Живая: Принцесса ночи

Хэвен впился руками в стол так, что дерево заскрипело.

– Я не знаю, что мы можем сделать в этой ситуации. Что делать дальше, я имею в виду.

Хэвен встал. На столешнице остались следы от его пальцев и ногтей.

– Я знаю. Мы можем – и должны – ждать Йоля.

Айкен переводил взгляд с девушки на мужчину.

– Праздник, во время которого вся магия станет доступна для каждого, кто только умеет ею пользоваться. Габриэль не упустит эту возможность… Если не предположит, что мы тоже черпнем немного волшебства, – Хэвен попробовал многообещающе ухмыльнуться, но вместо того скривился, как от ревматизма.

– Почему не Самайна? И если так рассуждать, почему ничего не случилось в Мабон?

Зоя умолчала кое о чем: для них с Айкеном Мабон стал действительно настоящим праздником.

В ответ на слова ученицы Хэвен затряс головой. Было в этом движении что-то нервное, почти старческое, и от осознания всей "человечности", "людскости" поведения учителя Зое стало на секунду горько. Он с таким отвращением говорил о земной природе – и, только взгляните, насколько очеловечился сам.

– Клариссы с нами больше нет, так что можно не опасаться, что кто-нибудь расскажет ему, что мы планируем. Поэтому мы будем ждать не Йоля и не Самайна, тем паче, что последний уже на носу. Мы будем ждать только пока Симонетта… – Зоя закусила губу. "Вы понимаете" как бы говорили ее нахмуренные брови, зрачки, направленные на стену.

– Боюсь, в таком случае, леди Кларисса была бы нам только на пользу со своими советами, талисманами и доступом в Сияющую страну. Без нее мы слепы и слабы, – пробормотал Хэвен. Он поднял на Зою взгляд, и Айкен, наблюдавший со стороны за кратким немым поединком между учителем и ученицей, подумал, что точно не будет вмешиваться – ни сейчас, ни когда-либо еще. – в их дела. Потому что оказаться под перекрестным огнем этих запутанных сильных чувств было подобно прыжку между несущимися друг на друга локомотивами. Раздавят, расшибут в лепешку – и не заметят…

– А я думаю иначе, – прошипела Зоя. Айкен не знал и даже предположить не мог, почему сидская стерва вызывает у его девушки такую незамутненную, ослепляющую ненависть. Он сам был порой зол на Кларииссу, но помнил и все добро, что та сделала для них. – мы ждем до смерти Симонетты, потом уезжаем. Куда глаза глядят. В местность, где нет холмов.

Хэвен вздрогнул. Его резануло незавуалированными, прямыми словами, как острейшим ножом. Но он понимал, что сходящая с ума от тревоги и угрызений совести Зоя – не лучший собеседник. Нет смысла рассчитывать на ее милосердие. Но ее вспыльчивость потом могла немало пригодиться. В бою. Который, Хэвен чувствовал нутром, уже не за горами.

Как и смерть полюбившейся ему как дочь Симонетты.

После произошедшего между нею и Эдмундом, Вивиана каждое утро смотрелась в зеркало, ожидая, что как-то неуловимо изменилась, при том, внезапно – настолько, что все сразу поймут, что произошло. Но она выглядела ровно так же, как раньше.

Однако через неделю она услышала от мистера Кинга комплимент, что стала более женственной и живой.

Живой.

Все стали так говорить.

Вивиана начала читать книгу, подаренную Эдмундом. И она больше уже не казалась ей такой глупой, как раньше. Напротив, девушка с трепетом следила за героями, порой даже негромко шепча:

– Ну же, глупенькая, стой на своем, не иди замуж за того, кого не любишь. Никогда-никогда!

Она нередко читала в постели, когда утомленный Эдмунд спал рядом, а его рука покоилась на ее груди, животе или бедре, когда ее распущенные волосы обвивали его, словно лозы.

Эдмунд задавал себе вопрос – так же ли поступают те, кто их окружает? Пусть даже если смотреть лишь на тех, чья любовь легитимна. Так же ли они жаждут прикосновения друг друга, сходят с ума, используют каждый темный угол и каждую свободную минуту?.. Или они с Вивианой единственные в своем роде распутники, словно звери, позабывшие уже всякий стыд?..

А Марта и Рэндалл?.. Те тоже все свободное время проводили в обществе друг друга и не всегда – в гостиной. Эдмунд с Вивианой не обращали внимания на их проступки, не смея осуждать того, кого они не превосходили в нравственности. Не оставался в одиночестве и мистер Кинг, продолжавший бдеть у постели отца. И его внимательный уход (срежиссированный советами мистера Купера) внезапно возымел действие.

– Мистеру Тауэру тоже заметно лучше, – улыбнулся Ретт, стоя посреди полной гостиной и осматривая всех домочадцев, не считая своего (и, в некоторой мере, Вивианиного) недужного родителя, – думаю, мы можем это отпраздновать. Я пригласил его присоединиться к нам за ужином, но он сказал, что предпочтет выйти только поздним вечером, когда мы соберемся у камина. Он хотел бы, чтобы Вы, Вивиана, что-нибудь почитали.

– Я? – девушка растерянно улыбнулась. – но что?

– Он просил передать, что предпочел бы, чтобы Вы прочли ему что-нибудь из Писания.

Произнеся это, Ретт ухмыльнулся.

– Он верно, и над нами издевается, и над собой, – пробормотал молодой человек себе под нос, так, что его никто не услышал. Он имел лишь примерное представление о том, что происходит в поместье, но охотно делился своими догадками с отцом при всяком удобном случае.

Мистер Тауэр давно не был в кругу своих молодых друзей. Этот вечер должен был стать первым за долгое время. Но не стал: когда Тауэр вошел в гостиную, он не смог сделать и шага к камину. Отсветы пламени озаряли не его добрых друзей, а демонов. Птицеголового инкуба, змееголового беса, щелкающего зубами гоблина с лицом ящерицы… Тауэр задохнулся от ужаса, царапнул ворот, тщетно ища застежку, и упал на пол, задыхаясь. Дьяволы бросились к нему, но мужчина нашел в себе силы сотворить крестное знамение.

– Прочь, прочь, нечисть! – кое-как смог выдавить он.

– Ему плохо, – послышался голос Ретта Кинга. – дайте место! Вивиана, откройте окно! Расступитесь!

И над Тауэром склонилась самая отвратительная бесовская рожа из всех, что Тауэр мог себе вообразить.

– Как Вы? – спросил демон голосом Кинга, щелкая зубами. Тауэр приподнялся на локтях и попробовал собраться с силами, чтобы произнести молитву или хотя бы плюнуть в отвратительную харю, но на следующем же вдохе потерял сознание.

Глава шестая

Ничто не помогало: кто чувствует

грозу, тому не надо видеть молнии,

не надо слышать грома, чтобы страдать от нее.

Александр Амфитеатров, «Зоэ»

Ретт Кинг поднял голову, когда в гостиную ворвался Эдмунд, что-то с энтузиазмом намурлыкивая, словно тот гул, производимый им сквозь сжатые зубы, обязательно должен свести окружающих с ума. И Ретт, потерев висок, решил, что мистер Купер близок к успеху.

– Эдмунд, Ваш энтузиазм поразителен. В чем причина? – поинтересовался он, сложив газету.

Молодой хозяин перестал оглядываться и улыбнулся.

– Я просто ищу… одну книгу. Мисс Тауэр забыла ее сегодня утром. Она ждет меня в библиотеке, – Эдмунд взял со стола крохотный томик и показал его собеседнику, как бы говоря «видишь?». – а теперь прошу меня извинить…

– Постойте, – Ретт указал рукой на пустующее кресло подле себя. – задержитесь на мгновение, уделите мне минутку.

Эдмунд пожал плечами и сел, закинув ногу на ногу. В нетерпении он похлопывал себя книжкой по колену.

– Вы и мисс Тауэр. В последнее время вы общаетесь друг с другом чаще, чем кто-либо в Ламтон-холле. Это становится неприлично.

Эдмунд дрогнул губами, глазами – всем лицом словно разом моргнул и вернул на него беспечное выражение.

– Что ж, я знал, что это долго не останется незамеченным.

– Вот именно, – Ретт поднял палец. – и если пока в курсе только наш тесный круг, безмолвный, это я обещаю, то вскоре к нам прибудет компаньонка миссис Купер, леди Кларисса… э-э-э, я забыл ее фамилию.

– Не важно.