Страница 16 из 24
Вот в какое тело угодил Рене Толедано, вот чьими глазами он видит, вот чьими ушами слышит, вот чьей кожей осязает; но о том, чтобы слиться с его личностью, пока что нет речи. Скорее, он за ней наблюдает, слушает ее, открывает для себя этого незнакомца, которым некогда был.
– Ааааааа! – голосит кто-то совсем рядом.
Рене оглядывается и видит корчащегося в доспехах всадника, так невыносима его боль. Из его шлема вылетает пчела. Лошадь бедняги знай несется вперед. Рыцарь сдирает железный шлем и прижимает к глазу руку в перчатке.
Не иначе, пчела укусила его в голову!
Но сейчас Рене не до сочувствия, нужно смотреть вперед.
Передовые всадники сминают защищающих крепость пехотинцев, топчут их копытами своих лошадей. Обороняющиеся умело пробивают копьями железные латы лошадей. Всадники, свешиваясь с коней, орудуют мечами, как серпами, срубая головы пехотинцев, как колосья.
– ГОСПОДИ, СПАСИ! – дружно орут воины, в рядах которых находится Рене.
Крестоносцы?
Первая сотня, доскакавшая до стены, мешает тысячам других, скопившихся теперь вокруг них.
Рыцарю, в которого вселилось сознание Рене, тоже не удается вступить в бой. Гарцуя на месте, он ждет, пока перед ним откроется путь и он врежется в массу неприятеля.
– Дайте проехать! Прочь! – кричит он.
Но другие увлечены атакой и не хотят посторониться.
– Мессиры, будьте же великодушны! – гневается он. – Пропустите тех, кто скакал за вами, дайте и им место в бою!
Но товарищи по оружию даже ухом не ведут.
Что до защитников крепости в островерхих шлемах, то те слишком заняты сдерживанием вражеского натиска, чтобы отвлекаться на его гнев.
До чего трудно терпеть тем, кого обогнали в атаке и теперь не подпускают к неприятельским порядкам!
Он успокаивает своего коня, у которого идет ноздрями пена от нетерпения и который месит копытами пыль, потому что тоже огорчен позорным промедлением.
Кроме звучащих вокруг призывов к божьей помощи, Рене слышит хрип солдат, лишающих друг друга жизни. Между ними завязываются свирепые дуэли.
Повсюду вокруг него злодействуют смерть и разрушение, царит хаос из зловония, пыли, сверкания клинков, потоков алой крови и душераздирающих воплей.
– ГОСПОДИ, ПОМОГИ! – голосит пехотинец у самого его стремени – и тут же получает стрелу прямиком в лоб.
Рене пронзает мысль:
Неужто такова Господня воля?
Рыцарь, в которого он вселился, по-прежнему лишен возможности нанести хотя бы один удар.
Порыв ветра сечет песком его забрало, через прорезь песок попадает внутрь шлема. У него щиплет глаза, он чихает. Чихать в шлеме неприятно. Сердце так колотится, что гудит не только грудная клетка, но и яремная вена, бурление крови докатывается до запястий.
Бездельничать так долго в разгар боя не годится. Рене высматривает местечко, где можно было бы отличиться, потеснить неприятеля. Он смещается вдоль стены и удаляется от пролома, рядом с которым все сгрудились, мешая друг другу.
У подножия стены он видит дверцу, из нее появляется горстка защитников крепости. Устав ждать, он пришпоривает коня и скачет к ним.
– Господи, помоги! – повторяет Рене, вращая для пущей бодрости мечом. Богатырский взмах! Вес оружия придает удару силы. Его тяжелая рука разит без промаха. Он метит своим жертвам под подбородок.
Им овладевает первобытное возбуждение, удовольствие убивать.
Слыша собственный голос «Господи, помоги!», он убеждает себя, что в этих словах содержится рациональное объяснение его смертоносного безумия.
Раз такова воля Божья, то убивать всех этих людей, совершенно ему незнакомых, – не только благое, но и необходимое занятие. Все равно что прополка огорода. Вот с какими мыслями орудует мечом рыцарь:
Это варвары.
Это безбожники. Они не приняли Крещения, их души попадут в ад.
Он воспален от убийств, которые только что совершил, а еще от привилегии оставаться в живых, невзирая на все то, что с ним происходит с начала сражения.
Скольких врагов он сумел зарубить? По меньшей мере десяток. Даже его конь, кажется, гордится каждым смертоносным взмахом меча своего седока. Иногда он встает на дыбы, разгоняя тех, кто пытается его окружить. Вражеские копья ломаются при этом, как щепки.
Даже конь понимает, что происходит, и желает седоку победы.
Внезапно ему наносят удар в спину – на счастье, обезвреженный кольчугой. Он хочет оглянуться, увидеть, кто на него напал.
Рене думает:
Кто бы поднял проблему ограниченной видимости в рыцарском шлеме? Приходится крутить головой, и все равно мало что видишь – щель-то узенькая! Это побуждает сосредоточиться на фронтальном бое, о панорамном обзоре здесь не заикнешься.
Конь бьет задними копытами и отшвыривает докучливого копейщика. Другой противник, тоже с копьем, смекнул, что к чему, и, согнувшись, чтобы остаться вне зоны видимости, вонзает саблю коню в живот. Кишки вываливаются на землю, животное валится на бок.
Клянусь Богом, моя лошадка убита!
Всадник еле успевает отбросить стремена, чтобы не оказаться раздавленным. При падении он больно ударяется плечом о камень и теряет шлем. Теперь его лицо открыто.
Дюжина людей в тюрбанах и шлемах торопится к нему с воинственными криками, означающими, видимо, то же самое, что «Господи, помоги!» у христиан.
Рене Толедано чувствует, что рыцарь, внутри которого оказалась его душа, теперь сражается от отчаяния, чтобы как можно дороже продать свою шкуру.
Он вращает мечом, чтобы удерживать неприятеля на расстоянии, но кольцо вокруг него неуклонно сжимается.
Болит плечо, трясется рука, едкий пот, уже не удерживаемый ресницами, жжет глаза, он все сильнее задыхается, сердце вот-вот разорвется.
Вижу, эта реинкарнация произошла не в самый подходящий момент, думает Рене.
Его руку, сжимающую меч, рубят вражеские сабли, меч клонится все ниже, он моргает от страха и от пота, заливающего глаза.
Внезапно его загораживает чей-то щит, в который втыкается стрела арбалета. Чудо, что она не угодила ему в правый глаз и не пробила ему насквозь голову!
– Садись! – ревет рядом с ним чей-то голос.
Рыцарь в шлеме – узнать его нельзя, потому что он сидит в седле спиной к солнцу – протягивает ему руку. Он вскакивает на круп лошади позади своего спасителя.
Держа левой рукой щит, правой он продолжает наносить удары мечом. Человек в седле отбросил свой щит с торчащей из него стрелой арбалета и одной рукой держит поводья, другой тоже орудует мечом.
Как ни странно, рыцарь, в которого вселился Рене, уже не чувствует боли в плече. Можно подумать, что инстинкт выживания заставил мозг выработать вещества, необходимые для продолжения боя, а удивительная мышечная оболочка перестала ощущать боль.
Лошадь с двумя всадниками похожа на трехголовое чудище с двумя длинными клинками, косящими любого, кто дерзнет приблизиться.
Два всадника с крестами на туниках убивают неприятельских пехотинцев одного за другим. У каждого из них они успевают найти уязвимое место между защитными щитками и рубануть туда мечом.
Белое солнце уже в зените. Жара стала невыносимой, рубаки утомились и хотят пить.
Удивительно, до чего нескончаемы сражения, думает Рене. В книгах и фильмах показывают только ключевые моменты. По ним невозможно представить, как это утомительно – сражаться долгими часами. Эта работа мясника требует сверхчеловеческих сил. К тому же я умираю от жажды. Я так истек потом в этих латах, что мне грозит полное обезвоживание.
Они медленно продвигаются по уже захваченному городу, но их лошадь ранена, она падает. Оба всадника превращаются в пехотинцев.
Рыцарь-спаситель поднимает забрало своего шлема, и Рене видит, наконец, лицо человека, которому его бывшее «я» обязано тем, что осталось в живых.
Это белокурый бородатый великан. У него длинные волосы и серые глаза. От жары и от перенапряжения глаза почти вылезли из орбит, на висках набухли жилы.