни спеты, все воспоминания просмотрены…
Я даже вспомнил имена всех девушек, с которыми имел отношения. Но, когда дошёл до Эвелины, постарался опять спрятать женский батальон в глубину памяти. А то мало ли, богиня всё-таки, надумает ещё из ревности отомстить конкуренткам.
Не знаю насчёт других миров, но Соболева жила в этом, так что…
— Пора вылезать, — прошептал я сам себе, — Ты уже от скуки с ума сходишь.
Вот так, вот именно так и должно было произойти моё появление в этом мире. Не в вонючем толчке, а в уютной постели.
Шикарный потолок, отделанный позолотой и лепниной, контрастировал с тёмным мрамором колонн вдоль стен. Я лежал на перине, укрытый мягким пуховым одеялом, и смотрел на огромную люстру, свисающую прямо перед кроватью.
Ох, луна моя желанная! Эта высшая степень комфорта, уже почти забытая… Ощущать, что тело нежится на чистых выглаженных простынях, которые даже ещё слегка похрустывают.
У меня, как у солдата, такое бывало довольно часто. После боевых командировок, когда ты спишь на земле там, где удалось приткнуться, ощущение цивилизованной кровати каждый раз было всё слаще и слаще. Правда, солдату этот капитский кайф быстро надоедал, но всё же эти секунды ни с чем нельзя сравнить.
Значит, Вася, ты тут прохлаждался, пока я там в яйце от злых сил отбивался?
К счастью, от Василия сейчас же прилетела эмоция. Он был несказанно рад, что я жив, и при этом очень удивлён. Всё это сопровождалось общим ощущением тревоги, и я понял, что пропустил что-то интересное.
— Ладно, — прошептал я, — Разберёмся, я же обещал.
— Проснулись, ваше великолуние? — послышался ласковый женский голос.
Я повернул голову. Между двух мраморных колонн в высоких двойных дверях стояла служанка с полным подносом в руках.
Одета вроде и скромно, но при этом чёрное приталенное платье так обтягивало фигуру, что подчёркивало все достоинства. Да и накрахмаленный передник заметно изгибался под напором груди.
Тим, твою псину, о чём ты думаешь? Всего пять минут назад при смерти был… Ну, подумай об этой девице тогда уж, на всякий случай. Её ж Незримая прибьёт!
Моих ноздрей коснулся запах горячей булочки и заваренного чая. И тут же живот скрутило от возникшей там Пробоины, и вся моя утроба разразилась ужасным рёвом. Прелести служанки сразу померкли перед единственным зовом организма: «Жрать!»