Страница 13 из 226
— Послушайте, сэр, — сказал Ральф, — я вам в две секунды представлю это дело в истинном его свете.
— Будьте любезны, — отозвался Сквирс.
— Перед вами мальчик, или юноша, или подросток, или молодой человек, или недоросль, которому лет восемнадцать — девятнадцать. — сказал Ральф.
— Это я вижу, — заметил владелец школы.
— И я вижу, — сказал мистер Снаули, почитая своим долгом оказывать время от времени поддержку новообретенному другу.
— Отец его умер. Он ни малейшего понятия не имеет о жизни, средств у него нет никаких, и он хочет найти хоть какую-нибудь работу, — сказал Ральф. — Я его рекомендую в ваше превосходное заведение, что открывает ему возможность завоевать себе положение, если он эту возможность использует. Понимаете?
— Как не понять! — воскликнул Сквирс, пытаясь воспроизвести ту усмешку, с какою старый джентльмен смотрел на своего ничего не подозревающего родственника.
— Что до меня, то, конечно, я понимаю, — с жаром сказал Николас.
— Вот видите, он, конечно, понимает, — тем же сухим, жестким тоном сказал Ральф. — Если по капризу ему вздумается отказаться от этой блестящей возможности, прежде чем он хорошенько ею воспользуется, я почитаю себя освобожденным от обязанности оказывать какую бы то ни было поддержку его матери и сестре. Посмотрите на него и подумайте о том, что он может быть вам очень полезен! А теперь возникает вопрос: но послужит ли он вашим целям, во всяком случае на ближайшее время, лучше, чем двадцать человек, которых вы могли бы заполучить при обычных обстоятельствах. Разве подобный вопрос не заслуживает размышлений?
— Заслуживает, — сказал Сквирс, отвечая кивком на кивок Ральфа.
— Прекрасно! — отозвался Ральф. — Разрешите мне сказать вам два слова.
Эти два слова были сказаны наедине. Минуты через две мистер Уэкфорд Сквирс объявил, что мистер Николас Никльби, начиная с этой минуты, окончательно назначен и принят на место первого помощника учителя в Дотбойс-Холле.
— Этим вы обязаны рекомендации вашего дяди, мистер Никльби, — сказал Уэкфорд Сквирс.
Николас, восхищенный удачей, крепко пожал руку дяде и готов был тут же вознести до небес Сквирса.
«Вид у него странный, — думал Николас. — Ну так что же! Странным на вид был Порсон, а также доктор Джонсон[24]. Таковы все книжные черви».
— Мистер Никльби, — сказал Сквирс, — завтра в восемь часов утра отъезжает пассажирская карета. Вы должны явиться сюда на четверть часа раньше, так как мы берем с собой этих мальчуганов.
— Разумеется, сэр, — сказал Николас.
— А за ваш проезд я заплатил, — проворчал Ральф. — Стало быть, вам нужно позаботиться только о том, чтобы одеться потеплее!
Еще один пример великодушия дяди! Николас столь глубоко почувствовал неожиданную его доброту, что с трудом нашел слова благодарности; в сущности, он и половины их еще не нашел, когда они распрощались с владельцем школы и вышли из ворот гостиницы «Голова Сарацина».
— Я буду здесь завтра утром, чтобы отправить ваас в путь, — сказал Ральф. — Не вздумайте пойти на попятный!
— Благодарю вас, сэр, — ответил Николас. — Я никогда не забуду вашей доброты.
— Постарайтесь не забыть, — ответил дядя. — А сейчас ступайте-ка домой и уложите те вещи, какие у вас имеются. Как вы думаете, вы найдете дорогу к Гольдн-скверу?
— Разумеется, — сказал Николас. — Мне ничего не стоит расспросить.
— В таком случае передайте эти бумаги моему клерку, — сказал Ральф, извлекая из кармана маленький сверток, — и скажите ему, чтобы он ждал моего возвращения.
Николас охотно согласился передать сверток и, любезно пожелав всего наилучшего своему достойному дяде, на что добросердечный старый джентльмен ответил ворчанием, отправился в путь выполнять поручение.
Не мешкая, он добрался до Гольдн-сквера. Мистер Ногс, заглянувший на одну-две минуты в трактир, отпирал дверь американским ключом, когда Николас поднялся по ступеням.
— Что это такое? — осведомился Ногс, указывая на сверток.
— Бумаги от моего дяди, — ответил Николас. — А вы будьте так добры подождать, пока он не вернется домой.
— От дяди? — воскликнул Ногс.
— От мистера Никльби, — пояснил Николас.
— Войдите, — сказал Ньюмен.
Не прибавив больше ни слова, он ввел Николаса в коридор, а оттуда в контору-чулан в конце коридора, где подтолкнул его к столу и, взобравшись на свой высокий табурет, уселся, свесив руки по обеим сторонам и глядя пристально на Николаса как бы с наблюдательной вышки.
— Никакого ответа не нужно, — сказал Николас, положив сверток подле него на стол.
Ньюмен ничего не сказал и, сложив руки и вытянув шею, словно желая лучше разглядеть лицо Николаса, продолжал все так же пристально изучать его черты.
— Никакого ответа, — очень громко повторил Николас, полагая, что Ньюмен Ногс глух.
Ньюмен положил руки на колени и, не произнося ни звука, все так же внимательно всматривался в лицо своего собеседника.
Такое поведение совершенно незнакомого человека было столь странно, а наружность его столь своеобразна, что Николас, довольно быстро подмечавший смешные стороны, не мог удержаться от улыбки, когда осведомился, нет ли у мистера Ногса каких-нибудь поручений для него.
Ногс покачал головой и вздохнул, после чего Николас поднялся и, сказав, что не нуждается в отдыхе, пожелал ему всего хорошего.
Со стороны Ньюмена Ногса потребовалось огромное усилие, и никто по сей день не знает, как удалось ему заставить себя задать вопрос, раз он имел дело с человеком совершенно незнакомым; как бы там ни было, по он перевел дух и сказал — сказал громко, ни разу не запнувшись, что, если молодой джентльмен не возражает, ему хотелось бы знать, что намерен для него сделать его дядя.
У Николаса не было решительно никаких возражений — напротив, он как будто обрадовался случаю поговорить на тему, занимавшую его мысли. Итак, он снова уселся и (пылкое его воображение разгоралось, по мере того как он говорил) приступил к пламенному и ослепительному описанию всех тех почестей и преимуществ, какие даст ему назначение в эту ученую обитель Дотбойс-Холл.
— Но что с вами? Вы больны? — воскликнул Николас, внезапно обрывая рассказ, так как его собеседник, принимая разнообразные неуклюжие позы, засунул руки под табурет и затрещал суставами пальцев, как будто ломал себе все кости.
Ньюмен Ногс ничего не ответил и продолжал пожимать плечами и трещать суставами пальцев, все время улыбаясь ужасной улыбкой, и, вытаращив глаза, пристально глядел в пространство самым устрашающим образом.
Сначала Николасу пришло в голову, что с загадочным человеком припадок, но, поразмыслив, он решил, что тот под хмельком, и при таких обстоятельствах счел разумным удалиться немедленно. Распахнув дверь на улицу, он оглянулся. Ньюмен Ногс все еще проделывал те же странные телодвижения, и пальцы трещали громче, чем когда бы то ни было.
Глава V,
Николас отправляется в Йоркшир. О его отъезде и попутчиках и о том, что постигло их в дороге
Если бы слезы, упавшие в чемодан, предохраняли его владельца от печали и злоключений, Николас Никльби начал бы свое путешествие при самых благоприятных предзнаменованиях. Столько нужно было сделать и так мало было времени для этого, столько ласковых слов нужно было сказать, а в сердцах, где они зарождались, столько было горечи, мешавшей говорить, что маленькие приготовления к его отъезду прошли очень грустно. Сколько вещей, которые тревожная заботливость матери и сестры почитала необходимыми для его удобств, Николас уговорил их оставить! Ведь впоследствии они могут пригодиться, или же в случае необходимости их удастся обратить в деньги. Сколько беззлобных разногласий по этому поводу возникало в печальный вечер накануне его отъезда! А так как после каждого незлобивого спора они все приближались к концу несложных приготовлений, то Кэт суетилась все больше и больше и плакала все тише.
24
…Порсон, а также доктор Джонсон. — Николас вспоминает двух ученых XVIII века: Ричард Порсон (1759—1808) прославился исследованиями древнегреческой поэзии; Сэмюел Джонсон (1700—1784) — автор толкового английского словаря, литературовед, критик, игравший выдающуюся роль в истории английской литературы второй половины XVIII века.