Страница 9 из 15
Он с волнением подошёл к назначенному месту.
У Дворца молодёжи стояла стройная, высокая, красивая девушка, Василёнок задохнулся от любви, нежности и… разочарования.
Он не подошёл к Веронике, не показался.
Не осмелился.
Она долго стояла и крутилась в недоумении, а он же, спрятавшись в кустах сирени, кусал кулаки и плакал горькими слезами первой любви, чистой, как вода в роднике.
Даже не подходя близко, Василёнок понял, что девушка, к сожалению, выше его, намного. На целую голову, а то и больше.
Он больше не писал ей, не отвечал на её письма. Она долго писала, а он не отвечал.
Он звонил, там снимали трубку.
– Никуша, это, видимо, тебя, – говорили на том конце.
– Алё, – нежным и чистым голосом говорила девочка, – алё…
Но Василёнок молчал, а потом падал на подушку и бил, бил кулаками от ярости и безысходности положения.
Потом родители переехали в другой район, Василёнок повзрослел и уже стал просто Васей…
Иногда он вспоминал о своей первой и чистой любви, смеялся и ругал себя того, четырнадцатилетнего, называл дураком и трусом.
Он встретил её лет двадцать спустя, она всё так же была красива, а он уже не был маленьким Василёнком.
Он уже давно вырос и теперь был сам на голову, а то и больше, выше Вероники.
Он не подал вида, что узнал её, и не подошёл.
Потому что был давно и счастливо женат, потому что она могла оказаться замужем, забыть его…
Она увидела его, нахмурила красивый, чистый лоб, будто что-то вспоминая, потом, пожав плечами, вышла из кафе, куда Василий Васильевич зашёл с коллегой выпить чашечку кофе.
Через минуту к их столику подошёл официант и положил перед Васильком скрученного из салфетки журавлика.
– Что это? – спросил он, уже догадываясь.
– Передали вам, одна девушка, она сидела воон за тем столиком, – сказал официант и показал рукой туда, где сидела Вероника.
Василий Васильевич выбежал из кафе, но Вероники нигде не было видно, лишь за углом мелькнул хвостик оранжевого, газового шарфика, который был на Веронике, там… в кафе…
– Ну вот… я опять струсил, – сказал он вслух.
Коллега сидел и непонимающе смотрел.
– Принести вам ещё кофе? – спросил официант.
– Да, пожалуй, да. Принесите мне ещё кофе…
– Василь Васильич? – спросил осторожно коллега.
– Встреча с юностью, – ответил Василёнок, – оказывается, ничего не поменялось, я всё тот же болван и трус, только высокий, выше на две головы…
Волк
Он вышел на улицу, лениво потянулся.
Зима в этом году была суровая, морозы стояли такие, что всё трещало, с едой было более-менее нормально, пока.
Но подрастали дети, а они хотели есть. Материнского молока уже не хватало, да и Мать начала огрызаться, потому что у детей уже зубы, хорошие такие, и они кусают Мать.
Он стоял и смотрел вверх, жёлтый свет лился оттуда, это то большое, круглое, оно горит, освещая всё вокруг.
И когда оно очень большое, ему хочется выть.
– Аууууууу, авввуууууу, ойвуууууу.
– Ууууууу, вауууууу, – отозвался его брат.
Где-то ещё ответили.
Нужно идти, братья зовут, они тоже не могут справиться с этим желанием выть.
– Бать, там это… волки воют…
– Слышу, – мужчина сидит у печки, курит самокрутку и плетёт сеть, наклонив голову набок, – надо, наверное, мужиков собирать.
Вроде пока далеко, пригон закрыл?
– Да, закрыл.
– Тайгу с Дружком в сени заведи.
– Ладно.
– Ворота надо все проверить, сам пойду.
– Не доверяешь?
Отец строго посмотрел и усмехнулся в усы.
– Дров подкинь, мороз будет, и на утро в сенки натаскай.
– Дак натаскали же, бать.
– Ну всё тогда, скидывай пимы и полезай на печь, ну или книжку возьми почитай.
– Бать, я это… сходить хотел.
– Нет, нет, Ваньша.
Иван знал, с отцом спорить бесполезно.
Зашёл в хату, скинул пимы, насупившись, полез на печь.
– Ванюша, сынок, ты что? Приболел?
– Нет, мама. Батя вон. Я, мама, погулять хотел… А он…
– Ты что, сынок, – мать испуганно посмотрела, – не слышал? Воют.
– И что, мама? Всё детство ребята на салазках катаются, а я, как стемнеет, и домой, ну сколько можно…
– Ты же знаешь, Ваня…
– Да мама, никто в эти сказки не верит! Прямо волк много лет…
– Замолчи! – мать маленькая, худенькая, подпрыгнула на стуле, подбежала к уже высокому Ивану и замахала у него кулачками перед лицом, – Замолчи!
В сенях ухнуло, отец захватил после обхода ещё охапку дров, кинул на уже имеющиеся дрова.
Приласкал Тайгу с Дружком, потрепал их, щёлкнул тяжёлый засов, зашёл в избу, разулся, посмотрел на хмурого Ивана.
– Мать, чайку сделаешь?
– Сейчас, сейчас.
– Ты что, Ваньша, по-большому, што ле, хочешь?
– Да, бать.
– Ну а чё стоишь, глаза пучишь?
– Ууууу, ууууувввауу, – отвыл последние аккорды своей песни Он, выглянула Мать.
Спросила взглядом:
– Куда?
– Туда, – ответил.
– Не ходи, – просит Мать.
– Не могу, – машет Он головой, – не могу.
Он понюхал воздух и затрусил в сторону деревни, по бокам бежали присоединившиеся к нему Брат, Сын, ещё один Сын, и еще, ещё, еще.
Они не были голодны, но пришли к деревне.
Он знал, где живёт враг, знал…
Тогда Он был молодой, и враг был моложе, Он не простил и не забыл, Он отомстит, Он тоже заберёт щенка. Он ничего не забыл.
Они встали полукругом, на камне недалеко от деревни, подняли головы и завыли…
Они не были голодными – просто пугали, Он и его стая предупреждали: «Бойся, враг. Я иду, враг, бойся. Я заберу твоего щенка, как когда-то ты забрал моего». Аааавввуууу.
– Авввууу, – завыл Дружок.
– А ну цыц, молчи, – отец рассердился, – а ну… молчи, Друнька, молчи… Заходи, ну.
Отец завёл собак в дом, белая с пушистым хвостом Тайга сразу подошла к хозяйке, хвост колечком, просит со стола.
– На, на, лизоблюдка, – смеётся хозяйка, – бери.
Тайга осторожно и аккуратно взяла из рук хозяйки кусочек чего-то вкусного и с хитрой лисьей мордочкой отошла к печке, улеглась и принялась осторожно кусать.
– Дружок, Друня, иди, иди, на.
Пёс, осторожно посмотрев на хозяина и получив от него одобряющий кивок, подошёл, волоча хвост по полу и чуть пригнув голову.
Ощерил зубы, взял кусок в рот, ушёл и лёг около порога.
Попив чай, выключили свет и легли спать.
Они больше не пугали, вернулись в лес и пошли на охоту.
Мать дремала, щенки спали, она подняла голову, принюхалась.
– Цел?
– Цел.
– Все живы?
– Все.
– Голоден?
– Нет, тебе принёс и щенкам.
Мать встала и, потянувшись, принюхалась, легла около входа и начала грызть мясо, вяло урча.
Он задремал, положив голову на лапы, устал…
Надо людей собирать, волки к деревне подходят, не боятся уже ничего.
Собрались, взяли разрешение на отстрел.
– Бать, возьми с собой, – ни на что не надеясь, проговорил Ваня.
– Нет.
– Ну батя.
– Я сказал нет, Ваньша. Сиди дома. Он меня на бой вызвал.
– Аааа, батя, да прекрати ты, это же волк – животное, а не человек.
Отец глянул из-под насупленных бровей.
– Цыть, Ваньша. Не смей. Сиди, сказал, убью Серого, тогда будешь ходить.
Отец был немногословен. Закинув на плечо ружьё, взяв широкие лыжи, пошёл к дому лесника Сидорова, куда собирались мужики и молодые парни, будет облава.
– Ваньша, ты куды?
– Мам, да я сена кину Жданке да овец посмотрю, там одна должна окотиться.
Мать посмотрела пристально на сына.
– Ваньша, смотри, не смей ослушаться отца.
– Да мама, я же сказал.
Проверив овец, посмотрел на сукотную, лежит, спокойно жуёт жвачку, моргая круглыми газами, прикрывая их чёрными веками.