Страница 18 из 26
Фреска на дальней стене представляла собой древнюю карту с пиратским кораблем, который шел под парусом прочь от границ. Не так давно моряки верили, что моря заканчивались обрывом, что компас мог показывать места, где за краем их ожидали драконы. Я с любопытством подумала об исследователях, которые шли на кораблях к краю мира. Как, должно быть, им было страшно, когда они рисковали упасть за край, и как же они удивились, обнаружив места, которые видели лишь в своих мечтах.
Пайпер
Я познакомилась с Шарлоттой восемь лет назад на одном из самых холодных катков в Нью-Гэмпшире, когда мы одевали наших четырехлетних дочерей, как восходящих звездочек, ради сорокапятисекундного выступления в зимнем ледяном шоу нашего клуба. Я ждала Эмму, чтобы зашнуровать коньки, пока другие матери отчаянно затягивали волосы дочерей в тугие пучки и повязывали ленточки сверкающих костюмов на запястья и щиколотки. Они болтали про распродажу рождественской упаковочной бумаги, которую устраивал ледовый клуб для сбора средств, и жаловались на мужей, которые не зарядили видеокамеру. Шарлотта держалась в стороне от этого хвастливого соревнования, пытаясь убедить очень упрямую Амелию завязать длинные волосы.
– Амелия, – говорила она, – твой тренер не пустит тебя на лед в таком виде. Все должны соответствовать требованиям.
Шарлотта выглядела знакомой, но я не помнила, где встречала ее. Я протянула ей несколько шпилек и улыбнулась:
– Если нужно, у меня еще есть супергель для волос и корабельный лак. Мы уже не первый год в нацистском ледовом клубе.
Шарлотта рассмеялась и взяла шпильки:
– Им всего по четыре года!
– Очевидно, если начать позже, то не о чем будет говорить на сеансе терапии, – пошутила я. – Кстати, я Пайпер. Гордая и дерзкая мать чемпионки по фигурному катанию.
Она протянула руку:
– Шарлотта.
– Мам, – сказала Эмма, – это Амелия. На прошлой неделе я рассказывала о ней. Она только переехала.
– Мы переехали из-за работы, – объяснила Шарлотта.
– Твоей или мужа?
– Я не замужем, – сказала она. – Я новый кондитер в «Каперсе».
– Вот откуда я тебя знаю. Читала о тебе в журнальной статье.
Шарлотта покраснела:
– Не верь всему, что говорят в прессе…
– Тебе стоит гордиться собой! Я вот не могу даже испечь по рецепту Бетти Крокер, ничего не напутав. Но в моей работе это и не требуется.
– А чем ты занимаешься?
– Я акушер-гинеколог.
– Что ж, преклоняю голову. Когда я работаю, женщины набирают вес. А когда ты работаешь, они его теряют.
Эмма заметила на костюме дырку.
– Мой костюм свалится, потому что ты не умеешь шить, – упрекнула она меня.
– Он никуда не свалится, – вздохнула я, потом повернулась к Шарлотте. – У меня не было времени зашивать костюм, и я заклеила швы.
– В следующий раз, – сказала Шарлотта Эмме, – я зашью и твой костюм, когда буду делать это для Амелии.
Мне понравилось, что мы так быстро подружились. Нам было суждено стать сообщниками преступления, родителями-бунтарями, которых не волновало мнение общественности. Как раз в этот момент в дверном проеме появилась голова тренера.
– Амелия! Эмма! – прикрикнула она. – Мы все вас ждем!
– Девочки, вам лучше поторопиться. Вы слышали, что сказала Ева Браун.
Эмма нахмурилась:
– Мамочка, ее зовут мисс Хелен.
Шарлотта засмеялась и, когда девочки поспешили на каток, сказала:
– Ни пуха ни пера! Или так говорят только на обычной сцене?
Не знаю, можно ли заглянуть в прошлое и увидеть, подобно скрытым символам, вплетенным в карту сокровищ, путь, который указывает на твой пункт назначения, но я много раз вспоминала тот момент, когда Шарлотта пожелала удачи. Помню ли я это из-за твоего рождения? Или же ты родилась благодаря этому напутствию?
Роб склонился надо мной, раздвигая мои ноги, целуя меня.
– Мы не можем, – шепнула я. – Эмма еще не спит.
– Она не войдет сюда…
– Ты этого не знаешь…
Роб уткнулся лицом в мою шею:
– Она знает, что мы занимаемся сексом. Если бы мы этого не делали, ее бы не было на свете.
– А ты бы хотел думать о том, что твои родители занимаются сексом?
Роб скорчил мину и откатился от меня:
– Хорошо, ты убила весь настрой.
Я засмеялась:
– Дай ей десять минут, пусть уснет, и я снова разожгу это пламя.
Он подложил руки под голову, уставившись в потолок:
– Как думаешь, сколько раз в неделю занимаются сексом Шарлотта и Шон?
– Не знаю!
Роб взглянул на меня:
– Конечно же знаешь. Вы, девчонки, любите о таком болтать.
– Во-первых, нет, не любим. А даже если и так, я не стану любопытствовать, как часто моя лучшая подруга спит с мужем.
– Да, конечно. То есть ты никогда не смотрела на Шона и не думала, каково это – переспать с ним?
Я приподнялась на локте:
– А ты?
Он заулыбался:
– Шон не мой типаж…
– Очень смешно. – Я перевела на него взгляд. – Шарлотта? Серьезно?
– Ну… знаешь… просто из любопытства. Даже Гордон Рамзи должен иногда думать о «Биг Маках».
– Значит, я сложное блюдо для гурманов, а Шарлотта как фастфуд?
– Плохая вышла метафора, – признался Роб.
Шон О’Киф был высоким, мускулистым, физически развитым, в противоположность худощавому, как у бегуна, телосложению Роба, с его ухоженными руками хирурга и страстью к чтению. Одна из причин, по которой я влюбилась в Роба, – он больше обращал внимание на мой ум, чем на ноги. Если бы я даже захотела закрутить с кем-нибудь вроде Шона, то желание быстро бы угасло: после стольких лет болтовни с Шарлоттой я знала его слишком хорошо и не считала привлекательным.
Но упорство Шона также распространялось на его родительские качества: он был помешан на своих девочках, а еще яростно оберегал Шарлотту. Роб больше отличался рассудительностью, чем стихийной нерациональностью. Что значит быть объектом такой безудержной страсти? Я попыталась представить себе Шона в постели. Носит ли он пижамные штаны, как Роб? Или ходит без белья?
– Ого, – проговорил Роб, – я и не знал, что ты можешь покраснеть до самых…
Я натянула одеяло до подбородка:
– Отвечая на твой вопрос, я даже не уверена, что раз в неделю. Учитывая рабочий график Шона и заботы о Уиллоу, они, возможно, даже не ночуют в одной комнате.
«Странно, что мы с Шарлоттой не обсуждали секс», – подумала я. И даже не из-за дружбы. Все же я была ее гинекологом – медицинское анкетирование содержит вопросы о том, есть ли у пациента проблемы во время соития. Спрашивала ли я ее когда-нибудь об этом? Или пропустила, потому что вопрос казался слишком интимным для подруг? Секс был просто способом получить желаемое: ребенка. Но что теперь? Счастлива ли Шарлотта? Лежат ли они с Шоном в кровати, сравнивая себя со мной и Робом?
– Так, давай подумаем. Мы с тобой в одной комнате по ночам. – Роб склонился надо мной. – А что, если нам объединить усилия?
– Эмма…
– Уже сладко спит. – Роб стащил с меня верх пижамы через голову и принялся разглядывать. – У меня тоже есть несколько грез…
Я обхватила его руками за шею и медленно поцеловала:
– Все еще думаешь о Шарлотте?
– О какой еще Шарлотте? – пробормотал Роб и поцеловал меня в ответ.
Раз в месяц мы с Шарлоттой ходим в кино, а потом в бар под названием «Пещера Макси» – место, чье название меня абсолютно развеселило, учитывая гинекологический подтекст, хотя уверена, что сам Макси об этом не догадывался – седовласый рыбак из Мейна, который, когда мы впервые заказали шардоне, сказал нам, что у них такого пойла не бывает. Я тащила Шарлотту на сеанс, даже когда показывали кровавые фильмы с драками или подростковые комедии. В остальное время она редко выходила из дому.
Гордостью Макси был его внук Мус, полузащитник, которого выгнали из колледжа из-за скандала с жульничеством. Он стал работать у деда барменом три года назад, когда вернулся домой, взвешивая все «за» и «против», и так никуда и не уехал. Представьте себе мускулистого блондина ростом шесть футов шесть дюймов с сообразительностью кулинарной лопатки.