Преступная добродетель

– Мне, – произносит она в невероятной растерянности, – мне – стать вашей женой!.. Ах, сударь… Ваша жертва слишком велика для бедной девушки… Я недостойна ваших хлопот.

– Напротив, мадемуазель, – живо возразил Доржевиль, – вы наказаны за вашу провинность, и, как мне кажется, чересчур сурово. Ваше раскаяние искупило ее, а тот, кто явился ее причиной, покинул этот мир и, следовательно, не сможет повлиять на вашу жизнь. Вам остается похоронить воспоминание о содеянном в своем сердце, использовав тот злополучный жизненный опыт, что дается нам путем собственных ошибок, но себе во благо… Да будет вам известно, что проступок подобного рода нисколько не унижает вас в моих глазах. Если вы сочтете меня достойным его исправить, я осмелюсь предложить вам, мадемуазель… свою руку, свой дом… свое состояние – словом, всем, чем я располагаю, я готов служить вам… Решайте!

– О сударь! – воскликнула Сесиль. – Простите волнение, переполняющее меня до краев, но разве могла я рассчитывать на подобную доброту вашу после того, как мои родители столь сурово обошлись со мной? И неужели вы считаете меня способной воспользоваться ею?

– Я совершенно не одобряю суровости ваших родителей и не считаю легкомыслие преступлением. Вы достаточно оплакали свою вину: я хочу вернуть вам покой, предложив вам стать моей женой.

Мадемуазель Дюперье падает к ногам своего благодетеля, задыхаясь от переполняющих душу чувств, с губ ее срываются лишь обрывочные слова благодарности. Немного успокоившись, она, не прекращая благодарить Доржевиля, признается ему в любви, и тот решает, что завоевал ее сердце. Так что менее чем через неделю они сочетаются браком, и девушка становится госпожой Доржевиль.

Однако молодая супруга продолжает вести уединенный образ жизни, объяснив супругу, что, поскольку ей не удалось примириться со своей семьей, ей не подобает широко появляться в обществе. Расстроенное здоровье также служит ей предлогом для уединения, и Доржевиль ограничивается тем, что представляет ее всего лишь нескольким соседям, посетившим его. В это же время Сесиль употребляет все свои чары, чтобы убедить мужа уехать из Пуату: она уверяет его, что при нынешнем положении вещей ни он, ни она не смогут жить здесь прежней достойной жизнью и лучше им уехать в какую-нибудь отдаленную провинцию, где она, супруга Доржевиля, будет ограждена от докучности и оскорблений, выпавших здесь на ее долю.

Доржевиль одобряет это решение. В письме к другу, проживающему возле Амьена, он просит присмотреть для него в тех краях небольшое имение, где бы он смог провести остаток своих дней вместе с милой молодой особой, на которой он недавно женился и которая, поссорившись с родителями, не может более находиться в Пуату, где ее преследуют горестные воспоминания.

Пока они ожидали ответа, в замок приехал Сен-Сюрен. Прежде чем предстать перед своей бывшей хозяйкой, он просит разрешения поговорить с Доржевилем; последний оказывает ему радушный прием. Сен-Сюрен рассказывает, что горячее участие, принятое им в делах Сесили, стоило ему места и он явился сюда, дабы засвидетельствовать свое почтение и проститься, ибо он решил отправиться искать счастья в других краях.

– Вам не следует уезжать отсюда, – взволнованно говорит Доржевиль, исполнившись к нему сочувствия.

Зная, что помощь, оказанная этому человеку, доставит удовольствие жене, он заявляет:

– Нет, мы вас ни за что не отпустим.

И Доржевиль, полагая, что делает приятный сюрприз своей обожаемой супруге, представляет ей Сен-Сюрена как управляющего их домом. Госпожа Доржевиль, растрогавшись до слез, целует мужа и осыпает его тысячью благодарностей за столь внимательное к ней отношение, ибо она всегда была привязана к этому верному и преданному слуге. Некоторое время беседа их касается господина и госпожи Дюперье. Сен-Сюрен сообщает, что они остались столь же непреклонны, как и во время встречи с Доржевилем, и рассказ его лишь подкрепляет решение о необходимости скорейшего отъезда.

Из Амьена пришли хорошие новости. Молодой чете подыскали подходящее жилище, и супруги уже собирались туда отбыть, как произошло событие, менее всего ожидаемое и от этого еще более ужасное. Оно раскрыло глаза Доржевилю, развеяло навеки его безмятежность и разоблачило наконец бесчестное создание, безнаказанно дурачившее его в течение шести месяцев.

В замке царило спокойствие и довольство. Завершив скромную трапезу, Доржевиль и его супруга в гостиной наслаждались отдыхом, безмятежным и отрадным для Доржевиля, но не для его жены, ибо порочное существо не способно понять тихие радости бытия. Счастье не может сопутствовать преступлению. В случае нужды человек порочный может прикинуться блаженным и безмятежным праведником, однако радости это притворство ему не доставит.

Неожиданно раздается страшный шум, с грохотом распахиваются двери: Сен-Сюрен, закованный в кандалы, появляется на пороге, окруженный отрядом местной гвардии. От отряда отделяется человек в гражданском платье и, увлекая за собой четырех солдат, кидается на бросившуюся бежать Сесиль, задерживает ее и, не обращая внимания ни на ее вопли, ни на возмущение Доржевиля, собирается тотчас ее увести.

– Сударь… сударь! – восклицает Доржевиль, заливаясь слезами. – Во имя Неба, выслушайте меня… В чем виновна эта женщина и куда вы ее ведете? Да будет вам известно, что это моя жена и вы находитесь в моем доме.

– Сударь, – кротко отвечает чиновник, убедившись, что добыча от него не ускользнет, – огромное ваше несчастье состоит в том, что вы, человек честный и порядочный, женились на этом создании. Но даже звание жены вашей, столь гнусно и бесстыдно ею узурпированное, не спасет ее от заслуженного приговора… Вы хотите знать, куда я ее повезу? В Пуатье, сударь, где, согласно приговору, вынесенному ей парижским судом и которого ей благодаря своей изворотливости до сих пор удавалось избегать, завтра она будет сожжена заживо вместе со своим недостойным любовником, коего вы также видите перед собой, – заключил чиновник, указывая на Сен-Сюрена.

При этих ужасных словах силы покидают Доржевиля: он падает без сознания, и судейский чиновник, видя, что узники его под надежной охраной, сам бросается на помощь несчастному супругу. Наконец Доржевиль приходит в себя…

Что же до Сесили, то она в это время сидела на стуле под охраной солдат в той же самой гостиной, где еще час назад чувствовала себя хозяйкой… Сен-Сюрен, также под охраной, сидел в двух шагах от нее. Последний проявлял признаки беспокойства, неомраченное же чело Сесили свидетельствовало о полнейшем ее равнодушии к происходящему. Ничто не могло смутить спокойствия этой порочной души: погрязшая в преступлениях, она без страха ожидала своей участи.

– Благодарите Небо, сударь, за сегодняшние события, – обратилась Сесиль к Доржевилю, – ибо они спасли вам жизнь. Иначе на следующий день после нашего прибытия на новое место, где вы предполагали устроиться, вам в пищу был бы подмешан этот порошок и через шесть часов вы бы испустили дух.

С этими словами она вынула из кармана пакетик и швырнула его на пол.

– Сударь, – обратилась преступница к судейскому чиновнику, – вы видите, я целиком в вашей власти, и вам легко исполнить мою просьбу: я хотела бы ненадолго задержаться в этом доме, дабы разъяснить Доржевилю некоторые, вероятно, заинтересующие его обстоятельства… Да, сударь, – продолжила она, обращаясь к мужу, – именно вы более других скомпрометировали себя в этой истории. Попросите, чтобы мне разрешили побеседовать с вами, прежде чем меня уведут, и тогда я расскажу удивительные для вас вещи. Выслушайте их до конца, и да не перейдет несомненное ваше отвращение ко мне в ненависть. Ужасное повествование мое покажет вам, что если я самая негодная и преступная среди женщин… то это чудовище, – указала она на Сен-Сюрена, – без сомнения, является самым гнусным среди мужчин.

Час был не поздний, и чиновник согласился подождать, пока пленница его поведает свою историю. Возможно, он и сам был расположен ее выслушать, ибо, осведомленный о преступлениях арестованной, он ничего не знал об отношениях ее с Доржевилем. Двое солдат остались в гостиной с заключенными и чиновником, остальные удалились, двери закрыли, и мнимая Сесиль Дюперье начала свой рассказ следующими словами: