Страница 3 из 25
И тем не менее мой образ жизни настолько разительно контрастировал с приятной легкостью бытия Десмонда, что было нечто странное в нашей крепнувшей день ото дня дружбе. Мы встречались радостно, как старые друзья после долгой разлуки, и вместе с тем в наших отношениях не было ни малейшего намека на чувство превосходства с его стороны или зависти – с моей, хотя он приезжал в школу на новеньком велосипеде фирмы «Роли», а я тащился две мили пешком, поскольку у меня не было даже полпенса на трамвай.
В большинстве образовательных учреждений под руководством иезуитов близкая дружба между мальчиками не только не приветствуется, но и порицается. Но так как в дальнейшем нам с Десмондом предстояло разойтись по разным классам, на нашу взаимную привязанность смотрели сквозь пальцы, без тени сомнения или подозрения. Я никак не годился на роль партнера по любовным утехам, поскольку практически сразу же был принят в футбольную команду, где меня заметили и оценили по достоинству благодаря резкой манере игры в качестве центрального полузащитника, в то время как Десмонд, несмотря на обаяние и кажущуюся беззаботность, проявил себя как достойный кандидат в священники, твердо решивший следовать избранной стезе. Он ни разу не пропустил мессы или Святого причастия и каждое утро, еще до начала занятий, уже был в церкви. Он уговаривал меня присоединиться к священному братству, о котором у меня были самые смутные представления. А поскольку учащиеся принимали участие в церковной службе на Пасху и во время Страстной недели, я, стоя на коленях подле Десмонда, не раз видел, как из его глаз, устремленных на крест над алтарем, катятся слезы.
Десмонд ходил в любимчиках у святых отцов, особенно у отца Робертса, который считал его талант даром Небес. Но Десмонд настолько выделялся из общей массы, что не пользовался особой популярностью у соучеников, одни считали его снобом, а другие – просто странным. Здесь следует признаться, что если бы не я, то ему пришлось бы вынести еще больше унижений от самых задиристых членов нашего маленького сообщества.
Однако при всей своей чувствительности Десмонд отнюдь не был трусом. Как-то раз, когда его загнала в угол группа хулиганов, которые, глумясь и осыпая Десмонда оскорблениями, предложили ему защищаться, он как ни в чем не бывало сунул руки в карманы и, приветливо улыбаясь, повернулся к ним лицом со словами:
– Я не могу с вами драться, но, если вам так уж не терпится расквасить мне нос, не стесняйтесь!
От неожиданности хулиганы на секунду даже остолбенели и так и остались стоять с отвисшей челюстью, потом послышалось невнятное бормотание на жутком уинтонском диалекте:
– А он, того, не сдрейфил… Не трожь его, Вилли… Отстань от него, – затем раздался дикий гогот, причем не издевательский, а одобрительный, даже лестный для Десмонда, который невозмутимо кивнул и, не вынимая рук из карманов, спокойно пошел своей дорогой.
Но я не сомневаюсь, что, когда он усаживался на низкую каменную ограду спиной к спортплощадке, его сердце колотилось как сумасшедшее. Это было его любимое место отдыха. Он никогда не участвовал в наших грубых и буйных забавах, поскольку так и не научился управляться с мячом или бить по нему. Нет, сидя на своей жердочке, он с некоторой долей высокомерия читал требник или своего любимого Тита Ливия. Однако основной заботой Десмонда было следить за внутренней жизнью узкой улочки, бросать время от времени монетку тому нищему, который официально был признан таковым и особенно его донимал, а во время сильных ветров, бывших не таким уж редким явлением здесь, на крутом холме, бдительно следить за девочками в соломенных шляпках и синей форменной одежде, направлявшимися в соседнюю школу при женском монастыре или, наоборот, выходившими оттуда.
Этих благовоспитанных девочек из хороших семей учащиеся школы Святого Игнатия считали незваными гостями и старались полностью игнорировать, а потому, проходя мимо, отводили взгляд или опускали глаза долу. Десмонд же не устанавливал себе подобных запретов: он изучал девочек отстраненно и беспристрастно, словно они были туземцами, существами другой расы, и его замечания, подчас иронические, но очень смешные, были абсолютно лишены налета нечистых помыслов.
«Надо же, какая коротышка! Смотри, как ковыляет! А вот пай-девочка, мамина любимица! Обрати внимание, какие локоны! А ленточки, ленточки, Господи помилуй! О-ля-ля! Гляди, какая дылда белобрысая! Просто красотка, разве что ноги слегка великоваты!»
Конечно, все это был невинный мальчишеский треп, но в очень ветреные дни, когда внезапно налетевшие порывы срывали соломенные шляпки и, как парус, раздували непослушные юбки, выставляя на всеобщее обозрение девственно чистые голубые саржевые панталоны, мне начинало казаться, что мой друг слегка заигрался и его поведение свидетельствует о неосознанном влечении к противоположному полу. Так или иначе, но по сдавленным смешкам девочек и их взглядам исподтишка было понятно, что они тоже не обошли вниманием юного аполлона, который с самым невозмутимым видом сидел на ограде и время от времени доставал из кармана запрещенный василек, чтобы вставить в петлицу.
И только один человек в школе, похоже, откровенно не любил Десмонда: отец Йегер, бывший наставником в пятом классе, а кроме того, тренером школьной футбольной команды, им же и организованной. Это был коренастый, пышущий здоровьем, очень активный человек, которому я вскоре стал предан душой и телом и который, в свою очередь, проявлял ко мне определенный интерес. И вот как-то раз, когда я вошел к нему в кабинет, он неожиданно заметил:
– Похоже, вы с Фицджеральдом очень близки?
– Да, мы хорошие друзья.
– Не люблю тюфяков! Ты заметил, как он, сидя на ограде, пялится на девочек из школы при женском монастыре?
Я старательно обдумал свой ответ, потому что надо было быть полным идиотом, чтобы перечить отцу Йегеру.
– Это просто игра такая, – осторожно ответил я. – Он ужасно хороший. И каждый день причащается…
– Что делает ситуацию еще более опасной. Яблочко-то с гнильцой. Чует мое сердце, твоего красивого и набожного друга ждут большие неприятности, – сказал отец Йегер.
Положив конец дискуссии, он долго полировал свою вересковую трубку – единственную слабость, которую себе позволял, – рукавом старой сутаны, а потом зажал ее в зубах, но зажигать не стал ввиду Великого поста и пустился в пространные рассуждения на свою любимую тему о том, что в здоровом теле здоровый дух.
Он страстно верил в силу физического оздоровления, а потому неизменно принимал на заре ледяные ванны, после чего делал гимнастику по системе Юджина Сэндоу[10] и так заразил меня своим энтузиазмом, что я перенял его привычку ежедневных физических упражнений. Ходили слухи, что в молодости отец Йегер играл за футбольный клуб «Престон Норт-Энд». Несомненно, он был помешан на футболе, не жалея сил работал с командой, присутствовал на всех матчах и лелеял безумную идею, что в один прекрасный день школа Святого Игнатия завоюет вожделенный приз – Щит шотландских школ.
Глава 3
И все же даже непреклонный отец Йегер, похоже, сменил гнев на милость, поскольку Десмонд искупил свои грехи, когда, изменив себе, стал заядлым болельщиком школьной футбольной команды. Каждое субботнее утро Десмонд встречал меня на углу Рэднор-стрит; там мы садились на трамвай, чтобы доехать до окраины города, где было устроено футбольное поле. Во время игры Десмонд обычно стоял за линией ворот наших соперников и, когда сия цитадель оказывалась пробитой, в частности благодаря удару моей безжалостной ноги, пускался в пляс, исполняя некий более эмоциональный вариант ирландской джиги.
Отец Йегер обычно приглашал меня в свой маленький кабинет на втором этаже, чтобы обсудить тактику игры, до и после каждого матча. Еще задолго до того, как это стало обычной практикой в профессиональной лиге, он настаивал на том, что центральный полузащитник, то есть я, должен выступать в роли защитника и одновременно стараться играть нападающего на половине соперника, чтобы забить мяч в его ворота. И именно благодаря советам отца Йегера мне удалось не только радовать своими голами Десмонда, но и приводить команду к победе в заведомо проигрышной ситуации.
10
Юджин Сэндоу – пионер в области современного бодибилдинга.