Страница 8 из 18
– Катя, ну как же. Ганцев – известнейший писатель в области фантастики! Ты разве не слышала?
– Я знаю, был Жюль Верн, Герберт Уэллс. У нас есть Беляев, Обручев. А что он написал?
Родион быстро-быстро пересказал сюжеты ганцевских историй, но от них у Кати только заболела голова. Она не могла понять, что там было красивого или умного. Родион говорил воодушевленно. Катя закашляла:
– Можно подумать, он гений.
– Вероятно, он бы достиг этого в процессе творческого роста. Он писал давно, еще в годы революции…
– Такую же чушь?
– Почему?
– Я не вижу никакого смысла в его сказках. В деталях смысл как будто есть, но все вместе – просто нагромождение…
– Катя, ты не права! Но в газете написано, что его истории безыдейные.
– Вот видишь, все поняли, что у него чушь!
– Нет, не все!
– Вот его и расстреляли за то, что сочинял ерунду.
Родион не согласился и принялся доказывать Кате глубину туманных историй Ганцева. Катя лежала в полудреме. Она чувствовала, как шумит ее живот, но не только из-за голода. Голова раскалывается, но все же нужно кое-что проглотить. Это необходимо детям.
Кате часто хотелось есть, но она не толстела, и ходила очень стройная, просто с животиком. Она была уверена, что все достается детишкам, и от этого так есть хочется. Родиону запрещали приносить кое-что из дома: он так и сказал. Однажды он под огромным секретом приволок суповую кость и тревожно оглядывался. Он боялся, что кто-нибудь из приятелей запомнит этот запах и проболтается. А мать Альма скажет…
Дети родились в конце месяца. Два мальчика и две девочки – Катя именно так и хотела. Целый месяц она не отходила от них ни на шаг. Лишь когда дети засыпали, Катя выскакивала наружу, проносилась вихрем по двору и через две-три минуты возвращалась. Еще она делала упражнения, включая сальто назад. Боль и тревога исчезли как по волшебству. Катя постоянно гладила детишек, целовала им щечки и говорила, говорила важные слова.
Дети стали разговаривать, едва у них открылись глаза. Им ужасно хотелось бегать, прыгать и спрашивать обо всем. Рэма они сперва приняли за ходячий неживой предмет и толкали его лапками. Рэм сопел и улыбался широко.
Видя, что Катя хорошо себя чувствует, ее опять стали брать на работу. Детишек поместили в просторный вольер с будочкой. Кате не нравилось, что ее детей держат в клетке, но она отлично понимала, что в ее отсутствие может случиться что угодно, поэтому детям необходимо безопасное место. Про себя она уже представляла, как будет работать вместе с мальчиками и девочками – и в Москве, и в других городах, и в дальних краях, и везде у них будут новые интересные задания. Еще она мечтала показать детей маме Жене и папе Балтику. Еще ей очень хотелось встретиться с Леночкой и Колей, а еще с Гришей и Димой, и с Полканом, и с Машей. Мама Женя всегда жалела Машу, говоря, что несмотря на постоянную близость приятелей, Маша живет одна. Катя понимала, что любой из ее близких товарищей, как и она сама, может оказаться вдруг один, потому что не они хозяева своей судьбы. Очень многое зависит от людей, но иногда даже очень хороший человек ничего не может поделать.
А тем временем дети стремительно росли и так же быстро учились. Катя занималась с ними в любую свободную минуту, но поскольку она часто была на работе, она объяснила ребятам, как можно учиться у взрослых умных псов. Аркадий обожал читать лекции, и Платон мог рассказать много важного. Боря, Степа и Рэм больше просто умилялись, глядя на маленьких; они уже не помнили, как надо правильно играть, из взрослых вещей их кругозор ограничен специальностью. Но и об этом стоит послушать.
Родион к детям почти не подходил. «Его» лаборатория заработала на полную мощность, поэтому искать и охранять нужно было особенно усердно, а в короткие свободные часы Родион почти всегда находился с Альмой. В Отдел его приводили также в сопровождении Альмы. Ее шаг настолько четкий и безукоризненный, что можно было снимать учебную кинохронику или даже фильм. Катя думала, что Альма не позволяет Роде прибегать одному.
* * *
Первого сентября Германия напала на Польшу. В служебной команде об этом могли узнать даже раньше, чем в других местах, однако со второй половины августа самых опытных товарищей постоянно возили за город, чтобы искать – Катя не могла понять, что именно. Ей давали понюхать крохотные частицы или крупицы, покрытые слабым запахом углеводородов. Это не бензин; но Катя особенно не задумывалась о происхождении частиц. Ее мысли целиком были о детях. Их должны перевести в другое отделение – недалеко от их Отдела. Через месяц их уже, наверное, начнут обучать. Ее ребята уже знают многое; все же, хотелось бы на время учебы оставаться с ними.
Платон пришел ночью и сообщил:
– Катя, Вы не спите? Катя, по подтвержденным данным, утром нас повезут верст за 100. Говорят, это возня надолго.
Катя сразу бросилась к детям. Войти в вольер она не могла и через решетку гладила ребят.
– Детки, я должны отлучиться. Будьте благоразумны. Не ссорьтесь. Помните, здравый смысл прежде всего.
Выехать пришлось очень рано. В Катину команду взяли Рэма и Степу. Поначалу Степа важно смотрел на людей и молчал, но заметив, что на него не обращают внимания, принялся шепотом рассказывать разные истории, чаще всего каламбуры. Рэму очень нравилось; смеяться неудобно, поэтому он издавал глубокие вздохи.
– Хо! Ну да?! Хо! Ох ты! Вот дают! Ух! А где это было?
Катя слушала слегка и старалась определить направление. Их везли к востоку мимо лесов, полей и городков; Катя слышала лишь подмосковные названия. Наконец автомобиль встал. Огромное поле раскинулось, будто черно-коричневое покрывало, от горизонта до дороги. При этом поле не вспахано.
Опять дают нюхать крупицы.
– Вдруг мы клад найдем? – сказал Степа.
– Какой? – спросил Рэм.
– Татарский. Или поляковский. Екатерина Балтовна, здесь же были поляки в 612-м году? А татары вообще несколько веков катались. Пока мы им не надавали. Тут вполне может быть клад.
Глубоко выдыхая, Рэм старался усилить запах частиц. К частицам примешан запах гари, который явно есть впереди. Катя уловила запах тления. «Курит облаком болото. Но ничего не сгорело и не взорвалось». Степа принюхивался и разворачивал правое ухо, чтоб лучше слышать ветер. Он говорил, так проще понять направление. Привкус дыма был везде и под ним прятался необходимый след.
Друзья ходили целую неделю. Оказалось, что весь тот район буквально «набит» черными непахаными полями. В отдельных местах команда обнаружила крошечные частицы; сотрудники Отдела передавали материал людям в штатском, которые называли их и друг друга только по имени-отчеству. Наверное, это ученые.
Через неделю Катя спросила:
– А что, собственно, мы ищем?
Рэм и Степа удивились.
– След, по которому можно выйти к…
– Рэм Иванович, Вы обнаружили примесь химических растворов?
– Да!
– Признаться, я подумала – если здесь что-то сгорело или взорвалось, это было бы ясно сразу. И не нужно было бы ничего искать… в других местах! Но ведь мы ездили в разные стороны от Москвы. А материал нам изначально дали в Москве. Значит, там тоже что-то произошло… или нашли только обрывки следа и привезли нам… Простите, пожалуйста, Рэм Иванович, Степан Иванович, я, наверное, не совсем ясно излагаю мысли. Нам дали след в Москве – а мы ищем совсем не Москве. Но там, где след нашли, выходит, не было явного следа! Вот что я хотела сказать.
Рэм заволновался:
– А если искать дополнительные признаки? Но они не растут здесь…
– Рэм, что ты говоришь! Конечно, не растут! Это же явно искусственные изделия! Химические вещества просто так не лежат под елкой. Знаете, Катя, я понял Ваш вопрос.
Зачем мы именно тут ищем? А кто его знает! Это люди. Дали приказ, вот и ищем. Хотя… странно. Чего от нас хотят?
– Надо ученых послушать! – сказал Рэм.
Ученые почти всегда находились в стороне и приезжали лишь ненадолго. Очень скоро их опять увезли. Сотрудники Отдела мало разбирались в той научной специальности. Из их речи можно было услышать «новое горючее», «запустили», «корпус».