Страница 58 из 127
Глава 20. Рабы немы
Ауисотль не умер. К счастью. К счастью, потому что только это могло остановить нашего тлатоани от войны. Ибо ко мне Ичтакауэка так и не пришел. Даже не знаю почему.
«Ну, обошлось и обошлось, — мысленно перекрестился я. — Можно заниматься обычными делами».
«Закажи еще у своих нянек бутылочку знахарской самогоночки», — разнесся по подземелью бас, который слышал только я.
«Зачем это? — поинтересовался я у Змея. — Повод есть, что ли?».
«А вот и есть. Годовщина у нас с тобой, брат-бог. Год, как я к тебе вернулся. Или ты ко мне. В общем, год мы уже вместе», — с похабной интонацией завершил желтый червяк.
«Погоди! — опешил я. — Да какой год? Не могу я тут так долго жить…».
«Кто про жизнь говорит? Год назад ты откопал древнее святилище, убегая от своих глюков. А вообще ты здесь уже больше двух лет живешь!».
«Да ну! Нет… — я растерянно принялся считать. — Капец. Два года. А мне казалось — года не прошло».
«В тюрьме теряешь счет времени» — философски заметил Змей.
«Ну, какая тюрьма! — рассмеялся я. — Я же сам это выбрал: надежно, спокойно и относительно комфортно».
«Порою можно самому себе возвести тюрьму… Так бывает, — хмыкнул Змей. — Но, боюсь, ситуация изменилась. Ты вот не заметил, а тюремщик в твоей собственной тюрьме сменился».
«О чем ты? Давай меньше метафор, а говори прямо!».
«Да какие уж метафоры. Ты сам не замечаешь, что твое сидение в подземелье определяешь уже не ты?».
«Нет, — чересчур рьяно полез я в спор. — Я пять дней назад выходил на поверхность. Гулял перед закатом».
«Выходил или тебя выпустили?» — уточнил Змей.
«Выходил! Ну, в смысле, мы же с Тлакатлем договорились, что он будет подбирать удобные дни для прогулок…».
«Вот и я о том».
«Да о чем?! Захочу — выйду!» — я начал злиться.
«Давай, — спокойно согласился червяк. — Сегодня сможешь?».
«Смогу!».
Но я не смог. Когда я сообщил своим многочисленным секретарям, что собираюсь на прогулку, они невозмутимо ответили мне, что обязательно сообщат Человеку.
— Нет, вы не поняли! — грубо оборвал я их, потихоньку холодея от нехорошего предчувствия. — Я не спрашиваю разрешения. Я сегодня пойду наверх.
— Но… Но так не положено, — младшие жрецы слегка растерялись.
— Да кем не положено? — взъярился я.
— Тобой, о Вернувшийся Бог, — покорно и одновременно непреклонно ответил старший из них. — Ты сам так договорился с Храмом. И Храм полностью обеспечивает твою безопасность, о великий.
Я впервые посмотрел на свой «секретариат» по-новому. Не «какая польза мне будет от них», а «смогу ли я их всех вынести». Сегодня в святилище их было семеро. Чуя недоброе, они уже скучковались в центре, забросив текущие дела. И двое из них оказались такими крепышами! А я раньше не обращал на это внимание…
Тлакатль пришел в святилище уже на следующий день.
— Приветствую тебя, Тсолотоль Смеи Цимли, — старательно выговорил он мое «истинное» имя. — Мне рассказали о твоей просьбе. Думаю, сегодня мы сможем организовать прогулку. Как только свечереет. Люди для твоей охраны уже подготовлены.
— А я вчера хотел! — злобно рыкнул я в ответ на его старательную улыбку.
— Было какое-то срочно дело? — вежливо поинтересовался Человек.
Опаньки! Я на миг стушевался, ибо повода не придумал.
— Я просто хотел выйти наружу. Или это уже не причина?
— Конечно, причина. Но, значит, это было не так уж и срочно. Можно было выйти вчера, а можно и сегодня. Верно?
— Верно, — машинально повторил я и резко дернулся. Да, он мной манипулирует! Строит фразы так, чтобы погасить конфликт, формулирует вопросы так, что машинально приходится согласиться. И в итоге мы уже оба приходим к ЕГО решению.
— Неверно! — зло добавил я, стирая улыбку с лица Человека. — Верно, это: я хожу, когда хочу.
— Но мы ведь с тобой вместе говорили. О тех опасностях, которые имеются наверху.
— Это ты о них говоришь.
— Конечно, ведь я там бываю. Я ее вижу. И забочусь исключительно о твоей безопасности, мой Бог.
Снова нечем крыть. Я судорожно искал новые поводы прицепиться.
— Почему я гуляю только с твоими людьми?
Тлакатль даже на миг не запнулся.
— А когда же твоим людям этим заняться? Ты ведь сам ежедневно отправляешь множество задач. И со многими из них могут справиться только твои люди. И в Доме Заботы, и в многочисленных мастерских, не говоря уже о воинских делах. Чололлан преображается на глазах, мой Бог, и это всё благодаря стараниям твоим и твоих помощников! — Человек снова широко улыбался, уверенно оседлав нить разговора. — Они трудятся денно и нощно во славу твою, Тсолотоль Смеи Цимли! И не только в городе. Некоторые работают за пределами. А мудрый Конецинмайла и вовсе уехал к далеким пурепеча.
— Как?!
— Разве не ты рассказал великому тлатоани об особом медном сплаве, тайной которого владеет этот далекий народ? — я опять непроизвольно кивнул, был такой разговор с Ичтакауэкой. — Много раз собирался совет, твои люди и люди тлатоани думали, какое решение найти. В итоге Конецинмайла вызвался отправиться на запад, в землю пурепеча. Ибо там он бывал, язык местный знает.
В целом, верно… Лучше, чем Дитя Голода, на это дело никто не подойдет. Только рисковать таким дарованием! И опять, не спросив меня!
— Понятно, — выдохнул я. А что еще скажешь? На что еще пожаловаться этому жрецу, у которого на всё есть ответы?
— Так давно Тлатольчи не приходил ко мне. Мы уже долго не беседовали с верховным жрецом.
Только тут Человек сбился. Улыбка безнадежно погасла, а жрец на миг опустил глаза.
— Ты же не знаешь… Грустная весть у меня для тебя, Тсолотоль. Мудрый Тлатольчи, наш наставник, что всю жизнь ждал твоего возвращения и дождался — умер. Дух его вознесся к предкам и занял там самое почетное место, подле всесильных богов.
— Как?!... Давно?
— Уже больше месяца прошло… Почти тридцать дней. Так что, мой Бог, с верховным жрецом ты беседуешь прямо сейчас.
Я пропустил мимо ушей тонкую игру слов Человека, оглушенный новостью. Самый близкий мне человек в этом городе. Дивный, искренний человек, несмотря на высокий статус. С ним я всегда чувствовал себя спокойно, ему мог довериться… Умер, значит.
А мне снова не сказали.
«А зачем? — шепнул на ушко папановский басок. — Ты кто такой, чтобы перед тобой отчитываться. Сидишь себе под землей, Дары рожаешь. Вот и сиди!».
«Да отстань ты, — отмахнулся я. — Старик умер — дай поскорбеть».