Он – моя тайна

– А что ты… – я как раз поинтересоваться хотел, когда телефон в кармане заурчал. Толик? – Дядь Толь, – порывисто ответил. Он просто так ночью звонить не будет.

– Макс, отцу плохо стало, приезжай в нашу больничку.

– Понял.

Я бросил деньги на стойку и быстро ушел. Для моей комплекции три шота водки – ни о чем, поэтому, добравшись до своего «Рендж Ровера», прыгнул за руль и сорвался с места. Нарушал, да, но сейчас похуй.

Именно поэтому вернулся в Россию: после десяти лет устойчивой ремиссии случился обширный рецидив. Множественные метастазы в головной мозг. Пиздец просто! Отец сильно сдал за этот месяц, хоть и пытался вести обычный образ жизни – работать в прежнем темпе. Я совмещал работу с инвестициями и с управлением «Астронефтью» помогал. Папа просил. Я ведь сын единственный.

– Что с ним? – сразу бросился к дяде Толику. – Все же норм прошло?

Вчера облучение было, очень сложная манипуляция: два часа в маске под высокоточными лучами. Неужели нахалтурили врачи!

– Макс, – он сжал мне плечо, – он не перенес нагрузки. Инфаркт.

– Сука! – не выдержал я. – Говорил же нужно лечиться в Штатах или Швейцарии!

– У нас здесь Швейцария. Твой отец больничку спецами и техникой нафаршировал. Блядь! – Он тоже сорвался и кулаки сжал.

Они с папой одного возраста, но дядь Толя еще в силе, только морщин прибавилось, а отец…

– У тебя что с лицом? – вдруг спросил он. – Проблемы? – попытался переключиться на привычное: решать, качать, договариваться.

Я отмахнулся. Неважно все это, теперь неважно.

– Где он? – хрипло спросил. Увидеть отца нужно. Дядя Толя указал на магнитную дверь. – Пойдем.

Медсестра открыла, и мы оказались в пустом стерильном коридоре. Мое тяжелое дыхание эхом от стен отражалось. Я сглотнул болезненный ком и в палату вошел. Было тихо, только аппарат пронзительно отбивал сердечный ритм. У постели сидела Влада.

– Максим! – тихо воскликнула и навстречу поднялась. На шею мне бросилась и заплакала. Мы были не одни, поэтому брезгливо оттолкнуть ее не мог.

– Дядь Толь…

Он понял без слов и вышел. Я отстранил от себя мачеху, скептически отнесясь к этому плачу Ярославны.

– Что с лицом? – попыталась погладить.

– Неважно, – обошел и на отца посмотрел. Игорь Барсов, реально барс, сильный и решительный, порой жесткий и… Как будто оболочка одна осталась, ни прежнего лидера, ни борца. Блядь!

– Он не приходил в себя.

– Уже шампанское собираешься открывать? – жестко бросил, не поворачиваясь.

– Максим, ну зачем ты так…

– Влада, – я все же посмотрел на нее, – не нужно со мной играть.

– Хорошо, – сказала и перевоплотилась из слезливой мачехи в стервозную особу, весьма неглупую, кстати. – Давай выйдем, поговорим.

Я сжал едва теплую ладонь отца и вышел. Наши с Владой взаимоотношения нельзя назвать теплыми и родственными, но папе об этом знать не нужно. Я все еще надеялся, что он выкарабкается.

– Шестнадцать лет прошло, – проговорила она, – сколько мы еще собачиться будем? Не чужие ведь.

– Ты мне дружбу предлагаешь? Или матерью стать хочешь? Не надо, у меня уже есть.

Она отбросила светлые волосы назад и подбородок вздернула.

– Я была хорошей женой Игорю много лет.

В это охотно верю. Если бы отец словил ее на измене, то «Владушка» не стояла бы передо мной в брендовых шмотках и бриллиантах, а в овраге лошадь доедала. Окей, не в овраге, но в однушке где-нибудь в Бибирево.

– У меня только с тобой было, – произнесла мягко и ко мне приблизилась. – Молодая была, дурная, кровь играла. Что нам теперь век друг друга ненавидеть?

Странно, но она казалась вполне искренней. Да и права в чем-то: столько лет прошло, сколько можно за прошлое цепляться.

Влада смотрела выжидающе и настороженно. От больших голубых глаз разбегались морщинки – это, пожалуй, единственное, что указывало на возраст. Фигура и лицо вполне факабл. Мачеха моя инвестировал в себя с умом.

– Окей, – я упал в кресло, – нам делить нечего.

Виски сжал с усилием. Бесконечная ночь выдалась. Еще и водка на пару с нервами в голове вечерний звон устроили.

– Ты поезжай домой, – Влада расположилась сзади и руки мне на плечи положила. – Я останусь с Игорем, – надавила, ловко массируя напряженные мышцы. Даже приятно стало.

– Я с врачами пойду разговаривать, – встряхнулся я. – Пусть поднимаются, нехер спать.

– Я здесь буду, – покладисто отозвалась Влада. – И я очень рада, что мы наконец помирились.

Сухо кивнув, пошел искать живых в этом стерильном царстве. А Влада довольно улыбнулась и кошкой сытой губы облизнула, но этого я уже не видел.

Этой ночью спать не пришлось. Мне говорили, что нужно надеяться. Что лучшие врачи борются за его жизнь. Что нужно набраться терпения и не сжигать себя ожиданием. Нужно время. Время. Время! Два месяца мы ждали, не дождались…

Темная рубашка, стальной галстук, черный костюм. Я убрал волосы назад, равнодушно, словно со стороны на себя смотрел. Жесткое, бледное, безэмоциональное лицо. Два месяца, и я себя не узнавал.

– Мам, привет, – набрал уже в машине. – Буду через двадцать минут, – и отключился.

Джип вел на автомате, прокручивая в голове настырное и выматывающее: все ли я сделал? Все возможности использовал? Отец очнулся, но последствия инфаркта были разрушительными: он даже говорить не мог, только смотрел и столько безысходности было во взгляде. Для отца такая жизнь невыносима. Болезнь выиграла, а мы проиграли.

– Черт! – я проехал на красный, подняв волну из лужи. – Блядь, – ударил по тормозам и включил аварийку. Такими темпами на кладбище повезут и меня тоже.

– Вас кто за руль пустил! – услышал, когда дверь резко распахнули. – Козел…

Я резко вскинул голову. Кажется, у меня крыша поехала: Дина мерещится…

Глава 10

Дина

Я стояла возле зеркала в спальне, накладывала макияж, тщательно, даже слишком. Это было неосознанно. Каждый день, выходя из дома, мне хотелось выглядеть женщиной привлекательной и уверенной. На случай неожиданной встречи. Бред, конечно. Москва огромная, а мы с Барсовым в принципе в разных мирах жили. Но я все-таки взяла тушь и сделала пару взмахов. Ресницы у меня и так очень густые и длинные, поэтому редко их подкрашивала. Муж считал, что так я выгляжу вульгарно. Может быть, но мне нравилось. Когда-то кое-кто меня Дюймовочкой назвал из-за них, ну и тонкой талии. И ему не казалось, что у меня глаза блядские.

– Ты уже собираешься?

Женя вышел из душа в одном полотенце, с влажными волосами и мелкой водяной крошкой на плечах. Руки сложил на груди, не улыбался, отражение мое внимательно изучал.

– Да, у меня столько дел, что рабочий день нужно с восьми начинать, – и крикнула: – Матвей вставай! – потом на мужа посмотрела: – Я сама его отвезу.

Женя нахмурился.

– Ты почему такой? – обернувшись, улыбнулась ему.

Он цепким взглядом прошелся по лицу, медленно демонстративно спустился к груди и резко к себе притянул, стискивая шелковую сорочка.

– У вас на работе конкурс красоты? – звучало как упрек. И то как агрессивно коленом ноги развел наглядно показывало, что раздражен. – Красавица моя, должна быть только моя.

Полотенце упало, и мне в живот уперлась напряженная плоть.

– Жень, утро… Матвей… – но он уже накрыл мои губы, задрал гладкий шелк, на кровать толкнул.

– Я хочу и получу жену, – прорычал и рванул трусики. Горячей головкой в самое чувствительное место уткнулся и возбуждающе кружить начал. Горячая волна прошлась по телу, скручиваясь спиралью внизу живота, и я потянулась к мужу, за шею обняла, на поцелуй жадно ответила, но задней мыслью опасалась, что…

– Мам! – крикнул Матвей и в комнату ввалился. Этого опасалась.

– Блядь! – тихо выругался Женя и резко одеяло на нас набросил, затем зло крикнул: – Тебя стучать не учили? Выйди отсюда!

– Ты чего? – потрясенно ахнула, отталкивая его.