Тайна и откровение

Он никогда прежде об этом не задумывался, а сейчас, когда ощутил под своими руками, как расслабилась Хелен, ему показалось это забавным. То, что она словно сбросила со своих плеч груз лишь из-за его объятий. Хотя он человек, который принес в её жизнь проблем больше, чем кто бы то ни был другой.

– Привет, – весело сказала Хелен, немного отстранившись.

Все ещё стояла на цыпочках, положив ладонь ему на щеку. Улыбалась, поглаживая его кожу лица, покрытую жесткой порослью щетины. Сверкала счастьем и блеском глаз.

– Привет, – негромко, стараясь звучать мягко, ответил. Немного улыбнулся, приподняв уголки губ.

Его улыбки всегда казались немного вымученными и выдавленными. Будто мышцы лица сопротивлялись его потугам улыбнуться, сводилисьих сводило судорогой и неприятными спазмами.

Но Хелен, все ещё окрыленная влюблённостью, видела в этом очарование. Когда глаза закрыты поволокой любви даже недостатки человека – что-то очаровательное. И приписываются несуществующие черты.

– Пошли, – она взяла его за руку, крепко сжав его ладонь, все ещё глядя на лицо мужчины, и повела его в дом.

Артур сглотнул, ощутив на коже ладони холод металла. Бросил быстрый, незаметный взгляд на пальцы Хелен и заметил на её безымянном пальце полосу золотого кольца.

Едва смог подавить в себе желание исказить лицо удивлением. Он был уверен, что Хелен не носит обручального кольца. Зачем, если они официально разведены? Но он был убежден – это то самое кольцо, что он надел ей на палец почти двадцать лет назад, вместе с обещанием быть рядом в горе и радости, в болезни и в здравии.

Его собственное кольцо было где-то в немногочисленных пожитках. Он не оберегал его, как что-то драгоценное и памятное. Оно завалялось, как старых хлам. Как какая-то памятная вещичка со школы. Выбросить – жаль. От того лежит, покрытая пылью. Позабытая и ненужная. Лишь когда случайно натыкаешься, ища что-то, держишь с пару секунд в руках, рассматривая. И пытаешься вспомнить от чего же оно когда-то было так дорого.

А после, из-за уважения к своим прошлым привязанностям и памяти, оставляешь и дальше храниться в завалах вещей. Хотя можешь больше никогда не наткнуться. А если потеряется – даже не узнаешь об этом. А если и узнаешь, не вызовет ни горя, ни трепета.

А Хелен носит. Золотая полоска на безымянном пальце, словно знак всем – её сердце все ещё занято. Все ещё ждет и любит.

Входная дверь была распахнута от того, как Хелен спешила ему навстречу. Даже не удосужилась её пнуть, захлопывая. Артур перешагнул порог, любопытно разглядывая обстановку дома.

Он казался старым сном. Все знакомо и чуждо одновременно.

Хелен была из тех женщин, которые мечтают о семье и готовы ради неё на жертвы. Она всеми силами старалась создать уют в доме. Искренне наслаждалась выбирая шторы и стулья. Едва не напевала, развешивая фотографии по стенам, с бережной любовью относилась к воспоминаниям и запыленным моментам прошлого счастья.

Артур мысленно отметил, что почти ничего не изменилось. Стены коридора все ещё выкрашены в светло-бежевый. У двери стоит деревянная тумба, на которой небрежно брошенные ключи от дома.

Тумба для обуви, забитая кроссовками Оливера и удобными туфлями Хелен.

И ничего не говорило о том, что какой-то мужчина был вхож в этот дом. Не дополнительной пары тапок, ни позабытой футболки или же ещё одной пары ключей.

– Совсем ничего не изменилось, – идя за Хелен, продолжая оглядывать дом, бросил Артур.

Остановил взгляд на включенном телевизоре по которому шла какая-то передача с закадровым смехом. Такой же светло голубой диван. Он помнит, как Хелен была воодушевлена желанием заполучить такой, после того, как увидела схожий в каком-то сериале.

Не отставала от него с неделю. Пыталась выяснить, не будет ли он против приобрести такой же. Словно ему было до этого какое-то дело. Показывала разные диваны в интернет-магазинах, интересуясь, подойдет ли такой им. И не слишком ли необычный цвет.

Артур мычал, соглашаясь.

Отметил, что единственные изменения в обстановке комнаты – это несколько не отмывающихся, новых пятнах на светлом материале. Они выглядели затертыми, но все ещё заметные. На небольшом столике перед диваном несколько пятен от поставленных кружек и царапина с сантиметров десять.

Перевел взгляд на стену, покрытую фотографиями в рамке. Поодаль, где он не мог разглядеть, было несколько новых и мужчина пригляделся, стараясь увидеть, что изображено на них.

– А ты изменился, – промурлыкала Хелен, от чего Артур едва не вздрогнул. Увлекшись разглядыванием своего старого дома, совсем позабыл о небрежно брошенной фразе.

Хелен повела указательным пальцем по его предплечью, покрытому новыми татуировками. После поскребла коротким ногтем тыльную сторону его левой ладони, где красовалась недавно сделанная новая татуировка черепа.

– Сколько у тебя новых? – как-то завороженно разглядывая черные узоры, спросила женщина.

– Новых – пять.

Ещё в девятнадцать он начал покрывать кожу чернилами. Те, что он набил по юности, немного выцвели и будто растеклись. Как узоры на бумаге, смоченные водой. Если посчитать все, что у него были, получалось примерно двадцать пять штук. Когда переваливает за двадцать – сбиваешься со счета.

– Тебе идет, – едва не шепча в кожу, задевая губами кожу его шеи, сказала Хелен. Подняла взгляд на мужчину. Смотрела на него снизу вверх, сквозь ресницы. На её губах была маленькая улыбка, которую Артур отлично знал, – знаешь… Я скучала по тебе.

Артур знал к чему это.

– Где Оливер? – спросил, зная, что ещё несколько минут и они поднимутся в их когда-то общую комнату. Но прежде желал убедиться, что первая встреча с его сыном, за прошедшие пять лет, не произойдет когда он обнажен и находится на его матери.

– Оли? – будто её удивило, что он не знает, переспорила Хелен.

Она всегда называла на их сына ласково. Говорила полное «Оливер» лишь когда желала продемонстрировать своё недовольство. Артур же напротив, никогда не сокращал имя сына до ласкового прозвища. Не называл мягко «сын» или же «ребенок». Всегда лишь «Оливер».

– Все нормально. Он будет утром. Он у Джей.

– Джей? – нахмурился, пытаясь вспомнить обладателя этого имени. Но не мог даже определить принадлежит ли это сокращение парню или же девушке. – Его подружка? – решил уточнить, невыразительно глядя на Хелен.

Та же рассмеялась, от чего на щеках появились очаровательные ямочки. Её волосы были немного растрёпаны. А предположение Артура, казалось, искренне её рассмешило. Она отрицательно качнула головой, все ещё смеясь.

А мужчина едва поборол в себе желание поморщиться. У Хелен был довольно громкий смех. Он был звонкий и немного икающий, звучный. Но уж больно резкий и внезапный. От этого для Артура он был едва ли не раздражающий, белым шумом.

– Нет-нет. Конечно, нет. Джейн. Ты её не помнишь? Джейн Ривз. Дочь Сильвии.

Артур нахмурился, силясь вспомнить. Он помнил Сильвию. Близкая подруга и коллега Хелен. Они обе работали медсестрами в одной больнице.

Сильвия была удивительно красивой женщиной с соблазнительной улыбкой и манерами кокетки. Казалось, она флиртовала всегда и у неё не было момента в жизни, когда она была бы лишена поклонников.

Когда она ходила её бедра соблазнительно покачивались. В ней было что-то от семейства кошачий. Артур отлично помнил её соблазнительно пухлые губы и её мурлыкающий голос.

И она одна растила дочь, одногодку Оливера. На момент, когда Артур ушел из семьи та была лучшей подругой его сына.

Попытался вспомнить её, но это было сложно. Он не уделял большого внимания друзьям и одноклассникам своего сына. Помнил лишь, что Джейн была с мальчишескими повадками и тогда, в одиннадцать, у неё была по мальчишески короткая стрижка. Шумная и невоспитанная. С широкой улыбкой и громким голосом.

Тогда у неё уже был скачек роста, в отличии от Оливера. И она была выше их сына едва не на пол головы. Длинная, нескладная. Напоминала недавно родившегося оленёнка со слишком длинными и неуклюжими конечностями.