Страница 40 из 59
А потом я просто вырубилась.
31
Когда я открыла глаза – надо мной летали бабочки, за окном сияло солнце и лучи проникали в этот тропический рай, и еще какие-то забавные птички размером с бабочек тоже порхали по комнате от одного цветка к другому.
— Очнулась? — позвала с соседней кровати Руш.
С трудом повернув голову, я чуть не выругалась — феечка выглядела сильно так себе. Ввалившиеся глаза, поседевшие волосы, поникшие крылья, истощенное почти до скелетообразного состояние тело.
— Выглядишь неплохо, — прохрипел этот полутрупик. — Воды…
Я думала она это мне, и подскочила было, но, оказалось, сказано было птицам — те шустро притащили изящный хрустальный чайничек и начали отпаивать Руш практически по капле, а я, хоть и чувствовала себя неплохо вроде, рухнула обратно на кровать — голова кружилась, перед глазами плясали черные точки.
— Ты молодец, — простонала, напившись, Руша. — Если бы не ты, мы бы там все вчера полегли. Без вариантов даже.
Промолчала, пытаясь понять, что я там вчера наворотила. С пониманием дело шло туго.
— Но я все пытаюсь понять, — продолжила фея.
Я не стала говорить, что занимаюсь ровно тем же.
— Ты не вампир, — Руш подняла руку, и ее тут же облепили бабочки, втирая какую-то мазь, — шеф не притащил бы к нам вампира, а вампирша не стала бы таскаться за стервятником.
Помолчав, осторожно спросила:
— Слушай, а банальные люди у вас тут водятся?
Фея замерла, повернула голову ко мне и высказалась:
— Откуда?
Я пожала плечами.
— Люди вымерли, — Руш обессилено откинулась на подушку. — Самая недолговечная раса. Теперь вымираем мы. Более восьми сотен лет назад вампиры замедлили этот процесс, в связи с чем у них привилегии в Изнанке, но факт остается фактом – на сто умерших рождается один ребенок. Поэтому князья — неприкосновенны.
— Ииизвини, что? — нервно переспросила я.
Руша медленно повернула голову, посмотрела на меня потухшими зелеными глазами и с трудом, но выговорила:
— Вампирские князья возвращают жизнь. Этот дар только у них. Никакая иная магия не способна вернуть из мира мертвых, а князья — могут. К сожалению, только живые. К еще большему сожалению — они не слишком любят данный процесс, и редко спускаются в Изнанку. На сегодняшний день оживления ожидают более сотни недавно погибших.
Я вспомнила рассказы доктора Савадж и уточнила:
— На воскрешение где-то месяц?
— Да, — Руша говорила с трудом, словно каждое слово причиняло ей мучительную боль. — Так ты княгиня?
Замявшись, уклончиво ответила:
— Не уверена.
— Никто не уверен, — Руш закрыла глаза. — Но вчера ты оживила кладбище, которому сотни лет, и не затратила на это ни единой единицы магии моих артефактов. Мне просто интересно как?
Тот самый момент, когда, кажется, пора поговорить о боге.
— Я свидетель Иеговы, — пробормотала невпопад.
— Ничего не поняла, — призналась Руш.
И на этом перестала подавать признаки жизни.
Лежа на постели в окружении порхающих бабочек и встревоженных птичек, я посмотрела на феечку и подумала «Господи, пожалуйста, пусть она живет».
— Не нужно меня оживлять, — пробормотала фея.
— Ну ладно, как скажешь, — не стала спорить я, тем более что вообще не сработало и выглядеть лучше полутрупик крылатой наружности не стал.
И тут в окно влетел вестник.
Разогнав к чертям всех бабочек, он завис надо мной, ожидая, пока я возьму послание угрожающе-черного цвета. Мне послание брать не хотелось, но вестник настаивал, даже шипеть чем-то умудрился, пришлось брать.
Письмо началось со слов: «Феечка ты моя!»
Психанув, дотянулась до ручки, лежащей на тумбочке, и прямо там и написала:
«Не твоя!».
Далее Даркан повествовал о следующем:
«Умудрилась поднять кладбище силой молитвы?»
Из вредности приписала рядом «Нет, силой любви. Моя любовь к Навьену безгранична, и я решила поделиться ею с миром».
А вот потом было не до шуток:
«Я в курсе, где ты. Подстава со второй феей не сработала, твой новый шеф зря старался. Теперь по нашим делам — Навьен схвачен. Валиант сбежал. Мне потребуются сутки на то, чтобы поднять убитых демонов из клана Взывающих — это цена демонов за освобождение Навьена. Не высовывайся из участка стражи хотя бы один день. Я успел вмешаться вчера, но в течение этих суток буду занят. Береги себя, карма моя ходячая».
То есть вампиров вчера оживила не я…
Даже обидно как-то стало.
И то, что меня так быстро нашли — тоже не обрадовало.
И тут Руша поднялась, пошатнулась и странно на меня посмотрела.
— Что? – напряженно переспросила я.
— Мне… мне лучше, — явно не веря в то, что говорит, прошептала фея.
Подняла руку перед собой, потом вторую. Затем сделала приседание. Выпрямилась. Нахмурилась. Снова посмотрела на меня.
— Как ты это делаешь? — был ее следующий вопрос.
— Силой молитвы, — по-моему, идеальная отмазка.
Руш медленно опустилась на ковер, заняв кажется ее излюбленную позу лотоса, и спросила:
— Научить сможешь?
Да чему ж тут учить?
— Отче наш, иже еси на небеси…
— Подожди, я запишу! — Руш подскочила и бросилась к тубмочке, вернувшись обратно плюхнулась на пол, раскрыла блокнот, приготовила карандаш и воззрилась на меня в алчном ожидании продолжения.
А я, хоть убей, дальше ничего не помнила.
— Ну! — нетерпеливо потребовала фея.
— Бог есть любовь¸- выдала моя память.
— Правда? — переспросила Руш.
— На сто процентов, — я села на кровати, расстроено констатировала помятость моих тонких крылышек и попросила: — Позови Гродара, пожалуйста.
Изменения в моей внешности происходили под строгим присмотром шефа Сайнхора. Белые волосы заменили на золотистые, черные глаза на сине-зеленые, феечкость мне оставили, крылья правда изменили на зеленые, а мне прежние как-то больше нравились.
Когда со всем было закончено, шеф спросил только одно:
— Работать будешь, или отлежишься один день?
Учитывая полученное от Даркана письмо, я догадывалась, что это мог быть мой последний день, а потому с энтузиазмом отнеслась к идее вернуться к работе.
32
Я грызла яблоко, стоя у окна в допросной, и делала вид, что я тут вообще мимо проходила и особо не при делах.
Сайнхор и Комдор вели допрос, причем зеленокожий громила Комдор, иногда срывающийся даже не на крик, а на рев, играл доброго полицейского, а Сайнхор, хоть и молчал, почему-то выполнял роль злого полицейского.
Через стальной и ко всему прочему покрытый серебряными рунами стол сидела… девочка. Лет ей было десять-двенадцать на вид. Худенькая, маленькая, стройненькая, тощенькая, с огромными глазами, темными стриженными под каре волосами, белой почти фарфоровой кожей и маленькими аккуратными алыми губками на бледном идеальной формы личике. На девочке была форма какого-то учебного заведения, если я правильно поняла, а еще она превосходно умела… врать.
— Ничего не слышала. Спала. Я всегда по ночам хорошо сплю, нам ведь дают таблетки, — вещала дрожащим от слез голосом девочка.
Со стороны все выглядело примерно так — двое стражей схватили скромную забитую жизнью сиротку, притащили в участок и собираются повесить на нее, невинную, все преступления разом.
Продолжая жевать яблоко, я оттолкнулась от окна, подошла к шефу, Сайнхор двинул плечом, позволяя мне прочесть дело «маленькой беззащитной невинной десятилетней девочки».