Глубокая охота

Глава 25

Глава 25. Подводник в бою

«The Germans never came so near to disrupting communications between the New World and the Old as in the first 20 days of March 1943»

Captain Stephen Wentworth Roskill

О чём может думать командир имперской подводной лодки накануне решающего сражения? На этот вопрос работники пера и печатного станка давно уже дали пару десятков ответов, где различается лишь соотношение пафосности и сентиментальности. Рекомендованное «сверху», по слухам, составляло три к одному. То есть, на каждую мысль о родной сакуре или берёзе требовалось не меньше трёх раз подумать о Янтарном троне, радости отдать жизнь за Императора и приумножении славы дважды Непобедимого Имперского флота.

Фон Хартманн уже почти час думал о лопнувшей резинке трусов. Проблема совершенно дурацкая, когда ты дома, рядом со шкафом, в котором нижний ящик забит этими самыми трусами-носками. И горе, если шкаф за полмира, вторые трусы брошены в стирку, а еще одни на прошлой неделе упокоились в мусоре… и при этом ткань форменных брюк замечательно умеет впитывать пот и натирать кожу.

Конечно, оставался вариант соорудить что-то из бинтов, но…

— Море шумит…

— Шта, прастите?

— Виновата, комиссар, — поправилась Кантата. — Множественные шумы прямо по курсу. Очень множественные. И взрывы глубинных бомб.

— Контрольное бомбометание, — вслух предположил Ярослав. — А может и гоняют кого-то. Ладно. Приготовиться к погружению. Средний вперед, рули вниз на полную.

— На сколько ныряем?

— Не знаю.

— Но…

— Вы почувствуете нужную глубину, — пообещал фон Хартман. — Или увидите. Сейчас для нас главным будет вот этот прибор, — Ярослав указал на градусник, отвечавший за температуру забортной воды. — Кто знает хоть какие-то молитвы — молитесь!

— А… о чем?

— О чем? — переспросил фрегат-капитан. — Можно, к примеру, о даровании победы имперскому оружию. Вроде в той карманной книжице, что комиссар выдавала, такие молитвы были. Да, ещё… если кто-то придумает молитву, чтобы глубина термоклина оказалась меньше, чем наша глубина разрушения, будет ну просто замечательно.

— Знаешь, Ярик, — после долгой паузы отозвалась Татьяна Сакамото, — я чувствую, что ты хотел нас тут как-то подбодрить… но, честно говоря, получилось у тебя не очень.

— Думаешь?

— Уверена! — Татьяна, приподнявшись на носках, выщелкнула из держателя бакелитовую «грушу» микрофона. — Слушать в отсеках! Говорит комиссар. Девчонки… мы идем на вражеский конвой. Империя ждет, что каждая исполнит свой долг… и мы с командиром тоже на вас надеемся. Не подведите нас.

По мнению фон Хартманна, для увеличения градуса пафоса лучше бы подошла знаменитая фраза маршала Тоца — про сорок веков, глядящих… ну, например, с верхушки перископа. Хотя подлинный возраст обнаруженных на ируканской равнине неизвестно чьих древних руин до сих пор служил предметом постоянных споров между археологами.

— Девяносто саженей. Сто. Сто двадцать.

Треск пришёл откуда-то с кормы. Вроде бы негромкий металлический звук, заставляющий позвонки ледяным крошевом осыпаться вниз. Крик боли металла под чудовищным давлением океанской толщи. Вот он повторился, став громче.

— Корпус выдержит, — с нарочитой уверенностью заявила комиссар. — Должен выдержать. Новые стали позволяют и на триста нырять. А все швы автомат делает и потом их на рентгеновском аппарате проверяют. Выдержим…

— Сто пятьдесят.

«Должны проверять», тоскливо подумал Ярослав. Только и в экипажах должны быть нормально, по полному циклу подготовки натасканные парни, а не худосочные пигалицы. Чтобы там ни орало министерство лжи и дезинформации, даже самая патриотически настроенная баба не сможет с ходу заменить у станка мобилизованного токаря шестого разряда. Вал по плану и план по валу… а сейчас мы на своей шкуре проверим всю эту хрень предельным давлением.

— Сто семьдесят.

В анамнезе у рода фон Хартманнов числились довольно сильные способности к чтению ауры и даже ближним пророчествам. Правда, у самого фрегат-капитана многочисленные проверки не выявили даже зачатка Дара, но сейчас момент входа «Имперца» в термоклин он скорее предвидел, чем ощутил.

— Сто девяносто.

— Выравниваемся. Вперёд в режиме подкрадывания.

Градусник еще не успел отреагировать, но осторожное, кончиками пальцев, касание борта подтвердило — все сделано верно, более плотный слой воды принял субмарину в свои объятья, словно пуховая перина. Чуть покачавшись, подводная лодка замерла на полпути между черной бездной… и смертью. Они успели, теперь оставалось лишь ждать и…

Со стороны кормы донесся грохот, затем… поначалу Ярослав даже не понял, что именно может издавать подобные звуки — то ли лопнувшая магистраль воздуха высокого давления, то ли пока еще тонкая струя воды. Лишь когда после звонкого хлопка звук оборвался полувсхлипом, фрегат-капитан сообразил, что это был визг. Женский, вернее, девчоночий.

— Доктора в дизельный… — хрипло выплюнул динамик.

Фон Хартманн махнул рукой комиссару и взял микрофон.

— Главмех, доложите обстановку. Потери, повреждения…

— В железе потерь пока нет, — Ван Аллен сделала паузу и Ярослав живо представил, как Сильвия откидывает со лба непослушную прядь, оставляя на лице очередную темную полосу. — Сальники текут как последняя с… ну и к рулям наверняка будут вопросы, но пока вроде все держится. В потерях Атёна… то есть оберматрос Мартенс. Мы её кое-как скрутили, но… надеюсь, доктор сможет как-то помочь.

Она замолчала и фрегат-капитан сумел разобрать звучащее фоном плачущее бормотание. Не-хочу-умрать-не-хочу-умирать-не-хочу-вонючая-гремящая-жестянка-не-хочу-не-хочу-не-хочу…

— Вас понял.

— Мы держимся, командир, — тихо сказала главмех. — И лодка держится.

«С запахами на «Имперце» ещё довольно пристойно», — подумал фон Хартманн. Девочка просто не была на старых подлодках, там уже через месяц плесень везде, а уж ароматы…

Пинг. Пинг. Пинг.

Постоянные импульсы гидролокаторов, хоть и ослабленные, царапали нервы не хуже когтей Завхоза. На их фоне редкие глухие удары глубинных бомб воспринимались как облегчение. Далеко… значит, не по нам… значит, не видят и не слышат…

Если верить часам, длилось это не очень долго. Ярослав часам не верил — по его личным ощущениям, прошла примерно вечность, прежде чем перезвон импульсов перестал частить, сменившись другим ощущением — словно где-то над ними шёл длинный эшелон, тяжело переваливаясь на стыках груженными «с верхом», вагонами.

— Всплываем! Акустик, что слышно?!

— Конвой над нами, командир! Сильные шумы… со всех сторон. Их… много. Десятки кораблей, — не дожидаясь реплики комиссара поправилась Кантата, — или даже сотни.

— Выводи нас между колоннами.

— Поняла… надо принять влево, справа шумы сильнее.

— Курс тридцать влево. Поднять перископ.

Наверху… была ночь. Редкостно темная для этих широт, должно быть небо затянуто тучами… но тут темноту на миг расколола далекая вспышка, знак чей-то удачной атаки — и на сетчатке фон Хартманна отпечатались темные силуэты транспортников. Три колонны, или четыре? И это только с одного борта. Как там было в старой шутке? Двадцать стволов и все небо в попугаях?!

— Всплываем! Я с лейтенантом Тер-Симонян выходим наверх. Атака из надводного, по наведению с мостика! Торпедному приготовиться! Лейтенант Неринг — к вычислителю!

— Командир… — начал кто-то, но Ярослав уже карабкался вверх по трапу.

«Вот за такие фокусы тебя в итоге и списали на берег!», — отстранённо подумал он. Можно отстреляться по ночному перископу… или даже по данным гидролокатора. Радар включить, наконец. И к черту эту «старую школу», сейчас так уже никто не воюет. Времена, когда подводная лодка могла в надводном положении атаковать конвой, давно уже канули в лету вместе с легендами глубинного флота. И уж точно, никто всплывал посреди конвоя «весь в белом». У транспортников уйма стволов, зенитных и побольше, а стоит им получить хоть пару снарядов под рубку…