Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 15

– Это правда?

– Да, – кивнул Мартынов и посмотрел на меня участливо.

– И что теперь?

– Мне нужно твое «добро» на то, чтобы я дал этому делу ход.

– Неужели без моего согласия вы не решитесь ничего предпринять самостоятельно? – не поверил я.

Не то чтобы мне никогда не доводилось быть вершителем чьих-то судеб. Просто я не мог поверить в то, что прокуратура, приложив немало усилий и раскопав доказательства неприглядных Дёминских дел, а попросту говоря – преступлений, будет у меня спрашивать, что ей, прокуратуре, с этими собранными доказательствами делать.

– Женя! Собранные против кого-то улики – ещё не всегда повод для возбуждения уголовного дела. Ты представить себе не можешь, сколько на наших бизнесменов да чиновников накоплено материалов в прокуратуре, милиции, ФСБ, в налоговой полиции. Если всем этим документам дать ход, у нас будет сидеть полстраны, мы снова выйдем на первое место в мире по лесозаготовкам. Поскольку сейчас это никому не нужно, хода компромату не дают. И Дёмин твой, если честно, мне совсем не нужен.

Мартынов даже закрыл свою ужасную папочку, демонстрируя добрую волю и отсутствие кровожадных устремлений.

– Я тебе дал понять, что Дёмина действительно можно закрыть в тюрьме. Для его же собственной пользы. Дадут ему три года, часть отсидит, другую скостят по амнистии, зато башка его будет цела.

Никогда прежде мне не приходилось обсуждать ничего подобного. Небогатый выбор. Либо застрелят Дёмина, либо в тюрьме сгноят. Для его же пользы. А других вариантов разве нет?

– Других вариантов разве нет? – озвучил я собственные сомнения. – Может, ему лучше просто из Москвы уехать?

– Так ведь достанут всё равно.

Это его в тюрьме достанут. А на просторах родины он ещё, бог даст, побегает.

– Я не могу так – чтоб в тюрьме. Это ужасно. Врагу не пожелаешь. Да, он сволочь, – признал я очевидное. – Ворюга и подлец. Ну так я ему морду набью – и все дела. А в тюрьму – не надо.

– Морду набить – это противозаконно, – погрозил мне пальцем Мартынов. – Я, как прокурорский работник …

– Вы, как прокурорский работник, лучше надзирайте за соблюдением законности в органах внутренних дел, – посоветовал я. – А то вам кажется, наверное, что там одни ангелы в погонах работают, а люди вот жалуются. А с Дёминым я сам разберусь.

– Только без членовредительства! – напутствовал меня Мартынов.

– Жить будет, – пообещал я. – Но без удовольствия.

* * *

В офисе, когда я туда приехал, кроме Дёмина, была ещё и Светлана.

– Свет, тебя просили в приемную Кондакова зайти, – сказал я.

Кондаков – это руководитель телеканала, на котором демонстрируется наша программа. Я к Кондакову захаживаю нередко, а вот для Светланы это событие.

– Зачем? – удивилась Светлана.

Только теперь я обнаружил свою промашку. Мне её всего-навсего выпроводить требовалось, предлог я придумал на ходу, да малость не рассчитал.

– Не знаю, – отмахнулся я. – Ты сходи, узнай, в чём там дело.

Она, наверное, заподозрила, что я её разыгрываю, но больно уж вид у меня был серьёзный – поверила и вышла. Мы остались вдвоём с Дёминым. Меня душила злоба. Я подошёл и ударил его. Дёмин кувыркнулся со стула, так что только штиблеты его в воздухе мелькнули, и упал на пол, произведя немалый шум.

Моя ошибка заключалась в том, что я приступил к экзекуции сразу. Светлана, хотя и вышла из кабинета, не успела уйти далеко. Заслышав шум за дверью, она ворвалась в комнату и повисла на мне.

– Прррочь! – рычал я. – Дай я этого гада сделаю!

– Женька! – визжала Светлана. – Женька, миленький, не надо!

Дёмин торопливо отступал за стол, надеясь там отсидеться. Но я стряхнул с себя Светлану и всё-таки дотянулся до него.

– Вот тебе, гад! За воровство твое! За подлость!

Я мутузил его безжалостно, как бьют настоящих врагов. Наверное, я бы его покалечил, если бы не наш вовремя подоспевший водитель. Я уже загнал Дёмина в угол, ему некуда было деваться и до инвалидности ему оставалось всего ничего, как вдруг кто-то сильный обхватил меня сзади и отшвырнул. Это и был наш водитель.





– Не надо! – сказал он, вставая между мной и Дёминым.

Дёмин выглядел неважно. Лицо разбито, рубашка порвана. Его вид меня отрезвил.

– Хорошо, – пробормотал я. – Будем считать, что он свое получил.

Светлана смотрела испуганно. Наверное, никогда прежде она не видела меня в таком состоянии.

– Чего это ты с цепи сорвался? – осведомился Дёмин, хлюпая разбитым носом.

– А ты не догадываешься? Ты вообще ничего не хочешь нам рассказать? Не хочешь рассказать, как за сто долларов купил грузовик-развалюху, а нам выставил счет на тысячу долларов и деньги потом присвоил? Не хочешь рассказать про молдаван, которые строили для нас декорации и которым ты заплатил только четверть от той суммы, что была заложена нами в смету? Ты не хочешь нам рассказать об уворованных у нас, у всех нас, – я обвёл рукой комнату, – деньгах? О тех тридцати тысячах долларов, которые ты присвоил за последние несколько месяцев?

Светлана слушала меня и не верила услышанному. Дело тут было вовсе не в деньгах. Просто когда ты ощущаешь себя членом команды, предательство в собственных рядах воспринимается как настоящая трагедия. И первой реакцией зачастую бывает неверие. Потому что верить не хочется.

– Илья! – сказала Светлана. – Что он такое говорит?

Наверное, ей хотелось, чтобы Дёмин как можно быстрее развеял вдруг возникшие сомнения. Но он молчал. И это уже многое объясняло.

– Я был в прокуратуре, – сказал я. – У Мартынова. Он показал мне кое-какие бумаги. То, что им удалось раскопать. Сомнений нет, наш многоуважаемый коллега, – кивнул я на Дёмина, – оказался нечист на руку.

– Илья, это правда?

Дёмин только засопел в ответ. Светка смотрела на него, и по ней было видно – страдает. Не ожидала предательства. Когда не ожидаешь – всегда больнее.

– Мартынов предлагал этого гада в тюрьму засадить, – сообщил я Светлане. – Я сказал, что не надо никакой тюрьмы, а просто пусть он катится на все четыре стороны.

– Да, пусть катится, – эхом отозвалась Светлана.

Даже не отставка. Позорное изгнание. Увольнение с «волчьим билетом». С телевидением Дёмин теперь может распрощаться навсегда. Он осознал, наконец, какой катастрофой завершается его карьера на телевидении.

– Да вы что! – пробормотал он растерянно. – Я всё верну!

– В этом – никаких сомнений! – зло сказал я. – До копеечки!

– Обещаю!

– Причём немедленно!

– В самое ближайшее время, – вильнул Дёмин.

– Немедленно! Все тридцать тысяч!

– У меня пока нет …

– Это твои проблемы!

– Хорошо! – поспешно ответил Дёмин. – Но только давайте не будем ссориться!

Подразумевалось, что он останется в команде. Как будто это было возможно. Лично я такой возможности не видел. Светлана – тоже.

– Нет! – сказала она твёрдо. – Ты уйдёшь! Это решено!

Дёмин совершенно обездвижел. Случалось, что я с ним ссорился, иногда по делу, иногда – нет, но всегда, в любых ситуациях, когда ему приходилось совсем уж туго, Светлана неизменно вставала на его защиту. Она видела все Дёминские недостатки, иногда и сама сердилась на него, иногда посмеивалась и беззлобно над ним подтрунивала, но всё же она была ему защитницей. Как мать, которая – что бы там ни было! – непременно возьмёт под защиту своего непутёвого сына. Он не сын ей был, конечно, хорош сынуля, который старше матери, а всё-таки что-то материнское в Светлане угадывалось. И вот она от него отрекалась. И он больше не мог рассчитывать на её поддержку. Кажется, это сделанное им открытие потрясло его больше, чем даже учинённая мною расправа. Ему не на кого было больше рассчитывать. Это был полный крах. Конец всему. Изгнание из рая.

– Да вы что! – пробормотал Дёмин. – Что же вы делаете!

У него даже губы дрожали, как мне показалось.

– Хорошо! – закивал он головой часто-часто. – Я вам предъявлю все эти деньги! Прямо сейчас! Немедленно!