Страница 12 из 16
Пока Мишин и его неотразимый юрист высказывали друг другу ненавязчивые претензии, всполошённый следователь направился напрямую к главному прокурору, чтобы согласовать немедленное задержание хотя бы одного афериста Мишина. Государственный обвинитель Корнилов Василий Иванович являлся заслуженным работником юридической сферы и виделся нестарым еще человеком, едва приблизившимся к пятидесятилетней отметке; высокий, стройный, всегда подтянутый, не имевший вредных привычек, – словом, всем презентабельным видом статный мужчина представлял убедительную, долгими годами сложившуюся, уверенность. Описывая его внутренний мир, можно отметить, что он считался образцовым, исполнительным, настырным, принципиальным, и было бы очень странно, если бы вдруг оказалось, что, непримиримый к любому нарушению существовавшего закона, тот человек пошел на сделку с непоколебимой, ничем не запятнанной, совестью. Вот и теперь, подробно изучив неубедительные материалы, представленные Самодовольным и не содержавшие в себе даже маленького намека, что ввезенные капиталы были как-то задекларированы (ну, или хотя бы имели под собой законную подоплеку), прокурорский сотрудник недовольно нахмурился; но частная собственность есть личная собственность, и он пустился в углублённый анализ. По собранным документам проходила версия идентичная, как и у Мэссона, что, дескать, похищенные деньги у Когана являлись чисто российскими и что он просто везде возил их с собой. О фиксационной камере слежения принципиальному руководителю, естественно, не докладывалось. В конечном итоге, изо всех собранных материалов, выходило, что Юрген прибыл во внуковский аэропорт с серебристым чемоданом, под завязку набитым американскими долларами и что он ни на секунду с ним не расставался, из-за находившейся внутри огромной денежной суммы. Изучая немногочисленную документацию дальше, добросовестный прокурор для себя прояснил, что нерадивый заявитель нежданно-негаданно обнаружил в руках чужой чемоданчик, доверху набитый различными мужскими аксессуарами, гигиеническими надобностями и носимыми предметами личной необходимости, никак не стоившими трех миллионов. Еще ответственному законнику представилась уникальный шанс убедиться, что, оказывается, Мишин выглядел не настолько глупым, чтобы положить в огромный кейс собственные вещи или чтобы оставить на нём характерные частички, способные впоследствии на него хоть как-нибудь указать, например: отпечатки пальцев, потожировые следы, личные документы, другие выделения, распознаваемые современными техническими устройствами [в похожих случаях он заполнял подменные объекты исключительно новыми принадлежностями, дабы идентифицировать по ним конкретного человека становилось бы нереально (можно раскрыть секрет, что в момент проведения основной операции на ловких ручонках у предусмотрительного авантюриста находились телесные резиновые перчатки, тонкие, плотно прилегавшие и ничуть не заметные)]. Ну, а когда на прокурорский стол легли несомненные экспертизы, гласившие, что на чемодане, изъятом у Когана, нет никаких других следов, кроме его собственных, да разве ещё незадачливого охранника, а все весомые доказательства, указывавшие на преступное посягательство, – это голословное заявление Юргена, которое указывало, что якобы у него пропала аналогичная сумма, и которое подкреплялось его же неподтвержденным предположением, что Мэссон является авантюристом средней руки (то есть у него просто не может существовать трех миллионов американских долларов), Василий Иванович не на шутку разгневался и, возвращая хлипкие протоколы на срочную доработку, чуть ли не по лицу заехал Самодовольному, недовольно швыряя недостаточные документы обратно:
– И ты, Юрик, приходишь ко мне с бездоказательной ахинеей, чтобы произвести процессуальное задержание, да еще и иностранного гражданина? Да знаешь ли ты, что уже завтра в суде его выпустят, а против нас накатают выразительную «телегу», от которой мы год не отпишемся, причем не исключается, что и в ихнюю поганую Америку не единожды придётся скататься, извиняясь за неправомерные действия, предпринятые по отношению к их самому законопослушному, априори почтенному, гражданину.
– Но здесь же несомненная кража, – настырно настаивал подкупленный следователь, – и думать не стоит, а просто поглубже рассматривать приведённые факты: во-первых, «поют» сильно складно, значит, договорились значительно раньше; во-вторых, американскую адвокатессу заранее нанял – хотя я больше склоняюсь к мысли, что своенравная деви́ца является его потенциальной сообщницей; ну, а в-третьих, касаясь уже сомнительного юриста, часть украденных денег она в момент перевела за границу, чтобы инициировать дорогостоящую операцию, необходимую её младшей сестрице. Да и… консул этот, штатовский, постоянно мешает, – не имея более ничего существенного добавить, он попросту сетовал, – никакой возможности нормально работать!
– Я согласен, дело здесь явно нечистое… Потом, слишком странная переброска наличных денег через государственную границу; сверх того, незаконный ввоз, без оформленной декларации… – непроизвольно задумался прокурор. – Моё личное мнение таково: выписывай всем невыездную подписку, в том числе и Мак-Когану – и копайте, копайте, копайте! О немедленном задержании – сам должен понимать? – думать пока рановато. Чем быстрее соберёте неопровержимых улик, тем скорее придёте ко мне за дополнительной консультацией! – сказал твердо, решительно, а про себя чуть слышно добавил: – Еще неизвестно, при каких делах здесь окажется подозрительный заявитель?.. Тоже тёмная личность.
– Вы что-то сказали? – напрягая чувствительный слух, спросил Самодовольный, предполагая, что ему отдают какие-то указания.
– Нет, ничего, – сухо ответил Корнилов, – идите работать. Американских гостей пока необходимо освободить – это понятно?
– Да, конечно, – подтвердил досадливо опечаленный следователь.
Вернувшись от беспристрастного прокурора, раздосадованный офицер, не выказывая особенной радости, разрешил присутствующим людям немедленно расходиться, после того как предварительно дал им всем расписаться в процессуальных, ранее составленных, документах. Не смог он приобщить к уголовному делу и изъятый ПТС, полагавшийся вновь приобретенной автомашине «порше макан», потому как веских оснований удерживать ее в органах внутренних дел не имелось, по существу, никаких. Точно так же поступили с оставшимися деньгами, за всеми произведенными вычетами составлявшими сумму девятьсот двадцать тысяч американских долларов. Заокеанскому консулу задерживаться дольше становилось незачем, и он отправился восвояси, торжествуя, что непобедимая «американская машина» вновь выиграла с Россией очередную нелегкую битву.
По несложным описаниям, разъяснявшим, где находится платная полицейская стоянка, Мэссон легко нашел полюбившуюся машину и, натужно выдохнув, устроился за рулевым управлением. Чувствуя некоторую небольшую вину, Сидни осторожно пристроилась сбоку, отлично понимая, что между ней и Майклом назревает непростой разговор. Как только температура в транспортном средстве стала комфортной, Мишин заговорил:
– Ты хоть понимаешь, в какую ужасную историю мы разом попали? Полоумные придурки, мы украли деньги не у каких-то никчёмных бандитов, нет! Мы запустили «шелудивые» ручонки в пресловутый «бандитский общак», что равносильно прямому самоубийству – ты умирать, что ли, собралась, неописуемая красавица, а?
– Меня Хлоя зовут, – пристыженная девушка, ставшая преднамеренной соучастницей, сочла, что пришла пора сообщить наиболее ей приятное имя, – понимаешь, – говорила она, едва ли не плача, – если бы я не нашла поганые деньги, то моя младшая сестрёнка непременно бы в скорое время погибла.
– Хорошо, допустим, отчасти ты ей сейчас помогла – разумеется, ты молодец! Вот разве умереть теперь придется тебе – и это вся суровая разница! – пессимистично настраивал Мэссон, вгоняя в безвыходную тоску и себя самого, и прекрасную спутницу. – Да и мне заодно, до полной кучи, чтобы было нескучно. Можешь не сомневаться, никто не поверит, что, типа, я не знал, на кого конкретно бессовестно покушаюсь, когда воровал те злополучные деньги, – эту заранее обреченную версию лучше даже не выносить!.. Что делать-то будем?