Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 85



Пролог

На Мерканском межзвездном корабле «Клодиаан» Владетель Хэймсаад Дрин созерцал свое отражение в зеркале свободной формы, с позолоченными краями, висящем на стене в его приемной. Как он ни старался, он не мог заставить себя поверить, что образ перед ним был тем самым молодым крепким парнем, что командовал «Клодиааном» десять лет назад.

Десять лет.

Его глаза, прежде темные и твердые, утонули в собравшихся вокруг них морщинах и напоминали теперь крупных, зловредных насекомых, укрывшихся в своих гнездах. Его скулы, когда-то его лучшая черта, потеряли свою четкость: кожа вокруг них просела, собравшись складками возле челюсти. А его грива черных волос, которой он так гордился, поредела и потеряла блеск.

Десять лет.

Дрин выругался и поднял свой кубок к губам. Желтоватое мартекканское бренди – действительно, значительно лучшее, чем его сорианский вариант – было именно таким холодным, как ему нравилось. Но оно ни в коей мере не могло ни умерить горечь во рту, ни растопить холод в сердце, – холод, который поднимался к горлу, как только он вспоминал, о времени, что было у него украдено.

Если бы тогда все получилось, он мог бы теперь владеть «Клодиааном», – и еще несколькими такими же кораблями. Он мог бы часто бывать при дворе, как Гарид Уэлт или этот надутый дурак Луаркх. Он мог бы быть героем.

Вместо этого, он провел эти годы, стараясь оправдаться, доказать, что он был достоин снова возглавить экспедицию. Перевозя добычу с одной планеты-майората на другую, или, если не добычу, то какого-нибудь знатных сопливых отпрысков, чтоб повидали свою тетушку на родной планете. Наконец, неустанно пробиваясь к командованию, при этом оставаясь годами на должностях, где он вынужден был подчиняться то одному заносчивому самовлюбленному хлыщу, то другому, пока наконец владелец не посчитал, что он способен командовать самостоятельно. Да и после этого ему не доверяли ничего существенного: в основном, полупустые дардазанские грузовые корабли да скрипучие фрахты Конфаари.

И все это бесперспективное время воспоминания о том, что ему не удалось, раздражали его, как песчинка может раздражать Телларитского червя, и, нарушив деятельность его желудка, буквально выели последний желудочным соком. Результат? Пару лет назад врачи были вынуждены заменить его желудок протезом.

Десять лет.

Дрин снова взглянул в зеркало поверх края кубка. Некоторое время он рассматривал хмурое, вялое лицо. Другой в подобных обстоятельствах мог бы посчитать себя счастливым. В конце концов, он спас свою карьеру. Он снова получил то, к чему определенно был предназначен, – командование триадой корсарских кораблей, – и прекрасных, к слову. Он был в выигрыше.

Но этого было недостаточно. Это не воздавало ему за его унижение, за его страдания. И это и близко не стояло к тому, что могло бы быть.

Существовал лишь один бальзам, который мог бы залечить его рану: месть тем, кто подверг его бесчестью. Не просто их смерть, а их полнейшее унижение. Конечно, он не питал иллюзий относительно своих шансов найти их, еще меньше – шансов воздать им по заслугам.

Федерация была огромна. А звездолеты редко остаются в каком-либо секторе пространства долгое время.

Владетель задумался, что стало с ненавистными врагами. Жили ли они счастливо? Извлекли ли они пользу из его поражения? При одной только мысли об этом его сердце начинало колотиться от ярости.

А затем ему на ум пришла еще более худшая возможность – что они могут даже не помнить о нем. Что если бы он оказался лицом к лицу с ними, они могли бы даже не знать, кто он такой.

Хэймсаад… как? Это было так давно, что и не вспомнить.

Его ярость вырвалась наружу, Дрин поднялся и швырнул кубок в зеркало. В тот же момент его отражение разлетелось, поливая ковер дождем сверкающих осколков.

Бренди забрызгало стену. Кубок подпрыгнул и остался среди осколков.



Через миг, его мезирии – белая пара одинаковых животных, редких даже на родной планете – проскользнула в приемную из спальни, подняв крошечные уши. Конечно, они слышали звук; острота чувств мезирии была легендой. В позе их поджарых сильных тел чувствовалась одновременно настороженность и любопытство: мышцы напряглись на плечах и ляжках, как будто готовые к прыжку, длинные черные языки сновали между острых клыков, сверкающие золотые глаза бегали по сторонам. Само собой, они знали, что что-то неладно.

Дрин уставился на них и на созданные им разрушения, шокированный силой своих собственных эмоций. Затем он выругался про себя.

За зеркало можно было получить кругленькую сумму, всучив его какому-нибудь владетельному лорду. Теперь это был хлам.

Он фыркнул. В конце концов, не будет больше напоминать об его возрасте – и его потерях. Упав обратно в кресло, он дотянулся да клавиши коммуникатора.

Через мгновение его слуга просунул голову в комнату. Его взгляд притянуло сверкание разбитого зеркального стекла, – затем – кубок, и, наконец, темное пятно, медленно стекающее вниз по стене. Бросив взгляд на зверей, он посмотрел на их общего хозяина.

– Все в порядке, владетель?

– Очевидно, нет. Зеркало упало и разбилось. Проследи, чтобы эту чертову штуку убрали отсюда.

Слуга поклонился и подался назад.

– Да, владетель.

Солнце припекало его голую спину. Приподняв голову с предплечья, на котором она покоилась, он взглянул поверх него на женщину, лежащую рядом на пляжном коврике.

Ее глаза цвета океана были открыты. Она смотрела на него, – вероятно, уже в течение некоторого времени. И улыбалась.

Впрочем, это была не новость. Она вообще часто улыбалась.

Как, если подумать, и он.

– Можешь не говорить, – сказала она, – У тебя спина сгорела.

Он кивнул.

– Как, можешь ее притушить этим лосьоном?

Встав на колени с небрежной грацией, Вайнэ дотянулась до коричневого пластикового флакона с солнцезащитным бальзамом. Свет раннего вечера ласкал ее волосы, вспыхнув бледно-золотыми бликами, когда она перекинула их за крепкое коричневое плечо.

– Знаешь, – сказала она, наливая лосьон в подставленную ладонь, – Тебе не надо бы сгорать.