Изгой

На площадке в трех километрах от портала солнечные батареи собирали энергию и отдавали аккумуляторам. Оттуда она шла на насосы, качающие воду, и на генератор водорода, установленный на безопасном расстоянии. Проложенный трубопровод литр за литром качал газ в латексные шары, военные, сменяя друг друга по двое, подцепляли к шарам метеоустройства, камеры, коротковолновые передатчики и прочее оборудование. В день удавалось запускать до тысячи штук. Не было такой точки на планете, куда бы не проникли зонды.

Ученые многое узнали о планете – куда движутся морские течения, с какой скоростью дуют ветра, как изменяется температура от полюсов до экватора. Нашли десятки тысяч небольших островков, разбросанных по океану, из них сотни достигали размеров Сицилии. Но не обнаружили ни одного континента.

Людям повезло, они оказались на самом большом острове на этой планете. Райском острове. Параизу.

12 августа 334 года от Разделения, четверг

Нижний город (Сидаже Фундо), Параизу

На Земле, откуда все люди родом, Соль бело-желтый, очевидцев в живых не осталось, но старые фильмы и картинки не врут. Здесь его собрат почти белый, с красноватыми пятнами, похожими на перистые облака. Прямо на него, пока нет внутренней защиты, без специальных фильтров смотреть не рекомендуется, и долго оставаться под прямыми лучами без одежды – тоже. Тело через какое-то время покрывается волдырями, которые потом держатся сутки, не меньше. Минимум тридцать часов. С каждым разом этих волдырей все больше и больше, а потом и весь организм вразнос идет, сначала отказывает печень, потом почки, образуются тромбы в легких. Поэтому маленьких детей в светлое время на улицу не выпускают, зато потом, когда биохимический имплантат приживется, за уши оттуда не утянешь.

Правда, везет не всем, у некоторых имплантаты не приживаются, и им приходится всю жизнь приноравливаться, чтобы не обгореть и не ослепнуть, приходится самим приводить себя в порядок, используя врожденные способности организма. Если они есть.

Молодой парень, белобрысый, с прямым носом и темными, почти черными глазами, соскочил с кровати и с недовольством посмотрел на пробивающиеся через жалюзи первые лучи восходящего солнца. С еще большим недовольством – на пластинку телефона, валяющуюся на тумбочке. Зато россыпь черных волос на подушке заметно улучшила настроение.

– Успею или не успею? – бормотал он, натягивая джинсы. – Как же ее зовут, только бы вспомнить.

Одна штанина запуталась, он чуть не грохнулся на пол. В последний момент вывернулся и упал-таки на кровать, чмокнул спящую в макушку.

– Завтрак, милая?

– Только кофе, – пробормотала девушка сонно, выглядывая из-под одеяла. На вид ей было лет двадцать пять – тридцать, пронзительно-синие глаза в проникших в комнату лучах тускло блестели, она зевнула. – Сколько сейчас?

– Семь.

– Черт, черт, черт, я опаздываю. – Можно было бы предположить, что девушка вскочит и начнет собираться, но нет, только одеяло откинула, обнажившись до пояса. На левой груди у нее был небольшой шрам. – Смена через полтора часа. Тащи кофе, малыш, иначе меня выгонят. И пошевеливайся, хватит на мои сиськи пялиться.

– Уверена? – Парень провел пальцем по ее груди. – Может, поваляемся еще немного?

– Бегом! Черный, без молока и сахара. И еще, Поль…

– Что, дорогая?

– Когда вернешься, обязательно вспомни, как меня зовут.

Справившись со злосчастной штаниной, парень, которого как только ни называли – и Пабло, и Полом, и Павлом, и Паулу, и даже как сейчас – Полем, ринулся на крохотную кухоньку, засыпал зерна в кофемашину и мужественно нажал зеленую кнопку.

Люди на Сегунде отчего-то цеплялись за национальную идентичность, в том числе за привычные имена, хотя с момента Разделения кровь перемешалась настолько, что найти чистокровного немца, русского или француза было практически невозможно.

– Ну, не подведи, – подмигнул он практически единственному работоспособному представителю кухонной техники в этом доме, – а то ведь придется вспомнить.

Фокус с забытым именем состоял из нескольких элементов, как минимум двух.

Пока кофемашина гудела, пытаясь сотворить из местного сорта кофе что-то удобоваримое, он успел почистить зубы, умыться и отослать несколько сообщений с телефона на виду у девушки. И когда вернулся в спальню с подносом, на котором лежали несколько печенек и стояла большая, исходящая паром чашка с логотипом сети супермаркетов, чувствовал себя очень уверенно.

– Твой кофе, Клэр. – Он торжественно водрузил поднос на тумбочку.

Девушка уже сидела на кровати, в майке и крохотных трусиках.

– Дурак, твои приятели тебя развели. Я – Анабель. Для тебя – доктор Биркин.

– Точно. – Павел скорчил уморительную рожицу, у него это всегда отлично получалось. – Прости, Анабель. Обещаю, что обман им дорого будет стоить.

– Я пошутила. – Клэр схватила чашку, сделала большой глоток, сморщилась. – Ну и гадость. Ты точно журналист? Такой наивный, прям свежачок, так и хочется тебя снова завалить.

– Пока только стажер. Значит, остаемся?

– Нет, пора, пора, пора. Подбросишь? Больница Святой Марии в Верхнем городе.

Красный байк промчался по широким, окантованным пальмами, махагонами и сейба улицам Нижнего города, вырулил к шлагбауму, преграждающему ведущую наверх дорогу, пассажирка приложила к считывающему устройству ладонь, а парень продемонстрировал полицейскому, вышедшему специально для этого из будки, серебристый ободок на запястье.

– Цель визита какую записать? – Патрульный ткнул в браслет сканером.

– Репортаж для «Фундо политико». – Павел приподнял бейдж, висящий на груди, глядя прямо в камеру. – Внештатный репортер Павел Веласкес. Пишу статью о нравах врачей-патологоанатомов в больнице Святой Марии. Буду внедряться в среду их клиентов.

– Дошутишься ты, Паулу. – Патрульный неодобрительно покачал головой, но улыбка все равно наползла на лицо. – Ладно, вали. Три часа.

– Спасибо, Энрике. С меня как обычно.

Официально столица Сегунды делилась на две части – Верхний и Нижний город, Сидаже Алта и Сидаже Фундо. У каждой части был свой мэр, своя полиция и свои местные законы.

Верхний город располагался на плоскогорье в южной части острова на высоте полутора тысяч метров от уровня океана. Тот участок, где раньше находился портал, был огорожен и строго охранялся; чтобы попасть к знаменитому месту, связывавшему когда-то жителей Сегунды с материнской планетой, потребовалось бы преодолеть несколько блокпостов или взобраться по километровой отвесной скале.

За счет перепадов высот ветры здесь были гораздо сильнее, чем внизу, и жилых высотных зданий в городе никогда не строили. Три, максимум четыре этажа с толстыми стенами из красного кирпича, отлично аккумулирующего дневное тепло для долгой прохладной ночи и наоборот – температура на такой высоте была градусов на десять ниже равнинной.

Все промышленные предприятия давно уже перенесли вниз или дальше на север, еще сто лет назад оставались те, которые потребляли много энергии и мало других ресурсов, но и они переехали в Нижний город и в Сантаменто, а то и вовсе на равнины. Зато в Верхнем городе были лучшие больницы, самые современные лаборатории и самые дорогие отели, если не считать Парка на восточном побережье, в Ньюпорте, и тех, что строили в новых городах на севере и востоке.

Дорога, соединяющая две части столицы, шла серпантином, поднимаясь по вырубленной в скале дороге, навстречу почти никто не ехал, зато впереди тащились платформы, доставлявшие в Верхний город продукты и прочие предметы потребления, – грузовые лифты и Северо-западная дорога не справлялись с мощным потоком грузов. Две полосы позволяли обгонять неторопливый грузовой транспорт, байк разогнался и в последний момент ушел от столкновения с кабриолетом, спускавшимся вниз. Пассажирка ойкнула, разразилась ругательствами, а Павел только расхохотался.