Страница 15 из 18
– Вот и славно, тогда пошли.
Мика хочет спросить: «куда?» – и: «ты кто такая?» – и: «вы ошиблись, наверное», – и: «я ничего не нарушила, на улице можно курить». Но пока Мика думает, её ноги сами делают шаг, ещё шаг. А ласковый голос снова шепчет:
– Просто Алекс и Нина не сиды, сами тебя забрать отсюда не могут, поэтому попросили меня.
Мика хочет спросить, кто такие Алекс и Нина, но вместо этого говорит:
– Почему-то папу все зовут «Алексом», а он больше любит, чтобы полным именем, «Александр».
– Точно! – отвечает ей ласковый голос. – Ты совершенно права. Надо мне наконец уже это запомнить. И называть его Александром. Всегда! Ну, раз человеку так больше нравится… А теперь, дорогая, закрой на минутку глаза.
– Это зачем? – пугается Мика, но глаза закрывает. И наощупь, опираясь на чьи-то сильные руки, делает шаг. И вдруг понимает, чей это ласковый голос. Это за мной пришёл ангел смерти, – думает Мика. – Я умерла. От сигареты, наверное. Не зря же врачи говорят, что курение вредно для сердца. Я покурила, и случился инфаркт. Ничего, умерла и не жалко, вот и правильно, и хорошо. Главное, было совсем не больно! Раз, и всё, это мне повезло. Ни больницы, ни операций. И состариться не успела, и окончательно ожиреть. И мысли остались! Я думаю, значит ничего не закончилось. Есть жизнь после смерти. И какой-нибудь бог, получается, всё-таки есть. Зря я в него не верила. Но я на него надеялась! Бог обязательно должен это учесть.
Мика идёт, зажмурившись, шаг за шагом, почти не чувствуя под ногами земли. Наконец, не выдержав, спрашивает:
– А свет когда будет?
– Какой свет? – удивляется ангел смерти.
Мика уныло думает: ясно, значит света мне не положено. Свет, наверное, только для праведников, а я… а меня… Таких как я, не святых, обычных сразу, не разбираясь, отводят в ад?
У Мики от ужаса всё внутри обмирает, и тошнотворно кружится голова. Но на всякий случай она объясняет ангелу:
– Свет, который в конце тоннеля. Люди, умиравшие клинической смертью, вроде, всегда его видят… Или это как раз потому, что не по-настоящему, а клинической? – вдруг осеняет Мику. – Свет означает, что их сейчас оживят?
– Бедный ребёнок, – вздыхает ангел. – Ты решила, что умерла? Ну я балбеска; прости, не подумала, что переход можно перепутать со смертью. А ведь да! Не горюй, всё в порядке, все живы. Ты – в первую очередь. Можешь, кстати, открыть глаза.
Мика послушно открывает глаза и наконец вспоминает, кто она, откуда, куда и зачем пришла. На самом деле, вряд ли это называется «вспоминает», вспоминают обычно постепенно, с усилием, а тут – раз, и всё. Как будто внезапно проснулась, или очнулась от обморока. И сразу начинает казаться, всегда так и было, хотя Мика точно знает, что не всегда.
Мика думает: что, вот так просто? Серьёзно? Меня отпустила Тьма? Мика смеётся и плачет, но всё-таки больше смеётся. И говорит сквозь слёзы:
– Так ты меня домой привела?
– А куда же ещё, – пожимает плечами рыжая девчонка из парка; теперь-то понятно, откуда та безвкусная сдобная булка была. Девчонка – Даха, дочка Весёлого Тома; говорят, она сейчас самая крутая из сидов. Ну, ничего не скажешь, крутая, да.
– Вот я поэтому никогда во Тьму уходить не хотела, – вздыхает Мика. – Каждый раз умоляла Нину: не отпускай меня. Уходящего не удержишь, это я и сама понимаю. Но когда тонешь, даже за воду цепляешься. Правда, я сама не тонула, но так говорят… Вот веришь, как знала, что однажды застряну во Тьме за Воротами и не смогу вернуться в Ирали. Как чувствовала! Спасибо, что ты меня домой привела. А если я там снова застряну, ты опять мне поможешь? Придёшь? Я там от тоски чуть с ума не сошла.
– Больше не застрянешь, не беспокойся, – улыбается Даха.
– Серьёзно? Откуда ты зна?..
– Так Ворота закрылись. Ты поэтому во Тьме и застряла. Зато теперь пришла домой навсегда.
– Навсегда, – повторяет Мика, ещё не до конца понимая значение этого слова. – То есть, погоди, – медленно говорит она. – Хочешь сказать, я во Тьму вообще не вернусь? Никогда?
– Никогда. Ворота закрыты. Все уходящие уже который день это событие празднуют. Внезапно выяснилось, что никому из ваших особо не нравилась Тьма.
– Но… – Микаэла в ужасе смотрит на Даху. – Так же нельзя! Я обратно во Тьму не хочу. Это хуже, чем застрелиться. Но надо! У меня там остался сын.
– Знаю, – кивает Даха. – Мне Александр сказал. Но тут ничего не поделаешь. Вернее, ещё как поделаешь! Просто делать будешь не ты.
– Это как? – растерянно спрашивает Мика. Умом она понимает, что случилось нечто непоправимое. Но испытывать настоящее горе у неё сейчас нет сил.
– Всё с ним будет нормально, – улыбается Даха. – Даже лучше, чем просто «нормально». Просто дело такое, в двух словах не расскажешь. Идём, дорогая, сядем, выпьем, поговорим.
– И покурим, – вздыхает Мика. – Мне сейчас очень надо, ох. Представляешь, какая я во Тьме была дура: там и так-то несладко живётся, а я ещё с перепугу, поверив рекламным ужастикам, бросила курить.
В музыкальный паб «Чёрный Шкаф» на углу Первоцветов и Мысленной входит, может показаться, подросток, но на самом деле взрослый, просто невысокий, по-мальчишески тонкий и гибкий мужчина в яркой малиновой шубе, на голове по-пиратски повязан цветастый вязаный горский платок. Исайя тот ещё модник, если уж решил нарядиться, всем случайным свидетелям гарантирован эстетический шок.
Стивен, выжатый как лимон, только что откатавший большую программу и потом ещё полчаса на бис, мгновенно забыв об усталости, вскакивает навстречу:
– Вот это сюрприз!
– Девятнадцатый, – говорит другу Исайя и падает в кресло.
– Девятнадцатый – что?
– Не «что», а «кто». Я привёл уже девятнадцатого. Из Тьмы. Только что. Устал хуже джинна. Но слушай, какое же счастье! Каждый раз. Невозможно привыкнуть. Как у них начинают сиять глаза! Какие становятся лица! Особенно, когда понимают, что вернулись домой навсегда.
– Да, – соглашается Стивен. – Я тебе страшно завидую. Хотел бы я тоже уметь людей из Тьмы домой приводить! И лучше с каким-нибудь приподвывертом, чтобы это был не мрачный героический подвиг, а цирк. Как ты меня в сундук упихал на глазах обалдевшей публики. Ух, это было красиво! До сих пор вспоминаю и ржу.
– Сам доволен, – кивает Исайя. – Я с тех пор ещё кучу народу загнал в тот сундук! Но на самом деле, скоро веселье закончится. Мы, знаешь, в хорошем темпе идём. В каком-то даже слишком хорошем. Я – так вообще чемпион. Девятнадцатый, слушай! Сам в шоке. Не понимаю, когда успел. Я сейчас звонил Таис Михайловне, чтобы отметила в списке, кого я привёл, так она, прикинь, на меня наорала. Велела срочно выпить бутылку водки и свалиться в канаву, потому что Ирали нужен живой, а не мёртвый герой.
– Именно водки? – удивляется Стивен. – И непременно в канаву? Это какой-то новый хитрый магический ритуал?
– Да уж, хитрей не бывает, – смеётся Исайя. – Это просто тонкое метафорическое иносказание в духе Таис Михайловны, оно же добрый совет сделать паузу. Остановиться, пока не сдох. Короче, я взял отпуск на сутки. И намерен напиться с тобой.
– Вот это правильный выбор.
– Ещё бы. Ты меня точно не засмеёшь, когда я стану рыдать и ругаться.
– Ты? Рыдать и ругаться?! Да брось.
– Спасибо, друг, – вздыхает Исайя. – Но сейчас такое вполне возможно. Мне, конечно, все моря по колено. Но я до краёв переполнен Тьмой.
– Так странно, – говорит Микаэла, едва пригубив коктейль. – У меня, я только сейчас заметила, руки чуть-чуть просвечивают, если через них на лампу смотреть. Это что-нибудь означает? Я из Тьмы за Воротами не вся пришла? Часть меня там осталась? И слоняется неприкаянным призраком? Или всё-таки нет?
– Да всё нормально, ты просто отвыкла, – улыбается Даха. – Или раньше не обращала внимания. Мы же тут все такие. Специфическое свойство материи. Мы пропускаем свет.
– Да, наверное не обращала внимания, – вздыхает Мика. – Я вообще, по-моему, была странная. Такая, слегка примороженная и туповатая. Ничем особо не интересовалась, ни с кем кроме сестры не дружила, дальше носа не видела. Жила как во сне.