Надежда феникса

События замелькали быстрее. Феникс (в смысле, его дед) стал частым гостем у алых сирин, подарки, которые он привозил, были адресованы прабабушке и ее родным. Не нужно было обладать талантами Шерлока, чтобы осознать, что он за ней ухаживает. Ну то есть как ухаживает… закидывает подарками. И претензиями: судя по короткому приватному разговору, который между ними состоялся, прабабушка его терпеть не могла и отказала в достаточно резкой форме. 

Затем состоялся еще один неприятный разговор с ее родителями, которые поддержали дочь, а после я увидела рыдающую прабабушку. Рыдающую, потому что она узнала, что мать и отец погибли во время борьбы с тварями из леса Шаэри, когда помогали с ними справиться фениксам и остальным.

— Они не должны были вмешиваться, не должны! — кричала она. — Мы же никогда не вмешивались…

— Их было слишком много и они были слишком сильны, — шептала белая как снег фрейлина, застывшая рядом с ней. — Впервые был такой серьезный прорыв… никто толком не знал, что делать.

Замелькали новые воспоминания. Траур. Коронация. Первые дни, недели, месяцы в качестве правительницы алых сирин. Сочувственные визиты драконов. Игров. Только фениксы не приезжали.

Все это прокручивалось быстро, как на ускоренной записи, выхватывалось какими-то моментами, яркими эпизодами, как это и бывает в нашей памяти. И вот, спустя несколько месяцев появился дед Леграна, появился, когда его не ждали. Я так поняла, что его в принципе не особо ждали, и в этот раз он был без свиты.

— Ты будешь моей, Лиза, или потеряешь все.

Эти слова отпечатались в прабабкиной памяти, и во мне тоже, потому что полоснули, как ледяным кинжалом по сердцу.

— Я никогда не буду твоей, — холодно отозвалась она. — И твоя помощь мне не нужна тоже.

Дальше происходящее воспринималось как какой-то кошмар, потому что феникс подтащил Лизу к окну. 

— Ты отвечаешь за них, — процедил он. — За свой народ. Твои подданные пострадают только потому, что ты не хочешь мне уступить?

— Мои подданные пострадают, если я тебе уступлю. Слабовольная трусливая правительница им не нужна точно. А сейчас убирайся, — она развернулась к нему лицом, стряхнув его руки, — ко мне должны прибыть Дьелльские.

— Что-то они к тебе зачастили, — зло выплюнул феникс. — Или с ними ты гораздо более сговорчива?

— Мои дела с драконами тебя абсолютно не касаются, — жестко произнесла Лиза. — Я больше никогда не хочу видеть тебя на своих землях и, поверь мне, Таамарх, когда я найду доказательства того, как погибли мои родители, не захочет никто.

Лицо феникса исказилось от злобы, он резко расправил крылья, полоснув ими воздух. Сильные, мощные, со сверкающими черными перьями, раскинул руки.

 — Я тебя предупреждал, — прошипел он, а в следующий миг Лиза уже вцепилась белеющими от напряжения пальцами в подоконник.

Волна магии, от которой зашумело в ушах (видимо, у нее, а через нее и у меня), прокатилась над землями алых сирин. Сила феникса, искрящаяся пламенем звездного света, уничтожала всех на своем пути. Оставляя нетронутыми дома, превращала все сущее в воспоминания, выжигая до пустого места. В одно мгновение из алых сирин живой осталась только лишь Лиза, которая, не в силах поверить в то что произошло, смотрела в окно.

Я видела, как меняется ее лицо. Как она понимает, что все ее подданные погибли. Все, кроме нее, что не только на улице, но и во дворце не осталось ни единой живой души. Смотрела, как красивое лицо искажается от ненависти, становясь нечеловеческим, каким-то звериным, над пальцами рождается алое пламя, губы что-то шепчут.

Проклятие алым шаром ударило фениксу в грудь раньше, чем он успел собрать крылья. От такой мощи он пошатнулся, а Лиза выплюнула ему в лицо:

— Весь твой род будет медленно терять силу. Все твои потомки будут смотреть, как умирает ваша хваленая мощь, мощь вашего пламени. И это будет продолжаться до тех пор, пока от вас не останется лишь горстка пепла. От всех  фениксов! Пока вы все не умрете! — Ей даже не надо было повышать голос, сила алой сирин углубляла его до таких высот, что у меня заломило виски. — Или пока одна из нашего рода не полюбит вас искренне и бескорыстно и не отдаст свою силу добровольно и из любви. То есть никогда!

Расхохотавшись ему в лицо, она открыла портал. Над ее ладонью рождался шар памяти, когда прабабушка прошептала очередное заклинание. В него искрящимися лентами потянулась ее память, а Лиза подняла голову и посмотрела будто мне в глаза:

— Придет день — и ты откроешь всем правду, — прошептала она.

Шар памяти, сформировавшись, взмыл с ее ладони и вылетел в окно, вытягивая последние воспоминания ниточками: за миг до того, как в кабинет правительницы алых сирин шагнул дракон, прадед Миранхарда, Феникс рухнул на пол, а Лиза ушла в искрящийся снегом и новогодними гирляндами новый мир. Наш мир. Она успела увидеть, как открывается дверь, как дракон бросается к фениксу, а после межмировой портал сомкнулся.

Так же сомкнулась картина, в которой мы оказались, стянувшись в одну-единственную крохотную точку. Шарик погас и растворился в воздухе. 

В воцарившейся звенящей тишине я перевела взгляд на Феникса. 

Глава 18. О предках, потомках и новой картине мира

Несколько мгновений я просто смотрела на него, а он — на меня. Потом Феникс шагнул в мою сторону, и я вскочила. Отпрянув, ударилась о подлокотник.

— Не подходи! — никогда не представляла, что у меня может быть такой голос.

Низкий, глубокий и наполненный той самой силой, которую все так жаждали… и так боялись? Или что? Из-за чего? Из жажды обладания уничтожить всех алых сирин? Потому что его дед хотел сделать Лизу своей? Или просто потому что мог?

Все это просто в голове не укладывалось, вообще никак. Я помнила, как исчезали алые сирин, сгорая в огне феникса без следа, и эта картина теперь будет преследовать меня до конца моих дней. 

Император больше подойти не пытался, он только поднял руку, будто желая меня остановить. Произнес:

— Надежда, я ничего не знал.

Ну разумеется! Разумеется, он не знал!

— Мне наплевать! — выпалила я.

Феникс рывком шагнул ко мне, успевая перехватить, но я вырвалась с немыслимой силой, с такой же немыслимой силой влепила ему пощечину и вылетела за дверь.

Внутри творилось нечто невообразимое. Если очутившись в этом мире, я думала, что моя жизнь перевернулась с ног на голову, то сейчас она просто рушилась. Я не могла понять случившегося. Не могла его объяснить. Не могла даже представить, как можно уничтожить целый народ… ради собственной прихоти?!

Перед глазами все плыло, когда я влетела в комнату бабушки. Влетела и пошатнулась, пол, потолок, все прочее заходили ходуном. К счастью, моя бабуля даже будучи в нашем мире обладала отменным здоровьем и хорошей реакцией, вот и сейчас успела подскочить, обхватила меня за плечи и резво усадила в ближайшее кресло. Меня трясло, поэтому на плечах тут же появился плед, а сама бабушка опустилась рядом со мной на корточки, заглядывая в глаза:

— Что случилось, Наденька? 

Это «Наденька», сказанное с невероятной любовью, меня и доконало. Из глаз хлынули слезы, смывая все увиденное хотя бы на краткие мгновения, когда я ревела. Я же вцепилась в бабушкины плечи, пересказывая то, что произошло в прошлом. Не представляю, понимала ли она хоть что-то, потому что я сбивалась на рыдания, всхлипы и временами вообще лопотала, как младенец, который знает три слова — «мама», «папа» и «дай», а все остальное составляет из набора невнятных звуков.

Бабушка не перебивала вообще. Она так и сидела напротив меня, сжимая мои ладони в своих, пока я плакала и рассказывала все это. Только когда во мне не осталось слов и слез, а плед спереди явно нуждался в хорошей просушке, она глубоко вздохнула. Поднялась. 

— Умойся-ка, а я пока чаю для нас попрошу, — произнесла она.

«Какого чаю?!» — захотелось завопить мне, но сил на вопли не осталось. Да и было в бабушкином голосе что-то такое повелительное, чему противиться не получалось в принципе. Поэтому я поднялась и направилась в ванную комнату, где из зеркала на меня глянула красноглазая девица, растрепанная и совершенно отчаявшаяся.