Золотые пластины Харати

— Сколько любви, вдохновения и романтичности вложено в эти слова! Какие возвышенные чувства испытывает, оказывается, паломник, вошедший в Страну Богов и видящий священный Кайлас! — думал я, читая строки из книги Говинды.

Но откуда пришла к паломнику убежденность в том, что он действительно видит главное Чудо Света? Задумывается ли паломник над предназначением этого Чуда Света или он всего-навсего погружается в свои чувства, возникающие при созерцании Чуда? Каков источник знаний о священной горе? Какие мантры знают паломники, повторяя их при виде Чуда?

А еще я знал, что некоторые паломники совершают Парикарму, обходя Кайлас по священной тропе ползком, надевая на руки башмаки, ложась с вытянутыми руками в башмаках, снимая их и в поклоне перемещая ноги в башмаки. Сколько же труда надо затратить на это! Какое глубинное почитание надо иметь в душе!

Я вышел из своей комнаты и, извинившись, пошел к ламе Кет-сун Зангпо, который пил чай. Мне тоже налили чай.

— Можно еще задать вопросы? — спросил я его.

— Да, конечно, — ответил лама.

Выпалив всю серию вопросов про паломников, я стал ждать ответа. Лама молчал. Потом он повел головой и тихим голосом сказал:

— Я не знаю.

— Чего не знаете?

— Я не смогу ответить на Ваши вопросы, потому что я не знаю предназначения священной горы и не знаю источника знаний об этом Чуде Света. Знаю только то, что знания эти пришли из глубокой древности.

— Спасибо, — нелепо проговорил я и подумал о том, что паломники, видимо, действительно не анализируют то, что видят в районе священной горы Кайлас и действительно находятся в полной власти чувств.

— Чай еще будете?

— Нет, — ответил я. — Скажите лама, а ученые были в районе Кайласа?

— Насколько я знаю, ученых там не было. Только паломники бывают в этом священном месте. А если ученые пойдут туда, то они, скорее всего, погибнут.

— Почему?

— Потому что они не смогут подойти к горе с чистой душой.

— М… да…. — выдохнул я и вспомнил видео оператора Квитковского, которого к этому времени я уже исключил из состава экспедиции только на том основании, что, на мой взгляд, этот московский рационалист не смог бы подойти к священной горе с чистой душой.

Гора бы нам не простила, если бы мы его взяли с собой.

После минутной паузы я снова задал вопрос ламе:

— А Николай Рерих? Ведь он же стремился достичь священной горы Кайлас! А он был ученым…

— Рерих был ученым с душой паломника, — обрезал лама.

— М… да…. — удовлетворенно произнес я.

Я опять замолчал и стал думать о том, что, вполне возможно, и мы вскоре будем совершать Парикарму — ритуальный обход священной горы и узнаем то, что паломники называют «пройти полный цикл жизни и смерти» и… пройдем при этом через Врата Смерти.

Спросив разрешения у ламы еще поработать с книгой Говин. — Да, я удалился в свою комнату и стал целенаправленно выискивать в тексте информацию о Вратах Смерти.

Я листал страницу за страницей, бегло вглядываясь в предложения, и вдруг увидел английское слово «mirror» — зеркало. Слово это меня почему-то привлекло и я начал внимательно вчитываться в текст в этом месте книги, а через несколько минут поднял голову и возбужденно вслух воскликнул:

— Вот это да! Зеркало, каменное зеркало убивает людей! Сжатое время оценивает человека и решает — убить его или дать возможность продолжать жить по принципу, который паломники называют «заново родиться»!

Я, дорогой читатель, поясню свое восклицание, но вначале, пожалуйста, прочитайте то, что написал Говинда:

"… паломнику еще предстоит пройти через врата смерти, там он будет рожден заново. Взойдя на перевал Долмы, разделяющий северную и восточную долины вокруг Кайласа, паломник подходит к месту, откуда видно Зеркало Царя Смерти (Ямы) в котором отражаются все события его прошлого. Он ложится между двумя валунами, похожих, на четырехглазых пятнисто-рыжих собак, закрывает глаза и оказывается перед судом Ямы — судом собственной совести. Он вспоминает свои прежние поступки, тех, кто был ему дорог, кто умер раньше него, всех, на чью любовь он не смог или не успел ответить — и молится за их счастье, в какой бы форме им не предстояло родиться.

После такого примирения с прошлым и пройдя через врата смерти, паломник переходит порог новой жизни на заснеженном перевале милосердной матери Долмы. И вот у его ног озеро с изумрудной водой; его называют Озером Милости, а индуистское название — Гаурикунд. В нем паломник получает свое первое крещение как заново родившееся существо.

В восточной долине паломник видит скалу в форме топора. Это эмблема Царя Смерти, а скала называется «Топор Кармы». А теперь, дорогой читатель, позвольте объяснить смысл моего восклицания. Науке известны так называемые «зеркала времени», которые разработал гениальный русский ученый Николай Александрович Козырев. По Н. А. Козыреву время есть энергия, информационная (думающая!) энергия, которая может концентрироваться (сжатие времени) и распределяться (удлинение времени). Ученым были созданы особые вогнутые конструкции, которые могут сжимать время. Эти конструкции он назвал «зеркалами времени».

В будущих книгах, дорогой читатель, я остановлюсь на этом более подробно и приведу результаты научных исследований. А здесь позвольте выразить искреннее удивление тем, что то (видимо, сооружение), что имеет отношение к Царю Смерти Яме, тоже называется Зеркалом. Николай Козырев, описывая возможность сжатия времени с помощью зеркал, не исключал того, что при сильном сжатии времени жизнь человека может протечь за считанные дни, часы, минуты, секунды или мгновения, после чего наступит физическая смерть. Время убьет человека.

Почему Н. А. Козырев назвал свои конструкции зеркалами? Неужели Зеркало Царя Смерти Ямы похоже на зеркала времени Козырева? Неужели время есть думающая субстанция, способная оценивать мысли, душу и карму человека? Неужели сжатое время вытягивает из человека главное — Совесть — и оценивает ее, решая убить или дать возможность жить человеку?

А тогда, когда я сидел в комнате в доме у ламы Кетсун Зангпо, я думал о том, что вскоре нам, четверым российским ученым, наверное, придется предстать перед Зеркалом Царя Смерти Ямы и ощутить на себе суд Ямы, где, если верить книге Ангарики Говинды, наша Совесть будет оцениваться каким-то неизвестным энергетическим Разумом.

Имя Яма показалось мне зловещим и угрюмым. Мне стало страшно. Я стал бояться за чистоту моей совести, хотя и знал, что главным принципом всей моей жизни являлась чистота совести; натужно, со скрежетом и часто в ущерб себе я старался жить по совести, но…

— Кто его знает! Кто его знает! А может быть я, сам не замечая того, шел когда-то поперек своей совести? Ведь сколько раз я психовал, орал… Ведь я не ангел! — причитал я, крутя сигарету в руке. А потом я четко и ясно вспомнил моменты, когда совесть меня мучила. Очень сильно мучила. Я вспомнил, как я нередко срывался на ком-то из своих пациентов, кто видел во мне свою последнюю надежду, а потом… разыскивал в клинике этого слепого человека, извинялся перед ним, стараясь сохранить достоинство хирурга и делал ему операцию с особым вдохновением и с тем душевным вожделением, когда мысли лихо скачут по клеткам моего мозга, а руки, подчиняясь какому-то подсознательному порыву, опережают своими действиями осознанную мысль, вызывая впоследствии удивление по типу «с чего это я так сделал?» или «как же я смог это сделать?». В нашем Центре даже ходит притча о том, что если шеф (то есть я) сорвется на больного, то ему повезло. Слух этот приводит даже к тому, что некоторые изощренные пациенты порой специально выводят меня из себя, зная, что операция получится лучше. И они, собственно, правы, потому что, видимо, энергия Совести не просто стимулирует мышление, а имеет способность вытягивать из подсознания то, что еще неподвластно осознанию и действует мощно, решительно и загадочно. В народе это называют в хирургическом смысле выражением «рука легкая». Энергия Совести делает это. Слишком велика цена Совести. Рано или поздно, на Этом или Том Свете, мы предстанем перед судом Совести, и это будет решающим моментом нашей вечной жизни.