Страница 5 из 12
В центре находилось строение, которое можно было назвать хибарой, халупой или рухлядью. Припомнив прежние высказывания Тимура, Фил про себя сразу же назвал это строение «Hotel как лучше». Без сомнения, даже на самых крупномасштабных картах этот «отель» навряд ли был нанесен. Даже оазис в пустыне наверняка отыскать было проще, чем эту глухомань.
«Молодец, Сифа! – с благодарностью подумал Фил. – Лучшего убежища трудно себе представить.
Естественно, ни света, ни газа, ни соседей тут не оказалось. Внутри – дощатый пол с дырами, столик у окна, стул рядом. Догнивающий предмет мебели, который с натяжкой можно назвать диваном, находился у противоположной стены. Именно там Филу придётся спать. Единственным украшением этого жилища была прибитая к стене гвоздём чёрно-белая фотография, где эротично прищурила красивые и томные глазки Мэрилин Монро. Именно в её обществе Филу придется коротать время. Ну что ж… Будет с кем поговорить…
Вокруг был густой лес. Он зловеще подкрадывался потихоньку к «отелю» со всех сторон. Метрах в пятидесяти от него и вовсе зияла заросшая молодыми деревцами проплешина. Не то, чтобы прям лысая земля, но на фоне могучих сосен и елей она странно выделялась.
– Туда нэ хади, – предупредил Тимур. – Там баба – шайтан живет! Сюда приходит, пугает! Я видэл, – перед тем, как оставить Фила наедине с Мэрилин, испугано сообщил хозяин.
– Какая баба – шайтан? – удивился Фил, – тут кроме медведей, похоже, никого быть не может.
Но вопрос так и завис в воздухе, потому как Тимур быстрым шагом уже удалялся от своего «отеля»,
– Странно все это, подумал Фил. – Все и так хреново, а этот Тимур пытается напугать его какой-то бабой-шайтаном.
Изучая в университете фарси, на котором разговаривают некоторые представители исламского мира, Фил знал, что некоторые мусульманские богословы считают шайтанов посредниками в общении с потусторонним миром. Как говорится, не было печали!
Чтобы отогнать неприятные мысли, Фил решил послушать плейер, но кассету безжалостно зажевало. Голос Пугачевой стал напоминать вой слабоумного, по ногам которого медленно проезжает тяжелый экскаватор. Такой концерт Филу был не нужен. Расковыряв ножом банку с тушёнкой, он принялся поглощать содержимое.
«Мэрилин, не стесняйся! – обратился он к фотографии. – Это, конечно, не лангуст под белым соусом, но вполне съедобно! Не хочешь? Ну, твоё дело. Как ты тут вообще живёшь?.. Однажды в детстве меня отправили в летний оздоровительный лагерь и там была такая девочка красивая, очень похожая на тебя…»
Мэрилин оказалась хорошим слушателем, но чрезмерно молчаливым и скромным. Иногда Филу казалось, что она не только его слышит, но реагирует на его слова, слегка подмигивает и еще больше закатывает глаза, демонстрируя понимание.
Ближе к вечеру Филу надоел этот театр одного актера. Он попытался взбодрить себя, не терять оптимизм, относится к происходящему проще… Но получалось наигранно и пошло. Тишина так давила на уши и выводила из себя, что у Фила начала болеть голова. Он принялся ходить от стены к стене и никак не мог сосредоточиться на чем-то конкретном. В голову лезли страшные мысли, а сознание рисовало картины одна хуже другой. Как к его ногам бандиты привязывают булыжник на берегу реки. Как он, весь покрытый зеленой сыпью, заживо гниет, после чего-то вколотого вену. Как ему отрезают канцелярским ножом гениталии…
Наконец Фил понял: он сам непроизвольно придумывал виды собственных пыток! Он не хотел думать о плохом, но помещение, в котором пришлось находиться, навевало лишь один ужас. А потом наступили сумерки, и Фил понял, что попал по-крупному…
4.Пересидент
Фил стоял у окна и мрачно раздумывал о своих дальнейших перспективах. Его мучал вопрос: правильно ли он поступил, тайно уехав из города? От судьбы не убежишь и всю жизнь прятаться не получится. Сотни тысяч людей живут с нелюбимыми женами и мужьями, и ничего! Если не стерпится и не слюбится, то позже можно безболезненно развестись. Может быть, у него не было необходимости пускаться бега, а требовалось смириться и пойти в ЗАГС с этим бегемотом по имени Наиля? Фил вдруг представил себя в элегантном костюме, с дорогой причёской и под руку с разжиревшей пташкой-колибри. Безусловно. Он смотрелся бы весьма неплохо. Да и марш Мендельсона, в конце концов, не похоронный.
Но решение было принято прямо противоположное. Кто он теперь? Беженец? Переселенец? Нет, скорее всего – пересидент. И хотя такого слова в русском языке, скорее всего, нет, но оно наиболее подходит к его нынешнему положению. Ему необходимо пересидеть в укрытии этот сложный жизненный период.
Фил подошел к окну и ему показалось, что в округе произошли какие-то изменения. Лес стал казаться не просто стеной растущих деревьев, он шелестел и завораживал, словно скрывая какие-то тайны. В нём что-то оживало. Не жило, а именно оживало и просыпалось! Фил стал испытывать легкое беспокойство и, чтобы это состояние в конечном итоге не превратилось в страх, он решил выпить водки.
Сделал большой глоток прямо из горла, затем еще и еще. Стало немного легче, но, когда он перевёл взгляд на ту самую проплешину среди высоких деревьев, его душа тотчас отправилась в турне по организму. Филу стало страшно. Сначала душа ушла в пятки, потом рванулась вверх, растормошила и заставила чаще биться сердце, после чего вонзилась в тяжёлый, как кирпич, мозг. Все потому, что на этой проплешине Фил ясно увидел силуэт человека. Судя по фигуре, это был подросток или женщина. Лишь силуэт… и две красные точки… Глаза? С ужасом подумал: «Неужели это та самая баба-шайтан, о которой предупреждал Тимур?» Как человек современный и образованный, он понимал, что этого не может быть. Но силуэт человека был реальностью и это требовало какого-то объяснения.
Фил отошел от окна и снова лихо приложился к бутылке.
– Твоё здоровье, Мэрилин, – кивнул он плакату с красавицей. – Если выживу в этом странном «отеле», обязательно уеду в Америку… Или в Атлантиду… Специально отыщу эту легендарную страну, чтобы ни одна живая душа меня не потревожила! И неживая тоже!
Смеркалось. Потом стало совсем темно. Фил постарался себя успокоить: «Ничего страшного не произошло. Силуэт человека мне, скорее всего, привиделся. Это вполне мог быть какой-нибудь куст… Но даже если это вдруг не растение, а реальный призрак, Фил его не испугается. Как часто повторяла при жизни его бабушка, бояться необходимо живых, а не мертвых».
Подсвечивая себе фонариком, Фил нашёл на полу гвоздь. Вбил его в стену банкой тушёнки на две трети. Затем намотал на него провод, а наушниками обвязал свой единственный источник света – фонарик. Единственный, если не считать яркого диска луны за окном. Сел под самодельной люстрой спиной к стене, поджав к груди колени. Луч света от фонаря над головой отделял его от темноты, которая постепенно превратилась в черноту. Почему-то стало прохладно и Фил ощутил ледяные потоки воздуха, гуляющего по комнате.
Тишина была такой, что ему казалось, он слышит топот муравья, который полз по полу. В коридоре вдруг заскрипели доски, будто кто-то на них наступал, следуя в комнату, но никого не было видно. Просто скрип. без звука шагов. Через минуту с лежанки послышалось кряхтение и вздохи, словно кто-то ворочался на ней. Фил хотел сорвать фонарь и посвятить в сторону лежанки, но ужас сковал его тело и он замер в своем кружке света, как в собственном мирке. Во рту пересохло. Уверенность в том, что по комнате кто-то бродит, порождало желание раствориться или просочиться сквозь стену, но, подобные фокусы мог осуществлять лишь известный иллюзионист Дэвид Копперфильд.
От этого скрипа досок хотелось оглохнуть. В добавок ко всему, в лесу кто-то истошно завыл. И в этом жутком нечеловеческом вое было столько боли, печали и ненависти, что Филу показалось, будто через него пропустили электрический ток. Кожа покрылась мурашками, а между лопаток пробежал ледяной холодок. Он вздрогнул, когда что-то с грохотом упало в углу комнаты, но не проронил ни звука, стиснув зубы так, что разжать их уже не мог. В голове крутилось: что там могло грохнуться? Стул? Стол? Там больше нет ничего… Эта тварь в лесу завыла ещё громче! Полы заскрипели сильнее! Что-то постоянно падало, скрипело, повизгивало, приближая пересидента к инфаркту! Фил запаниковал и все плотнее стал прижиматься к стене. Хотелось кричать, но он не мог разжать зубы!