Река блаженства

Ему даже в голову не приходило, что у королевы куртизанок и наложниц есть имя. В известном смысле она была дамой высокого ранга.

– Ханум – это нечто вроде обращения «миледи». Нет, я не знал вашего имени, да, признаться, и не очень им интересовался.

Ее это задело.

– Правда? Миледи? Так вы положились на меня, шлюху из Блисс-Ривер-Вэлли, даже не зная моего имени, не будучи уверенным, что во мне сохранилась хоть капелька чести?

– Мы пользуемся тем инструментом, что оказывается под рукой, – пробормотал он.

– Вот как? Значит, я инструмент, шлюха и леди в одном лице?

У него не было ни малейшего желания объясняться с ней. Даже когда она направила на него пистолет. Конечно, пятидюймовое дуло, нацеленное ему в грудь, – не игрушка.

– Будьте же разумной. Мы, двое отчаявшихся людей, должны помочь друг другу. Так завернитесь в эти простыни, остальное предоставьте мне.

– Я готова в них завернуться, если нам предстоит пересечь пустыню. Ну а сейчас зачем?

– Так надо, ханум. Вам предстоит многому научиться, и это только первый урок. Скромность в одежде. Понятие для вас чуждое. Ведь вы привыкли выставлять напоказ свое тело.

Он осекся, вспомнив, как она пришла к нему в чем мать родила. Он не забыл ее роскошного тела, но запретил себе даже думать о нем. По крайней мере до тех пор, пока эта королева могла отстрелить ему весьма важные органы. Сейчас оба они оказались на краю пустыни, и напряжение между ними все росло, невидимое как воздух, но вполне ощутимое. В ее глазах он заметил блеск и выражение торжества. Казалось, она только и ждала, когда он поскользнется, совершит ошибку, проявит слабость и свою зависимость от нее.

Но об этом нечего было и думать. Напротив – он считал, что королеву стоит проучить, унизить. И он мог себе это позволить, пока игра не окончена.

– Возможно, удастся найти вам подходящее одеяние, ну а пока сойдут и простыни.

Он взял одну из них и принялся обматывать ее голову.

Она взмахнула пистолетом:

– Не смейте прикасаться ко мне!

Он пожал плечами:

– Тогда сделайте это сами.

– И не подумаю.

– В таком случае мы не двинемся дальше.

– Я сказала, что не стану этого делать.

– Ханум, если вы появитесь в таком виде в деревне, вас просто убьют.

Это было полным абсурдом. Она не поверила. А вдруг он все же прав? Она продолжала целиться ему прямо в сердце:

– Почему?

– Потому что в вашем облике и одежде таится извечное искушение, соблазн Евы. Мужчина не в силах устоять перед ним, не может подавить в себе желание.

– Хотите сказать, не может не воспользоваться представившейся возможностью! – с вызовом бросила Джорджи. – Эти мужчины ничем не отличаются от тех, что живут в Вэлли. И я не стану подчиняться вашим идиотским религиозным догмам. Скорее войду в эту деревню нагая.

– Да, ханум, вы любите разгуливать голой. Мы оба об этом знаем. Но у каждого народа свои традиции. Вы сделаете то, что я говорю, или мы не сдвинемся с места.

Это была довольно серьезная угроза. Он может бросить ее здесь. И никакие деньги не помогут ей добраться до Англии.

Она кивнула:

– Ладно. Что я должна сделать?

– Опустите этот чертов пистолет.

– Не опущу. Что дальше?

– В таком случае разрешите мне одеть вас, «миледи». А для этого я должен до вас дотронуться.

Она неуверенно кивнула, и он снова стал обматывать ее простыней.

Второй простыней обмотал ей голову, расположив складки вокруг лица, потом закрыл его целиком, оставив свободными только глаза. Концы простыни перекрестил и крепко связал.

– Вы весьма искусны в этом деле, даже слишком искусны, – пробормотала она.

– Я знаю то, что мне положено знать, – ответил он. Эти слова можно было истолковать двояко. Его раздражало, что она ничего не знает об обычаях континента, на котором жила с рождения. В то же время ее нельзя было в этом винить, поскольку она нигде не была, кроме Вэлли, и впитала ее философию.

Она ни за что не смогла бы жить в другом месте. Не хотела даже надеть этот самодельный костюм: топталась на месте и дергалась, продолжая сжимать в руке пистолет, действуя Чарлзу на нервы.

Труднее всего оказалось надеть на нее сапоги. Ей было в них неудобно и тяжело.

– Вы привыкнете, – сказал он, не обращая внимания на ее протесты. – Вы привыкнете ко всему, если хотите продолжать путешествие.

– Но меня это нисколько не радует.

– А кого радует, ханум? Мы делаем что можем, учитывая то, чем располагаем.

– Верно, – согласилась она.

Она помешана на сексе и все воспринимает применительно к нему, подумал Чарлз кисло. Никогда еще он не встречал подобной женщины. Ей нельзя давать волю, иначе она натворит дел. Но сейчас не до размышлений. Надо добраться до Акки и убедить жителей деревни, что он бедуин, странствующий со своей женщиной и собирающийся добраться до своего племени.

– Вам придется выполнять все, что я велю, – сказал он наконец. – А переговоры предоставьте вести мне.

Она смирилась. Хотя, казалось бы, королева с пистолетом в руке могла диктовать свои условия.

Придав Джорджиане должный вид, Чарлз извлек из своего свертка одежду, и в голосе его появились властные нотки, когда он обратился к девушке:

– Опустите голову! – Они стали медленно подниматься к селению Акка. – Следуйте за мной молча. Ведите себя тихо и скромно.

– Да, господин, – процедила Джорджи сквозь зубы, – как скажете. Как пожелаете…

О, черт возьми! Что бы она ни сказала, имело двойной смысл. Она должна прекратить это, если по-прежнему надеется на его помощь. Скоро он перестанет в ней нуждаться, и ей придется прибегнуть к другому оружию. Как только они двинутся в путь и окажутся в постоянной близости, у них появятся желания и потребности. Именно таким способом она рассчитывала расплатиться с ним за помощь, потому что другого не знала.

Нет, он не покинет ее – в этом она уверена.

И она, опустив голову, покорно следовала за ним под звуки бедуинской флейты, наигрывавшей какую-то зловещую мелодию в надвигавшихся сумерках.

Едва ли Акку можно было назвать деревней. Это был скорее бивуак для путников, расположенный в оазисе, заросшем пальмами, с небольшой лужицей и местом, где они могли расположиться, помыться, отдохнуть, а также что-нибудь выменять у бедуинов. Это было первым испытанием. Сефра располагалась в двух днях пути к западу отсюда и была воротами в Калахари. Они могли проделать этот путь верхом, купить припасы, договориться с каким-нибудь караван-баши и сопровождать караван или ехать самостоятельно, ориентируясь по звездам и весьма неточным картам Сади-Анрама. Дома в Акке были из белого кирпича-сырца, извилистые улочки обсажены олеандрами и пальмами, в воздухе витал аромат дынь и базилика. В центре селения можно было купить все, что угодно, вплоть до верблюдов. Все имело свою цену.

Только вода из источника была бесплатной.

Он купил фрукты, лепешки, маринованного зайца на ужин, бурдюк для воды, а также мула, чтобы тащил поклажу.

– Я думала, все деньги у меня, – прошептала она, пока он расплачивался.

– Не все, умница. Но вполне достаточно, чтобы опасаться удара в спину при вашей безответственности. Мы можем расположиться на отдых вон у тех высоких пальм на краю деревни. Пошли…

Он двинулся вперед, пробираясь сквозь галдящую толпу странников, нищих, торговцев и купцов. То и дело приходилось останавливаться, потому что их лошадьми восхищались и предлагали продать их, обещая бакшиш.

– Надеюсь, в Сефре наших лошадей оценят не менее высоко, – пробормотал Чарлз, когда они устроились на небольшом песчаном холме недалеко от пальмовой рощицы и источника. – Пригнитесь, ханум. У вас слишком властная и гордая осанка для обычной женщины.

Она бросила на него испепеляющий взгляд:

– Но ведь вам это нравится.

– Смирение избавит нас от лишних неприятностей. В этой стране женщины пресмыкаются перед мужчинами, ханум. И муж – господин жены, всегда и во всем.