Страница 4 из 8
И в отчете для DEMOS, и в этой книге я говорю о «предпринимательском» Государстве, потому что предпринимательство – которое каждый уважающий себя современный политик торопится стимулировать – это не только стартапы, венчурный капитал и «гаражные умельцы-самоучки». Это также готовность и способность экономических агентов брать на себя риск и подлинно найти-анскую неопределенность (Knightian uncertainty): то, что в самом деле неизвестно[2]. Попытки инноваций обычно проваливаются – иначе их не называли бы «инновациями». И потому, чтобы связываться с инновациями, надо быть слегка «чокнутым»… Частенько они обойдутся вам дороже, чем принесут вознаграждения, и потому традиционный анализ затрат-выгод тут не срабатывает с самого начала. И хотя Стив Джобс говорил об этом в 2005 году на своей знаменитой лекции в Стенфорде: инноваторы должны оставаться «голодными и безрассудными» – Stay Hungry. Stay Foolish [Jobs, 2005] – лишь немногие осмелились признать, как много такого безумства требовалось, чтобы запустить волну инноваций, финансируемых и направляемых Государством.
Государство… оно в самом деле способно «безрассудно» вкладываться в инновации? Да, большинство радикальных, революционных инноваций, изменивших динамику капитализма – от железных дорог до Интернета, современных нанотехнологий и фармацевтики – позволяют отследить свои истоки в наиболее отчаянных, ранних и капиталоемких «предпринимательских» инвестициях Государства. И как мы подробно покажем в главе 5, все технологии, которые и делают джобсовский iPhone таким «умным», берут начало в государственном финансировании (Интернет, GPS, сенсорный экран и активируемый голосом персональный помощник SIRI). Подобные радикальные инновации – неизбежно сопряженные с крайней неопределенностью – возникли благодаря не венчурным капиталистам или «гаражным умельцам». Эти инновации стали возможны благодаря видимой руке Государства. Инноваций не случилось бы, если бы мы дожидались, пока их сотворит «рынок» или бизнес сам по себе – а государство бы стояло в сторонке и обеспечивало необходимый минимум.
Исправить провалы. А еще?
Но что же экономисты говорили обо всем этом? Они либо вообще игнорировали эту тему, либо рассуждали примерно так: Государство попросту исправляет провалы рынка. Стандартная экономическая теория оправдывает вмешательство Государства в случае, когда социальная отдача от инвестиций оказывается выше частной – иными словами, когда ситуация такова, что частный бизнес вряд ли будет инвестировать. Это касается и мероприятий по очистке окружающей среды в случае загрязнения (негативный «экзогенный фактор», не включаемый в список расходов компаний), и финансирования фундаментальных исследований («общественное благо», которое трудно оценить). Тем не менее на их долю приходится менее четверти всех инвестиций в исследования и разработки США. Крупные визионерские проекты – вроде «отправить человека на Луну» или «сочинить образ будущего Интернета» – требуют гораздо большего, чем просто расчет социальной и частной прибыли [Mowery, 2010].
Такого рода вызовы требовали конструирования образа будущего, миссии и прежде всего – уверенного осознания (confidence) роли Государства в экономике. Как выразительно заметил Кейнс в работе «Конец laissez-faire» [Keynes, 1926, p. 46; Кейнс, 200741, с. 382]: «Важно, чтобы правительство не выполняло, лучше или хуже, тех функций, которые и так выполняют индивиды, оно должно делать то, что сейчас не делается вообще». Подобная задача требует визионерства и желания сделать так, чтобы в определенных местах что-то начало происходить — что требует не просто бюрократических навыков (хотя, как отмечает Макс Вебер[3], они и играют критически важную роль), но также реальной экспертизы, специфичной для данной технологии и данного сектора. И такую экспертизу можно найти только при условии творческой, визионерской трактовки роли Государства – которое становится способным очертить будущий ландшафт в соответствующей области. Ведь в чем «секрет» агентства DARPA, того самого, которое изобрело и коммерциализировало Интернет, оставаясь частью Министерства обороны США (подробнее мы рассмотрим его в главе 4)? Основной составляющей его успеха стала способность привлекать таланты и подогревать интерес к какой-то конкретной задаче. И это не случайное совпадение, что ARPA-E, аналогичное агентство в составе Министерства энергетики США, сегодня не только играет ведущую роль в американских «зеленых» инвестициях, но еще при этом и развлекается (поощряя в энергетических исследованиях метод проб и ошибок, а вовсе не страшась его) и в итоге привлекает в эту область самые лучшие мозги [Grunwald, 2012].
В книге много примеров из США – это сделано намеренно, с целью показать, что в стране, которую часто считают образцом преимуществ «свободного рынка», в действительности, когда дело доходит до инноваций, работает одно из самых интервенционистски настроенных правительств в мире; более свежие примеры, впрочем, в основном будут касаться «развивающихся» (emerging) государств. В таких странах, как Бразилия и Китай, визионерские инвестиции представлены сегодня надежными государственными инвестиционными банками – которые не только обеспечивают контрциклическое кредитование, но еще и направляют его в новые, непредсказуемые области, которых опасаются частные банки и венчурные капиталисты. И здесь, как и в случае с DARPA, большую роль играют экспертиза, талант и визионерский подход. Это не случайность, что в Бразилии во главе государственного инвестиционного банка BNDES стоят два человека, чей бэкграунд связан с шумпетерианской инновационной экономикой; это их команда экспертов не испугалась риска и позволила состояться инновациям в таких новых секторах, как биотехнологии и экологически чистые технологии (cleantech). Сегодня банк получает рекордную прибыль за счет инвестиций в производство, а не за счет чисто спекулятивных инвестиций: в 2010 году его доходы на инвестированный капитал составили впечатляющие 21,2 % (и были затем реинвестированы Бразильским казначейством в такие сферы, как здравоохранение и образование), тогда как Международный банк реконструкции и развития (МБРР), аналог Всемирного банка, даже не вышел на положительный баланс (-2,3 %). Точно так же Китайский банк развития сегодня лидирует в стране по инвестициям в «зеленую» экономику [Sanderson, Forsythe, 2012]. Мнительные эксперты обычно переживают, что государственные банки тут «вытесняют» частное кредитование [Financial Times, 2012], но истина заключается в другом: эти банки действуют в секторах, а точнее даже в узких направлениях внутри секторов, на которые частные банки ступать не решаются. Поэтому речь идет о Государстве, выступающем как движущая сила инноваций и изменений, – не просто «снимая риски» с не желающих рисковать частных акторов, но и решительно прокладывая путь, предлагая ясное и смелое видение будущего – полностью противоположное тому образу Государства, который нам обычно навязывают.
От «привлечения» к «стимулированию»
В этом и заключается главная мысль: при условии эффективной организации рука Государства тверда, но не тяжела – обеспечивая видение и придавая динамический толчок (равно как и некоторые «намеки», хотя одними лишь намеками было бы не добраться до ИТ-революции в прошлом или до «зеленой революции» сегодня), в результате чего возникает то, чего в противном случае не возникло бы. Подобные действия нацелены на то, чтобы укрепить мужество частного бизнеса. Для этого необходимо уяснить: Государство – не тот, кто беспричинно всюду вмешивается, и не просто «фасилитатор» экономического роста. Государство – это ключевой партнер частного сектора, причем зачастую более храбрый, готовый принять на себя риск, от которого уклоняется бизнес. Государство не может и не должно кланяться разным группам влияния, которые смотрят на него в ожидании подачек, ренты или неоправданных привилегий вроде налоговых послаблений. Вместо этого ему следует искать такие группы, объединенные общими интересами, которые будут динамично работать с ним в паре, стремясь обеспечить экономический рост и технологические изменения.
2
Термином «найтианская неопределенность» обозначают «неизме-ряемый» риск, то есть такой, который не поддается измерению. Назван по имени чикагского экономиста Фрэнка Найта (1885–1972), изучавшего теоретические основания риска и неопределенности, а также различия между ними с экономической точки зрения.
3
Например, Эванс и Раух [Evans, Rauch, 1999] показывают, что государственная бюрократия веберианского толка, в сфере занятости следующая принципам меритократического найма и прогнозируемого карьерного продвижения, увеличивает шансы экономического роста, даже если контролировать такие переменные, как первоначальный уровень ВВП на душу населения и человеческий капитал.