Пророчество о пчелах

Услышав поворот ключа в замке, Рене выключает радио.

Входит Опал в пальто и с сумочкой.

– Привет, – неуверенно произносит Рене.

– Привет, – отвечает нейтральным тоном Опал.

Она кладет сумочку, снимает пальто, садится напротив него и наливает себе кофе.

– Выспалась? – интересуется Рене.

Она пьет кофе, потом кладет в тостер ломтики хлеба и достает из холодильника масло. У нее бегающий взгляд.

– Вчера, когда пришла твоя эсэмэс об ужине с патроном, мой патрон оказался у меня за спиной, прочел ее и говорит: «Раз твой друг вечером занят, я с радостью приглашаю вас в ресторан».

– Вот как?

– За десертом я предложила ему сеанс регрессивного гипноза.

Какое совпадение!

– Представь, он никогда ничего подобного не пробовал. Мы пошли к нему, и там…

Опал сомневается, надо ли продолжать. Тут тостер с шумом выбрасывает поджаренный хлеб, и она пользуется этим предлогом, чтобы улизнуть за тостами и медом.

– Ему захотелось узнать, в какой жизни мы с ним познакомились, потому что, едва меня увидев, он подумал, что уже меня знает.

Она намазывает на тост масло и мед.

– Все получилось. Он увидел себя в пещере, рисующим на стене двумя пальцами, которое макает в плошку с черно-красной жижей, похожей на кровь. Одет он был в звериные шкуры, у него были длинные волосы. В пещере позади него сидела женщина, она жарила на ветке-вертеле, лежавшем на двух сучках-подпорках, освежеванного кролика. Наверное, это была я. В пещере эхом разносилось шипение жира, капавшего в огонь. Мы не разговаривали и не смотрели друг на друга, потому что были сосредоточены на своих занятиях. Снаружи лил дождь, громыхал гром, небо разрезали молнии. Нам было уютно у горячего огня, в сухой пещере.

Опал жадно ест свой бутерброд, подливая себе кофе и глядя вдаль через иллюминатор баржи.

– Это была первая картина. Потом я предложила ему скачок во времени, дальше в прошлое, но в рамке этой же жизни – в какой-нибудь приятный момент его детства. Он увидел себя новорожденным, на руках у отца, в окружении женщин, криками поздравляющих роженицу. Разумеется, я не могла назвать ни эпоху, ни страну. Скорее всего, это было более пятнадцати тысяч лет назад, еще до зарождения земледелия, потому что мы жили в пещере.

– Примерно та эпоха, к которой относятся наскальные рисунки в пещерах Ласко? – предполагает Рене.

– На момент его рождения в его племени было полсотни человек. Я предложила ему представить момент нашей с ним встречи. Он был молод, лет тринадцати, я была его ровесницей. Наши родители принадлежали к разным племенам, они познакомили нас, чтобы наши племена заключили союз. Потом был праздник – наша свадьба. Мы ели мясо. Потом мы удалились от остальных, чтобы искупаться голышом в озере и заняться любовью среди папоротников.

– В тринадцать лет?

– В те времена люди созревали быстрее, что логично, ведь и умирали они еще молодыми. Но самое сильное впечатление оставил сам акт. Сначала он был очень неуклюжим, я тоже. Потом, лаская друг друга, мы сообразили, что к чему. Это было великолепно… Быстро, но великолепно. Я про первый раз. Потом он продолжил, и получилось еще лучше.

Она пьет кофе, Рене не сводит с нее глаз.

– И?..

Опал по-прежнему не смотрит ему в глаза. Он тоже жует, чтобы подбодриться.

– Я испытала оргазм.

Рене давится.

– Ты теперешняя или та доисторическая женщина, вышедшая замуж в тринадцать лет?

– Собственно… мы обе.

Рене никак не откашляется.

– То есть мы трое, – поправляется Опал. – Даже четверо, потому что кончили и он древний, и он теперешний.

Вот не думал, что можно найти регрессивному гипнозу такое применение! А главное, мне не приходило в голову, что это может привести к оргазму. Знаю, все современные технологии – телефон, компьютер, интернет – часто используют для удовлетворения всевозможных страстей, но чтобы регрессивный гипноз стал сексуальным инструментом… Нет, это уже слишком.

– Главное, я усмотрела в этом знак. Мы встретились не просто так. Мы – две старые связанные друг с другом души. Мы еще до рождения договорились обрести друг друга. Уже много жизней мы вместе, Маркус и я.

– А кто такие мы с тобой?

– Переходный этап. Ты готовил меня к этой встрече. Он только что расстался с женой, и я должна была находиться в «зале ожидания», пока он закончит с той, прежней историей. Все прекрасно совпало.

Я – зал ожидания? Даже не знаю, как к этому относиться.

– Я расстроена, но ты имеешь право узнать правду: для меня это очевидно. Эта регрессия в доисторические времена открыла нам глаза. Тот момент был не просто банальным сеансом регрессивного гипноза, это была долгожданная встреча после затянувшейся разлуки.

– А наша с тобой история уже не в счет?

Опал смотрит в сторону.

– Твоя проблема в неумении любить! – выпаливает она. – Ты сдерживаешь эмоции из страха, что они тебя переполнят, а на самом деле они могли бы даровать тебе блаженство. Сохраняя самоконтроль, ты лишаешь себя великого опыта.

Так, подсудимый – я. Она не просто бросает меня, но и еще собирается доказать, что я сам в этом виноват!

– Знаю, может показаться, что все это слишком внезапно, – продолжает Опал, – но я приняла решение. Нельзя терять ни секунды. Я ухожу от тебя и переезжаю к Маркусу. Баржу я оставляю тебе. Он перевезет все мои вещи на своей машине.

– Когда?

– Прямо сейчас. Он ждет меня снаружи.

Рене подходит к иллюминатору баржи и видит «ренджровер». За рулем кто-то сидит.

– Это он, владелец большой тачки?

– Да, это практично, в нее много влезает. Не уверена, что мы справимся за один раз, может быть, придется еще вернуться.

Спокойствие! Не показывать своих чувств, это все только ухудшит.

– Ты не слишком торопишься? Может, нам лучше все это обсудить?

– Для меня все ясно, как день, тут не о чем говорить. Я всегда была за то, чтобы сразу бросить омара в кипяток, а не постепенно повышать температуру, причиняя ему лишние страдания.

Срочно найти логичные доводы, чтобы не дать разразиться катастрофе!

– Ты же не думаешь, что…

Но слова застревают у него в горле.

– Ты даже не представляешь, как сильно меня нервирует твоя манера не заканчивать начатые фразы! Не выношу этот твой новый пунктик. Суть в том, что нет никаких «но». Ты не в состоянии меня понять, потому что не знаешь этого чувства – любви. Я бы предпочла не говорить тебе этого, но это может тебе помочь разобраться в наших отношениях: представь, у меня никогда не было ощущения, что ты по-настоящему меня любишь! А он снова и снова признавался мне в любви вчера вечером, этой ночью, этим утром. А сколько раз признавался мне в любви ты?

– Вообще-то…

Сначала обвинение, потом приговор. Мне не предоставлено шанса оправдаться.

– НИ РАЗУ! «Я тебя люблю» – неужели так трудно это выговорить?

Не иначе, она забыла. Мне как раз кажется, что я это говорил. Хотя мне тоже не очень припоминается…

– Я тебя люблю… – лепечет Рене.

– Нет, теперь уже поздно. Надо было думать раньше.

Рене никак не соберется с мыслями. Она уходит в свою комнату, собирать вещи.

Ясно, я свалял дурака.

Он не сводит с нее глаз, дверь открыта. Опал кидает в большую дорожную сумку платья, блузки.

Надо что-то ей сказать.

– Ты не можешь вот так взять и бросить меня.

– Могу. Откровение есть откровение. Мы с Марком – близкородственные души.

– А как же я?

– Мы можем остаться друзьями. Если я вдруг тебе понадоблюсь, можешь обращаться: считай это «послепродажным обслуживанием» наших отношений. Я всегда готова тебе помочь. Телесно мы будем врозь, но духовная связь не прервется.

Опал выносит из квартиры битком набитую сумку, чтобы загрузить ее в багажник машины, садится справа от водителя и захлопывает дверцу. Машина уносится, выстрелив из выхлопной трубы облачком сизого дыма.