Дворянство. Том 2

— Да, — склонила голову «госпожа стрел». — Принимаю.

— Я нарекаю тебя «первым хранителем тела» и приказываю, когда будет на то возможность, собрать и обучить роту стрелков. Они станут моей личной охраной, ты же примешь на себя руководство ими. Я не распоряжаюсь тем, чем пока не обладаю, поэтому новый титул и земли дам тебе позже, когда заберу владения у недостойных.

Елена в замешательстве почесала нос. Происходило что-то непонятное. Точнее как раз понятное — мальчишка занимался психотерапией, отыгрывая роль монарха, но удивительной казалась реакция остальных. Они воспринимали происходящее с лютой серьезностью, будто перед ними не хорохорился метр с кепкой одиннадцати лет, а вещал настоящий царь царей.

— Гаваль… — Артиго запнулся.

— Ваше Величество, — менестрель упал на колени в припадке искреннего верноподданичества. — Я из семьи переплетчика. Наша фамилия Потон-Батлео, но «цин» я прибавил к ней сам.

— Самозванец, — сумрачно подытожил мальчик.

— Да, — юноша опустил голову еще ниже.

Несколько мгновений Артиго смотрел на коленопреклоненного музыканта, затем неожиданно и скупо улыбнулся.

— Да будет так. И пусть сказанное мной станет истиной… Гаваль цин Потон-Батлео.

Слово «цин» Артиго явственно выделил голосом.

— Благодарю, — прошептал новопровозглашенный дворянин.

— Ты не сражался за меня и робок характером. Но ты последовал за мной. Я этого не забуду. Гаваль цин Потон-Батлео, до конца моей или твоей жизни раз в год ты будешь приглашен к праздничному обеду в моем присутствии. А по завершению приема получишь в дар одежду, которую я надел по этому случаю.

Елена не поняла в чем суть награды, но судя по выражению лиц окружающих, а также по изгибу спины менестреля, привилегия была очень крутой. Затем женщина прикинула, сколько мог бы стоить… ну хотя бы тот белый, расшитый жемчугами костюмчик, в котором Артиго сидел на королевском балу, и вопрос отпал сам собой. Оригинальный способ выплачивать содержание!

— И это не все. Отныне и до того времени, пока не запросишь отставку, я назначаю тебя летописцем грядущего и минувшего. Отныне твой долг — запоминать и записывать все, чему ты стал свидетелем, без прикрас и умолчаний. Твои пергамент и перо должны ведать лишь правду. Обо мне. О нас. Обо всем, что мы сделаем.

Гаваль пал ниц, возя лбом по мокрой траве. На мгновение Елене показалось, что Артиго сдерживает улыбку… нет, наверное, все же показалось.

— Марьядек из Керазетов, — позвал мальчик.

— Да… господин, — браконьер сделал шаг вперед и поклонился. Без менестрелевского подобострастия, но с полным уважением.

— Ты не сражался за меня, но ты последовал за мной в изгнанье, пусть и не добровольно. Этого я тоже не забуду. Обучен ли ты пехотному бою?

— Да, господин, — ответил Марьядек после короткого раздумья. — Я был в ополчении тухума и служил в отряде без собственного прапора. Участвовал в двух сражениях.

— Хороший опыт, — нахмурился Артиго. — Почему же ты не записался в знаменный полк на постоянное жалованье?

— А-а-а… ну… — растерялся Марьядек, определенно не желая предавать огласке постыдные моменты биографии, но все же признался. — Я сбежал. Не хотел идти в солдаты по долгу. Хочу сам выбирать, кто мне будет платить. И кому я поклянусь в верности. А еще хочу жить у большой воды. Не хочу больше гор видеть. Вот так.

— Итого, дезертир, — сказал Артиго.

— Ну, как сказать, — продолжал мяться браконьер-пикинер. — У нас чуть по-иному все устроено...

— А мне послужишь? — напрямик спросил Артиго. — Добровольно. По своему выбору.

— Ну-у-у, — протянул Марьядек. — Кажись, куда б я не бежал, дорожка петлей вывернется и к пике подведет. А ежели можно выбрать, чего бы не выбрать? Послужу.

— Ты знаешь команды и воинский порядок? — продолжил расспросы мальчик.

— Я знаю построения, одиннадцать боевых и походных положений пики, восемь главных команд в бою, а еще три призыва богобоязненной храбрости, — с гордостью перечислил Марьядек. — Я умею считать до полусотни. Могу командовать десятком первой линии.

— Это хорошо. Помимо «охраны тела» мне понадобится мощь, дабы карать врагов. Я приказываю тебе, когда будет на то возможность, собрать и обучить роту пехоты, а затем взять ее под командование. Они станут первым отрядом моего войска, избранными и наилучшими. Если справишься, и когда будет на то возможность, я вознагражу тебя по заслугам.

— Ваша… ваша…

Кажется, браконьер попросту забыл или не знал, как положено обращаться к императорам. Он лишь молча склонился в новом поклоне, существенно ниже и дольше, чем до того.

— Раньян, Хель. Встаньте передо мной, — попросил мальчик, именно попросил, не приказал. Затем оглянулся с некоторой растерянностью. — Мне… нужен меч.

— Возьмите, Ваше Величество, — Бьярн подал ему длинный кинжал, который вполне можно было счесть коротким мечом. В самый раз по невеликим силам Артиго.

— На колени, — теперь уже приказал юный император.

Елена подставила плечо бретеру, чтобы тот мог опереться. Стиснув зубы, Раньян подогнул одну непослушную ногу, затем другую. Женщина последовала за ним, решив, что коль начали, то и бог с ним, доиграем до финала. Главным образом ради бретера. Кроме того… она призналась сама себе, что представление увлекает не на шутку, в первую очередь за счет отношения всех участников. Артиго вел себя как настоящий монарх, только маленький, не духом, но телом, будто в его власти одаривать милостями сподвижников. Те же, в свою очередь, принимали голые слова за чистую монету, будто им раздавали настоящие титулы и привилегии.

Хм…

А почему нет, собственно? Она припомнила свои же слова, которые искренне произносила совсем недавно. Попробовала оценить происходящее взглядом аборигена, для которого «человек чести» не пустой звук, но буквально другая порода людей. А император — не тот, кому повезло родиться в правильной семье, выиграть гонку нескольких миллионов сперматозоидов к яйцеклетке, а в прямом смысле — отмеченный Господом.

Ни хрена себе! — полоснула короткая и очевидная мысль. Они же не играют! Не выполняют какой-то специфический ритуал, а проживают все это. Для них происходящее столь же серьезно, как для женщины с земли — физика и, скажем, законы исторического развития.

— Раньян, бретер, по прозвищу Чума, — звучно провозгласил мальчик. — Ты сражался за меня и проливал свою кровь. Ты был готов умереть за меня и едва не погиб. За это дарую тебе высшую награду, что мне доступна. Ты преклонил колени как человек, лишенный положения и дворянского достоинства. Но поднимешься моим фамильяром. Отныне имя твое Раньян су Готдуа, и ты — Рука, что карает.

Елена понятия не имела, как переводится «су», такую приставку она еще не встречала. Но судя по бледным лицам спутников и торжественному голосу маленького императора, это было что-то невероятное, круче любых титулов и пожалований, даже одежды с императорского плеча. Раньян молча опустил голову с неровной щетиной отраставших волос.

— Хель, писец, лекарь и воительница, — обратился уже к ней Артиго. — Ты сражалась за меня. Ты не бежала от смерти, что казалась неминуемой. За это я вознаграждаю тебя. Ты преклонила колени как человек без прошлого и дворянского достоинства. Но поднимешься моим фамильяром. Отныне имя твое Хелинда су Готдуа, и ты — Рука, что исцеляет.

Держа меч-кинжал обеими руками, с трудом удерживая клинок ровно, мальчик-император поочередно коснулся острием лбов Раньяна и Елены, так, чтобы слегка оцарапать кожу, выпустив капельку крови, немедленно смытой дождем.

— А теперь встаньте.

Они повиновались, Елена, то есть Хелинда су Готдуа (что бы это ни значило), снова помогла бретеру. Прочие не двинулись с места, будто происходящее было настоящим таинством, связывающим троих удивительными узами.

— Отныне вы стоите предо мной выше владык мира сего, выше королей и герцогов, — строго пояснил маленький правитель. — Потому что титулы и семейные узы не выбирают, они достаются по праву рождения и Божьим попущением. Вы же связали свои жизни с моей по собственной воле. Теперь ваши слова, это мои слова. Ваши деяния — мои деяния. Там, где лягут ваши головы, должно быть, окажется и моя…