Объединение

– Мне не было известно, – осторожно произнёс Пикард, – что Сарек был оскорблён позицией Спока.

– Я была оскорблена позицией Спока. И я позаботилась, чтобы он об этом знал. – Возможно, она поступила неправильно? Может, то, что она сделала, лишь углубило пропасть между отцом и сыном? Она пыталась сдержать быть сдержанной даже тогда, но всякий раз при виде боли в глазах Сарека в ней подымался гнев. – Я защищала своего мужа, и не чувствую себя виноватой.

Наступило молчание. Затем Пикард, решив уйти от болезненной темы, спросил:

– А Сарек может знать, почему Спок вдруг покинул Вулкан?

Будь на месте Пикарда кто-нибудь другой, она никогда не заговорила бы столь открыто. Но в разговоре с этим человеком чувства её изливались сами собою.

– Если бы Вы видели его таким, каким я его вижу… бессильного… говорящего с самим собою… – Перин поглядела в сочувственное лицо Пикарда, и ей стало легче продолжать: – Он хочет видеть сына, примириться с ним прежде, чем он умрёт. Но теперь может быть уже слишком поздно.

Голос её прервался, и она отвернулась, не желая показывать всю глубину своей боли. Всё же теперь, когда она так много сказала Пикарду, ей стало легче. Она услышала его полный сочувствия голос и поняла, насколько он опечален её горем.

– Перин, Вы позволите мне увидеться с Сареком?

Перрин обернулась к нему, охваченная неуверенностью. Имеет ли Пикард хоть малейшее представление, о чём он просит? Понимает ли он, насколько яростно защищает она Сарека от посторонних глаз? Как может она допустить, чтобы муж её был унижен ещё больше, позволив другим увидеть его? И всё же…

– Никому другому я бы этого не позволила. – Она шагнула вперёд, глядя Пикарду прямо в глаза. Но Вы – часть его, а он – Вас.

С этими словами она снова повернулась к иллюминатору.

Стоя рядом с главным инженером Джорди Ла Форжем во втором грузовом отсеке, Райкер с досадой созерцал разложенные перед ним на полу обломки. Обломков было множество – большие и маленькие, искорёженные и гладкие, неправильной формы и симметричные – сущая головоломка из осколков, частей, фрагментов. Усмотреть среди них какую-либо закономерность было просто невозможно.

– Вулканцы не могут определить, что это за фрагменты, – сказал он Джорди, – но они установили, что металл является сплавом дентариума.

– Что говорит, что они были изготовлены на Вулкане, – отвечал Джорди. – А дентариум означает только одно: что бы это ни было, оно предназначалось для звездолёта.

Некоторое время оба молча созерцали металлические обломки. Визор Джорди резко контрастировал с его чёрной кожей. Слепой с рождения, Джорди в детстве перенёс операцию, позволившую ему «видеть» с помощью визора, посылавшего электромагнитные сигналы непосредственно в кору головного мозга.

– Судя по характеру повреждений, – произнёс Джорди, – это было столкновение.

– Это было обнаружено на грузовом корабле ференги, погибшем в поясе астероидов Ганолин, – подтвердил его предположение Райкер. – Обломки разбросало в радиусе ста километров. – Никто из команды не спасся, иначе им, возможно, не пришлось бы теперь заниматься этой длительной, монотонной работой. Всё, чем они располагают – груда металлических обломков и любопытный факт, что контейнеры, в которых они были обнаружены, предназначались, судя по маркировке, для медицинского оборудования.

Возможно, других контейнеров у них просто не оказалось под рукой, подумал Райкер, чей интерес ко всей этой истории таял на глазах. Он подумал, что в будущей жизни ни за что не станет археологом. У него просто не хватает терпения на такую медленную, тщательную реконструкцию. Если существует ответ, он хочет знать его сейчас.

Беспокойство.

Заставляя себя сосредоточиться, он двинулся между рядами металлических обломков, которые Джорди со своей командой выложил на полу. Райкер поднял часть повреждённого контейнера; Джорди также подобрал один из фрагментов и провёл над ним трикодером.

– Думаете, это могло быть частью системы вооружения? – спросил он.

– Сначала я так и подумал, – признал Райкер. – Но у вулканцев не зарегистрировано никаких случаев кражи вооружений. Да и кражи деталей, если уж на то пошло. И вообще никаких случаев краж.

Джорди покачал головой, обводя взглядом разложенные на полу куски искорёженного металла.

– Это будет всё равно, что складывать из кусочков огромную картину – причём не имея ни малейшего понятия, какой должна получиться эта картина.

Райкер кивнул, пытаясь пробудить в себе увлечённость. Вдруг он заметил в дальнем конце отсека энсина Нейлор, занятую чтением записей в электронном блокноте. Она что, всё это время была здесь? Как получилось, что он её не заметил? Может, её подключили к этому проекту?

И не это ли то самое увлечение, которого он ищет? В мозгу звякнул сигнал тревоги, и Райкер поспешил отвести глаза, пока взгляды их не встретились.

Путь от ворот в имение Сарека к входу в его дом действовал успокаивающе. Пикард знал, что именно такова была цель планировки ландшафта с его инопланетными растениями. Войдя в ворота (большинство вулканцев окружали свои дома стеной – обычай, который Пикард считал несколько устаревшим), он очутился в саду, чья безупречная планировка навевала покой. Звук струящейся воды в фонтанах на удивление точно сочетался с симметричностью сада. В целом это напоминало Пикарду те японские сады, где ему доводилось побывать, и откуда он всегда выходил освежённым и успокоенным.

Разумеется, здесь, на Вулкане, было ужасно жарко. Он пробыл на поверхности всего несколько минут, и уже чувствовал, как липнет к телу одежда. Жара была нестерпимая, будто стоишь возле плавильной печи. Перин, встретившая его у ворот, сочувственно улыбнулась.

– Ужасно, не правда ли? Первое время мне приходилось носить охлаждающий костюм. Постепенно я акклиматизировалась, но до сих пор чувствую себя так, будто живу в Долине Смерти.

Она провела его через сад в дом с его просторными, с высокими потолками, просто обставленными комнатами. Вулканцы с увлечением отдавались планировке своих садов, радующих взгляд разнообразием растений и богатством цветов, но жилища свои обставляли просто, и украшения в комнатах были редкостью. Человек чувствовал себя в вулканском доме, как в храме. Идя рядом с Перрин через анфиладу комнат, где гулко отдавался звук их шагов, Пикард видел, как неясные фигуры освобождают им путь, сворачивая за угол, исчезая в дверных проёмах. Он знал, что на Вулкане это знак уважения к гостю – не мешать ему своим присутствием. Всё же у него было жутковатое ощущение, будто он идёт по дому, населённому призраками.

Остановившись перед широкой, украшенной резьбой дверью – одним из немногочисленных украшений – Перрин просительно оглянулась на него. Глаза её молили – о чём? О понимании? О сочувствии? Он взглянул на неё в ответ, безмолвно обещая, чего бы она ни просила.

Дверь отворилась, и они шагнули внутрь.

Просторная комната была залита светом из больших, во всю стену окон. Единственным предметом мебели была широкая кровать. На ней лежал Сарек. Лицо его было повёрнуто к ним, но он их не видел. Глаза были словно обращены внутрь. На щеках виднелись засыхающие дорожки слёз; губы двигались, но с них не слетало ни звука.

Зрелище это поразило Пикарда. Когда он видел Сарека в последний раз, болезнь его была в начальной стадии. Эмоции его грозили вырваться наружу, но усилием воли и с помощью медитации Сарек мог сохранять контроль над собой.

Человек, лежащий перед ним на кровати, утратил эту способность. Волосы его свалялись, лицо было запавшим и измученным, словно бурные эмоции оставили на нём ужасный след. Ресницы были мокрыми от слёз, а сухие, потрескавшиеся губы непрестанно двигались.

– Большую часть времени он находится в таком состоянии, – сказала Перрин. – Он больше не может сдерживать эмоций.

Она приблизилась к кровати, Пикард последовал за ней с таким чувством, словно вторгается во что-то недозволенное. Этого человека надлежало помнить как первого среди равных, сильным и твёрдым. Было что-то ужасно несправедливое в том, что его видят в таком жалком состоянии.