Страница 71 из 127
Глава 24. Мудрец, художник, чародей
Мы завершали зачистку усадьбы Белой Рыбы. После того, как движение указующего перста сухой руки совпало с приступом люмбаго у Тлакатля (а может, это уже не совпадение?), после того, как Отмеченная Спина гаркнул на толпу смятенных храмовников — сопротивление нам уже не оказывали. Стража покорно складывала оружие, жрецы (за редкими исключениями) простирались ниц, признавая во мне Бога. Тем более, что среди них меня в лицо знали многие. Шикаланки Черного Хвоста принялись разводить всех «по камерам», то есть, по хозпостройкам. Другая половина нового Черного воинства наскоро обыскивала дворец… А я как-то не знал, что мне дальше делать.
Так долго шел к этому моменту, так боялся, что не получится — и даже не задумывался о дальнейшем. Присел на крыльце рядом с похрюкивающим от боли Тлакатлем (его даже охранять никто не стал) и стал растерянно озираться.
— Ненавижу тебя! — сквозь сжатые зубы процедил верховный (или уже нет?) жрец.
Я смотрел на него — и что-то вся злость, накопленная за несколько месяцев, пропала.
— Вочтуиката! — громко окликнул алкозависимого куитлатека, который что-то ловко увязывал в тюки. — Где твоя тыковка?
— Вона! — довольно хлопнул тот по боку.
— Дай-ка!
— Зачем это? — нахмурился Вочтуиката.
— Во славу божью! — засмеялся я. Почему-то мне стало приятно от того, что есть у меня человек, которому жалко делиться с самогонкой с самим Богом.
Уже с фляжкой я подошел к Человеку, не реагируя на его вопли, перевернул его на пузо и задрал одежду. Самогонка, конечно, не «Фастум-гель», но прогреть должно.
— Не стони! — приговаривал я, натирая поясницу. — Тебе и так недолго осталось. Хоть, доживешь по-человечьи.
Вочтуиката с болью в глазах смотрел на нас снизу.
— Даритель! — не выдержал он, когда я начал выплескивать последнее. — Ну, ладно, для тебя… Но на него же — это пустой перевод продукта!
— Жадность — грех, Вочтуиката! — глубокомысленно заявил я, втирая спиртное в болезную спину приговоренного.
Вот за этим непотребством нас всех и застало целое новое войско, «на рысях» ворвавшееся на подворье усадьбы.
Что-то я совсем забыл, что в городе еще тлатоани есть. Воины правителя ворвались в ворота с занесенными маками и топорами, их лица были полны готовности кромсать налево и направо… Похоже, горожане описали им происшествие в красках.
«Какая глупая смерть» — только и успел я подумать, разгибаясь над стонущим жрецом. По счастью, Вочтуиката был одним из старших тренеров чололланского воинства.
— Спокойно, парни! — широко улыбнулся он. — Опустите-ка палки свои! Здесь всё в порядке…
— Может, позволишь мне самому командовать моими воинами, — оборвал его властный недовольный голос.
В окружении роскошных, как подтанцовка Киркорова, воинов в усадьбу вплывал резной паланкин. На нем, твердо сжимая в руках тумбажную секиру, восседал тлатоани. Глаза опытного воинского предводителя уже окинули оценивающе поле возможного побоища, и Ичтакауэка увидел меня на широкой лестнице.
— Что здесь происходит? — стальным голосом спросил правитель, отделяя паузой каждое слово.
Мое почти не потерпевшее потерь малое воинство уже собиралось вокруг Черного Хвоста и Вапачиро, однако, прежнего боевого настроя среди ополченцев не было. Вряд ли они решатся поднять оружие на самого тлатоани. Я не спеша двинулся к паланкину.
— Вочтуиката, — шепнул я куитлатеку, проходя мимо него. — Тихонько подойди к Тлакатлю. Если что пойдет не так — режь его насмерть.
Воин кивнул, стерев улыбку, а я пошел дальше. Воинская элита Чололлана настороженно встретила сухорукого верзилу, однако, высшие командиры узнали меня, шикнули на простых воинов и, склонившись, велели меня пропустить.
— Хочешь узнать, что случилось? — перепросил я у тлатоани. — Что ж, я скажу. После смерти Тлатольчи, новый верховный жрец превратил меня в пленника. Держал в подземелье, не позволял ни с кем встречаться, отбирал все мои послания. Не знаю, что за демон надоумил Тлакатля на это. Мне пришлось потратить несколько месяцев, чтобы справиться с ним. Сегодня он, наконец, получил по заслугам.
Молодой правитель не выказывал никакой реакции на мои слова. Просто сидел и слушал с каменным лицом. Власть меняет… Нет уже прежнего горячего аристократа Ичтакауэки. Только мне не до рефлексии. Ибо я не понимал роль самого тлатоани в моей истории. Равно как и то, зачем он сюда прискакал так резво? Да еще лично!
— Как мне это удалось сделать — я тебе не скажу, уж прости, — я пристально уставился прямо в глаза правителю. — Потому что не знаю, провернул ли Тлакатль всё в одиночку… Или вместе с тобой.
Даже мышцей не дернул!
— Не знаю. И проверять не буду. Если ты тоже в этом участвовал… Что ж, мои люди не станут поднимать руку на тлатоани. Да я и приказывать им не стану. Просто знай: в этом случае твой город лишится и своего Бога, и верховного жреца, который смог бы прикрыть убийство.
Впервые дрогнуло лицо моего собеседника: стрельнул глазами по крыльцу, на котором всё ещё охал совершенный разбитый прострелом и недавними событиями Человек.
— Лишится-лишится! — улыбнулся я мыслям Ичтакауэки. — Интересно даже было бы посмотреть, что станет с Чололланом после таких потерь. Но, если ты к этому непричастен — я сразу поверю твоим словам! Не стану сомневаться и проверять. И мы продолжим наше общее дело вместе: ты во главе альтепетля, я — во главе Храма.
Молчит. Думает. Что ж, я не буду злиться на эту паузу. Все-таки я предложил своего рода контракт. Подписывать его, не глядя, было бы ошибкой.
— Что ты называешь «нашим общим делом»? — спросил, наконец, тлатоани.
— Оно остается тем же, что и было — вести Чололлан по пути силы и процветания.
— Я ничего не знал о подлых деяниях Тлакатля… Мой Бог.
«Подписал!» — выдохнул я.
— Последнее время верховный жрец сообщал мне о том, что Вернувшийся Бог преисполнен страха. Боится людей пуще прежнего, никого не хочет видеть. Рассказывал, что у тебя даже были припадки… Согласись, это довольно похоже на правду.
Я прикусил губу. Как же я мог! Своими руками построить себе тюрьму и дать Человеку все нужные рычаги управления…
— Понимаю тебя, тлатоани. Уверяю, больше такого не будет.
— Как я понимаю, Тлакатль больше не является твоим верховным жрецом, Вернувшийся, — слегка улыбнулся Ичтакауэка, глядя на стонущего Человека.
— Воистину! Этот груз оказался неподъемным для его плеч.
— Кто же станет теперь нести в мир славу твою?
— Я теперь возглавлю Храм сам. Бог я или не бог?