(Не) идеальный отец

— Куда ты? — подорвался я за ним. Что-то мне это не нравилось, хотя причин плохого предчувствия объяснить не мог.

— Поздравлю ее в гримерке, — буркнув, отвечает друг, проходя в технические помещения и заглядывая во все двери.

— Так мы ее год искать будем, — пытаюсь его остановить, но он прет как танк.

Ничего себе рвение. Зацепила его эта Дина, выходит. В принципе, такое с Гором случается. Но увлечение не длится долго. День-два — и ему уже становится по боку на предмет интереса. Но в эти два дня он готов достать луну с неба, лишь бы добиться своего.

В последнем витке коридора, на удивление, она и обнаруживается.

— Что ты тут делаешь?! — взвизгнув то ли от радости, то ли от испуга бросается к Яну девчонка в халатике. И чего она стояла возле двери в гримерку? Ждала кого-то?

— Тим, ты подождешь у двери? — оборачивается ко мне недоделанный Ромео.

— А с веником что делать? — задаю наитупейший вопрос. Вот это что, самое главное сейчас?

— Давай сюда, — хватает он его и протягивает Дине. — Это от нас, Тим, ну ты, короче, подожди пару минут…

— Ладно, давай, — киваю и прислоняюсь к стене, глядя на экран телефона и засекая время.

Пару минут, конечно, мягко сказано. Минут двадцать точно. И вот вопрос: зачем мне ждать, пока Ян накувыркается со своей девчонкой? А то, что они будут не конфеты есть, и ежу понятно. А что делать мне? Вижу дверь с наклейкой с изображением писающего мальчика и решаю, что мне — туда…

Проходит минут двадцать, пока я решаю постучать в дверь запертой гримерки. Ну в самом деле? Мне что, на стреме час стоять? Бабушка и остальные явно заждались. Поднимаю руку, чтобы постучать по дверному полотну, и тут слышу позади себя шаги. Почему-то сразу накатывает ощущение негативного сценария. Вот пятой точкой чую, что не к добру. Слишком тяжелые, увесистые шаги. Даже пол дрожит. Я парень не из трусливых, но как-то сам собой врастаю ногами в пол, когда оборачиваюсь и вижу двух огромных мордоворотов с жирными рожами, всех в черном, идущих прямо на меня.

— Парень, ты кто? — бухает своим басом один, шевеля толстыми губами.

— А вы кто?

— Щас узнаешь, — говорит второй и вдавливает мощный кулак в раскрытую ладонь. Силу демонстрирует. Я понимаю, он парень грозный, но в чем я провинился?

— Ребят, у вас какие-то проблемы? — пытаюсь быть мирным, мне моя голова еще нужна. А эти двое из ларца, одинаковых с лица, вполне способны инсценировать своими руками зажатие моего черепа стотонным прессом. Перспектива так себе.

— Это они у тебя щас будут, если не отойдешь!

В принципе, просьба адекватная, если бы я не переживал за друга.

— Так вам туда? — киваю на дверь.

— Отошел! — гаркает первый громила и толкает дверь, заставая Гора, лежащего сверху нашей артисточки на каком-то узком бархатном диванчике.

Ну, сейчас они поймут, что помешали горячему свиданию, и просто повернут на выход. Так я думаю, пока уши не закладывает от визга девчонки. Она сбрасывает с себя Гора и верещит как резаная:

— Помог-и-и-и-т-е-е-е! Наси-и-и-луют!

— Дина, ты что?! — вскакивает на ноги друг и пытается унять ее, но она отталкивает его в сторону излишне демонстративно и стягивает на груди халатик. Выглядела бы как жертва насилия, я бы тоже ей поверил, если бы не слышал заливистый смех и стоны через стенку. Трындец какой-то! Это что, третий акт спектакля, о котором нас никто не предупреждал? Аплодировать в каком месте?!

Тимофей

— Недолго песенка играла, — насмешливый голос отца раздается рядом с железной решеткой, куда нас кинули вместе с Гором. Заставляет вздрогнуть. Поднимаю взгляд. Я уже привык к полумраку, холоду, к вони от двух притихших в углу бомжей, да и к боли, что опоясывает тело, тоже привык. Но знал, что я здесь ненадолго. Верил, что отец придет. И вот он здесь.

Стоит столбом, скрестив руки на груди, и смотрит крайне раздраженно.

С пола не встаю, так и сижу, положив руки на колени и вытянув их вперед.

Попал я конкретно, и Гор тоже попал. А мне в тюряжку нельзя, никак нельзя.

— Я с тобой, Тимофей, разговариваю, — продолжает нравоучительную беседу отец, — тебе перед родней не стыдно? Испортил бабушке вечер. Что ты устроил? Ян, а ты? Как вам не стыдно, парни?

Гор не откликается, глядя в одну точку и притулившись на скамейке. Прикинулся шлангом. Но его отца тут нет, и неясно, приедет ли, а мой тут как тут. И мне придется повиниться, если хочу, чтобы вытащил меня отсюда. Не время уже строить из себя гордого и борзого.

— Стыдно, что полиция приехала, а что друга защитил — не стыдно, — начинаю каяться, всё же поднявшись с пола и подойдя к решетке. Чувствую себя стариком. Кости скрипят, болят, вижу одним глазом, другой опух, в районе печени разрастается боль, сбитые костяшки пальцем саднят. Всё же я не Рэмбо, далеко не он.

— У охраны Дины Мирихиной другая версия. Она твоего друга обвиняет в принуждении, — цедит папа сквозь зубы, через мое плечо кидая взгляды на Гора. Не пойму, чего в них больше, осуждения или сомнения. — Дело серьезное.

— Она врет, — кидаюсь на защиту друга без промедления, — я слышал, как двадцать минут он ее принуждал, — рисую в руках кавычки, — прежде чем она вопить начала, в аккурат когда охрана прискакала.

— Хочешь сказать, эта девочка разыграла спектакль? Зачем ей это?

— А зачем Гору принуждать ее? Девок, что ли мало? Говорит, они в клубе за день до этого пересекались.

Отец молчит, размышляет, стреляя глазами туда-сюда. Мужик в форме возле камеры сосредоточенно разбирает бумаги, на нас даже не смотрит. Бомжам тоже пофиг. Мы с отцом будто наедине общаемся, хоть и понимаю, что это не так, но остальное для меня перестает существовать. Как никогда чувствую связь с ним. Особенно сейчас, когда понимаю, что он пришел, в отличие от отца Гора.

— Ладно. Судя по всему, это их дело, но ты-то, Тимофей, зачем в драку полез?

— А мне надо было стоять и смотреть? Они не спрашивали, кто с Диной был, когда вдвоем нападали.

— Но-но, не наглей, я тебя выручить приехал, но что-то раскаяния не вижу.

— Потому что я не раскаиваюсь, — честно и открыто признаюсь.

Снова пауза. Вижу, что слова мои отцу не нравятся, он медленно закипает, сжимая челюсти и сурово сдвигая брови. По итогу кивает, приняв какое-то решение.

— Отлично, — оглашает результат своих размышлений, — тогда тебе не помешает посидеть тут пару суток и подумать над своим поведением.

Ждет, что я что-то отвечу, но меня просто придавливает к земле реальность. Он что, возьмет и уйдет? Бросит меня здесь? Позволит, чтобы я сам барахтался? Но я не могу, черт побери, мне тут нельзя оставаться, ни в коем случае…

Уже почти разворачивается, но я успеваю положить руку на решетку, сжать пальцами холодный металл, покаянно гляжу ему в глаза. Руки немеют от волнения. Не хотел я, чтобы отец вот так узнавал, и умолять не хотел, унижаться. Но сам виноват, что этот момент настал.

— Пап, забери меня отсюда, сделай так, чтобы не оформляли документы и мое имя не всплыло. Мне нельзя светиться, я по уши завяз в одной проблеме. Еще один залет — и меня надолго закроют. Ты должен меня вытащить.

Кажется, я реально вижу, как волосы у отца на голове шевелятся. Он стоит и пучит глаза, переваривая то, что я вывалил на него. Не думал, чтобы тема вообще всплывет. Но кто мог подумать, что я снова столкнусь с законом.

— Говори, — короткий приказ, на большее отец не способен. Стоит весь белый. Лучше бы он орал, чем так. Того и гляди с инфарктом свалится. Из-за меня.

— Я правда не хотел, чтобы ты вот так узнал. Тогда нас отец Пивоварова отмазал. Подчистил всё, но предупредил, чтобы больше не попадали в доблестные руки полиции, — говорю еле слышно, но вижу, что отец ловит каждое слово. — Я же там почти жил, в автомастерской этой. Им машину краденую привезли, перекрасить, но мы не знали, что краденая, кататься поехали, тачка крутая, черная ламба…