Шоссе Линкольна

Не в том дело, что Эммет знал мистера Шалти как человека дружелюбного, и не в том, что жил он в одном из самых красивых домов в городе. Эммет пришел к мистеру Шалти с такой мыслью: как бы жизнь ни повернулась, плотнику всегда найдется работа. Дом, как ты складно его ни построй, ветшает. Петли разбалтываются, половицы истираются, крыша течет. Достаточно пройтись по дому Уотсонов, и увидишь тысячу мест, где время возьмет дань с хозяйства.

Летними месяцами бывали ночи, когда гремел гром или свистел суховей, и Эммет слышал тогда, как в соседней комнате возится в постели отец – и не без причины. Потому что фермер с заложенным хозяйством подобен человеку, идущему по перилам моста, раскинув руки, с закрытыми глазами. Это такая жизнь, когда разница между достатком и разорением измеряется несколькими днями дождя или несколькими ночами заморозков.

А плотник не мучается по ночам бессонницей, беспокоясь о погоде. Ему крайности погоды на руку. Он рад метели, ливню и смерчу. Грибок, нашествие насекомых – тоже кстати. Силы природы медленно, но неуклонно подтачивают дом, подрывают фундамент, трухлявят балки, крошат штукатурку.

Ничего этого Эммет не сказал, когда мистер Шалти задал ему вопрос. Он положил вилку и ответил просто:

– Я вот как думаю, мистер Шалти: это у Иова были волы, а у Ноя – молоток.

Мистер Шалти рассмеялся и тут же нанял Эммета.

Большинство фермеров в округе, если бы их старший сын вечером пришел домой и объявил, что нанялся к плотнику, устроили бы ему такую взбучку, что он не скоро бы забыл. А потом, возможно, поехали бы еще к дому плотника и сказали бы ему пару ласковых, чтобы в другой раз ему не захотелось вмешиваться в воспитание чужого сына.

Но в тот вечер, когда Эммет, придя домой, сказал отцу, что договорился о работе с мистером Шалти, отец не рассердился. Внимательно выслушал. Подумав минуту, он сказал, что мистер Шалти хороший человек, а плотницкое ремесло – дело полезное. И в первый день лета он приготовил Эммету плотный завтрак, дал еды с собой и благословил на работу у чужого.

Может быть, и тут он рассудил неправильно.

Когда Эммет спустился, мистер Рэнсом сидел на ступеньках веранды, локтями опершись на колени, шляпа по-прежнему в руке. Эммет сел рядом; оба смотрели на парующее поле. Вдалеке виднелась изгородь, за ней начиналось ранчо Рэнсома. По последним сведениям, известным Эммету, у мистера Рэнсома было девятьсот с лишним голов скота и восемь наемных работников.

– Хочу поблагодарить вас, что взяли к себе Билли, – сказал Эммет.

– Это самое малое, что могли сделать. Кроме того, ты не представляешь себе, как довольна была Салли. Скучно ей было держать дом для меня одного, а с твоим братом – другое дело. С тех пор, как Билли к нам перебрался, мы и питаться стали лучше.

Эммет улыбнулся.

– Все равно. Для Билли это большое дело, и мне было спокойнее, что он с вами.

Мистер Рэнсом кивнул в ответ на благодарность юноши.

– Директор Уильямс, кажется, хороший человек, – сказал он, помолчав.

– Он хороший.

– Не похож на канзасца.

– Да. Он вырос в Филадельфии.

Мистер Рэнсом покрутил шляпу в руках. Эммет видел, что у соседа какая-то мысль. Он еще не знал, как ее высказать и надо ли это вообще. Или хотел выбрать подходящий момент. Но иногда выбирают его за тебя: облако пыли вдалеке над дорогой означало, что едет сюда его дочь.

– Эммет, – начал он. – Директор Уильямс правильно сказал, что ты заплатил свой долг – что касается общества. Но город у нас маленький, гораздо меньше Филадельфии, и в Моргене не все смотрят на это так, как Уильямс.

– Вы говорите о Снайдерах.

– Я говорю о Снайдерах, Эммет, но не только о Снайдерах. У них родственники в нашем округе. У них соседи и старые друзья семьи. И люди, с которыми они ведут дела, и прихожане их церкви. Все мы знаем: сколько раз Джимми Снайдер попадал в беду, всегда это было делом его рук. За свои семнадцать лет он накосячил столько, что хватило бы на целую жизнь. Но для его братьев это не имеет значения. Тем более после того, как погиб на войне Джо-младший. Они и так были не очень довольны тем, что ты получил всего восемнадцать месяцев в Салине, а когда тебя еще и выпустили на несколько месяцев раньше из-за смерти отца, вообще пришли в ярость. И при любой возможности постараются, чтобы ты эту ярость почувствовал. Так что, пока у тебя целая жизнь впереди, а вернее, потому, что у тебя вся жизнь впереди, подумай о том, чтобы начать ее где-нибудь в другом месте.

– Об этом вы не беспокойтесь, – сказал Эммет. – Через сорок восемь часов нас с Билли, думаю, уже не будет в Небраске.

Мистер Рэнсом кивнул.

– Твой отец мало чего после себя оставил, я хочу дать тебе немного, пока ты не обосновался где-то.

– Мистер Рэнсом, я не могу взять у вас деньги. Вы и так для нас много сделали.

– Тогда считай, что в долг. Расплатишься, когда устроишься.

– Пока что, думаю, на Уотсонах уже достаточно долгов, – ответил Эммет.

Рэнсом кивнул с улыбкой. Потом встал, надел шляпу – как раз, когда на дорожку шумно въехал пикап, именуемый «Бетти». За рулем сидела Салли, Билли рядом с ней. С громким выхлопом машина затормозила юзом, но Билли выскочил из кабины еще на ходу. С вещевым мешком от лопаток до зада, он пробежал мимо Рэнсома и обнял Эммета за пояс.

Эммет присел на корточки и обнялся с братом.

К ним с улыбкой и блюдом в руках, в цветастом воскресном платье шла Салли.

Мистер Рэнсом воспринял и платье, и улыбку философски.

– Смотрите, кто к нам приехал, – сказала Салли. – Не задуши его, Билли Уотсон.

Эммет поднялся и положил руку на макушку брата.

– Здравствуй, Салли.

Салли, как всегда, когда волновалась, сразу перешла к делу.

– Дом подметен, кровати застелены, в ванной свежее мыло, в холодильнике масло, молоко, яйца.

– Спасибо, Салли, – сказал Эммет.

– Я предложила поужинать с нами, но Билли настоял, чтобы вы вдвоем первый раз поели дома. Ты только что с дороги, и я сделала вам запеканку.

– Напрасно ты беспокоилась.

– Напрасно, не напрасно – вот она. Поставишь в духовку, сто восемьдесят градусов, на сорок пять минут.

Эммет взял миску, Салли покачала головой.

– Надо было записать для тебя.

– Думаю, Эммет как-нибудь запомнит инструкцию, – сказал мистер Рэнсом. – Если не он, так Билли точно запомнит.

– В духовку на сто восемьдесят градусов и на сорок пять минут, – сказал Билли.

Мистер Рэнсом повернулся к дочери.

– Ребятам не терпится побыть вдвоем, а у нас еще дела дома.

– Я зайду на минуту, проверю, все ли…

– Салли, – сказал мистер Рэнсом тоном, не предполагающим возражений.

Салли показала на мальчика и улыбнулась.

– Веди себя хорошо, малыш.

Рэнсомы сели в пикап и выехали на дорогу. Эммет и Билли проводили их взглядом. Потом Билли повернулся к Эммету и снова обнял его.

– Эммет, я рад, что ты дома.

– Билли, я тоже рад, что дома.

– Теперь тебе не надо возвращаться в Салину. Да?

– Да. Больше никогда не надо возвращаться. Пошли.

Билли отпустил Эммета, и они вошли в дом. В кухне Эммет открыл холодильник и поставил запеканку на нижнюю полку. На верхней полке стояло обещанное молоко, лежали масло и яйца. А кроме этого – банка домашнего яблочного пюре и банка персиков в сиропе.

– Хочешь поесть?

– Нет, спасибо, Эммет. Перед тем, как выехали, Салли сделала мне бутерброд с арахисовой пастой.

– А молока?

– Ага.

Эммет поставил стаканы с молоком на стол. Билли снял вещевой мешок и поставил на свободный стул. Отстегнул верхний клапан и осторожно вынул пакетик в фольге. Там был столбик из восьми печений. Два он положил на стол – Эммету и себе. Остальные завернул в фольгу, положил в мешок, застегнул клапан и вернулся на свое место.

– Ничего у тебя мешок, – сказал Эммет.

– Это настоящий армейский вещмешок, – сказал Билли. – Он из так называемых армейских излишков, не побывал на войне. Я купил его в магазине мистера Гандерсона. И еще фонарь из излишков, компас и эти часы.