Волчий корень

— Мне только кажется, что похожий медальон носил Всеслав Брячиславич20 — князь-оборотень, которым по сей день детей пугают, или это действительно он? Вот и Афанасий Иванович считает, что все Волковы дальние потомки полоцкого князя? Скажешь, не знал? — Царь брезгливо бросил в руки Юрия медальон, отряхнув пальцы, точно коснулся чего-то нечистого.

Волков пожал плечами.

— Ну ладно. Если все правда, и Всеслав твой предок, тогда понятно, от кого у тебя дар. Колдовской дар. И нет смысла какого-то древнего старца приплетать. Все давно проверено, все разведано. Скажи, Малюта.

— Когда Юрке Волкову было поручено узнать, куда вдова купца Загибина кубышку прячет, он ни к какому старцу не ездил. У терема вдовы был, внутрь заходил.

Там его несколько человек видели. Дальше дома у себя сидел, сутки носа на улицу не казал. А потом, прежде чем в Александровскую слободу с отчетом явиться, большой круг сделал, будто бы откуда-то возвращался.

— И что же он дома у себя делал? Может, старец не за тридевять земель, не в глухом лесу от людей хоронится, а у нашего Кудесника в теплой горнице обретается, — ядовито улыбнулся государь.

— Нет, в доме его точно нет. Я бы знал. — Малюта вытер пот со лба, покосившись на огромную печь. — Книжки латинские читал, изюм черный вкусный ел, кваском запивал, да с девкой своей Аленой на перинах миловался. Ни с кем не встречался, даже не писал ничего. В другом разе, когда расследовал убийство двух отроков, тоже ни к кому не ездил, все время был на виду у моих людей либо дома отсиживался.

— Вот и получается, милый друг, что все эти годы ты дурачил своего государя, выдумал какого-то несуществующего волхва, а на самом деле — ты у нас волхв, и не древний, одной ногой в могиле, а самый что ни на есть настоящий, красивый и румяный, кровь с молоком.

Волков пытался придумать хоть что-нибудь, но ничего не получалось. Все, что он понял: соглядатаи даже в его доме следят за каждым его шагом, а значит, на этот раз не получится отвертеться. Попал так попал.

— Ну что не весел, сокол ясный? Станешь настаивать, что старик все же существует, что ты получишь мой новый приказ и не мешкая отправишься к нему или, может, довольно уже сказок?

— Довольно. Прости меня, государь. — Волков покаянно опустил голову. Рядом дышал в ухо мерзкий Малюта, должно быть уже предвкушая, как станет рвать жилы главному цареву дознавателю.

— За что простить? — ухмыльнулся Иван. — За то, что все порученные тебе дела ты до сих пор исполнял? Что за всю твою службу мне ни одного не раскрытого убийства? Ни одной не разгаданной загадки? За это просишь прощения?

— За обман невольный. Все это время я твои задания выполнял, а старика приплел, потому как боялся, вдруг прогневаешься да велишь отыскать моего колдуна да в срубе спалить. Поедут за ним и не найдут. Колдун — на то и колдун, чтобы опасность почуять и исчезнуть со всем своим добром, с хозяйством, собаками и домочадцами.

— Ну, порадовал так порадовал. Я-то, бедный, думал, что коли колдунчик наш такой старенький, не ровен час помрет, а как мы тогда будем следствия наши проводить? Как врагов да воров на чистую воду выводить? Ну, молодец! Ты, Волков, меня старше лет на пять? Послужишь мне еще… не то что твой измысленный старец… — Царь весело подмигнул Вяземскому, и тут же уголки его капризных губ опустились, лицо мертвенно побледнело, послышался замогильный голос: — А скажи мне, Малюта, могу ли я — православный государь, что целью своей жизни избрал насаждение добрых семян православной соборности, очищение жизни от плевел еретических мудрствований да чужебесия, — терпеть подле себя колдуна поганого?

Волков кинул взгляд на окно: даже если получится добежать — костей не соберешь. Обратно же хода нет. За дверью стоят содружиники-сотоварищи, все при оружии. Прорывайся — не прорвешься.

— Ну ладно, что это мы о грустном. Ты же ни на кого порчу не наводишь, а если и ворожишь, то ради всеобщего блага. Я ведь правильно излагаю? А пригласил я тебя, друг сердечный, вот с чем. — Иван развернулся и сделал пальцами нетерпеливый брезгливый жест, мол, все вон. Сам сел на застланное шкурами кресло, велев Волкову приблизиться. Горница тотчас опустела, только верные Скуратов и Вяземский без дополнительных приглашений подсели к столу. Волков последовал их примеру.

— Покровский монастырь знаешь?

— Проезжали лет семь назад, видел. Внутрь не входил.

— Войдешь. — Государь криво улыбнулся. — Во все войдешь, никто от тебя ничего в моем царстве-государстве впредь ничего запирать не посмеет, потому, как для этого дела будет у тебя особый допуск, волшебный ключик, открывающий все двери без ограничения. Захочешь — в казну мою заглянешь, сколько нужно, золота да каменьев драгоценных загребешь, а казначей тебе только кланяться в ножки станет, слова дурного не скажет. Пожелаешь в оружейную или на конюшню — бери все что захочешь: доспех, меч, коня. Ни в чем тебе запрета не будет. К любой зазнобе в светелку войдешь. Родители, сродники, муж с караваем на вышитом рушнике встретят и чарой вина опосля проводят. Вот какой силой я тебя для решения этого дела наделю. Малюта, грамоту! Уразумел, какое тебе доверие оказывается?

— Уразумел. — Волков икнул, горло моментально пересохло. — А что делать-то нужно?

С торжественным видом Малюта поставил перед дознавателем серебряный круглый ковчежец, в каких обычно хранятся важные государственные документы. На крышке был изображен носастый ворон, справа и слева от птицы — ветви дуба и оливы.

— Выполнишь урок прилежно — озолочу, ты меня знаешь. Не выполнишь… некого будет винить. — Он помолчал, думая о чем-то, темные глаза нехорошо блестели. Волков знал этот не предвещающий ничего доброго блеск. Но взгляд выдержал и, поцеловав, положил ковчежец за пазуху.

— До моей матери батюшка был женат на Соломонии Сабуровой.

Волков кивнул.

— Двадцать лет длился брак, но детей в нем не было. В конце концов отец развелся с Соломонией, и та приняла постриг. После чего жила здесь, в Суздале, в Покровском, под именем старица София. Все бы ничего, но через некоторое время после того, как Соломонию поместили в монастырь, прошел слух, будто бы она ро-дала там сына. Ну, слухи нужно проверять, отец послал узнать, так ли это.

— Кого послал, известно ли? — невежливо перебил Волков государя.

— Советника Федора Михайловича Рака, по прозванию Третьяк (третий в своем роду), и дворянина Георгия Никитича Путятина, помню — прозвали его Потатой, — ответил за Ивана Вяземский, злобно сверкнув на дознавателя глазами.

— Ага, мой верный волк уже пытается взять след! — хлопнул себя по коленке Иван. — Да ты не смущайся, спрашивай, коли для дела нужно. Нешто я не понимаю, что ты это из усердия, а не нахальство проявляешь. Ладно, слушай, что дальше расскажу. Приехали, значит, бояре в монастырь, а Соломония их на порог не пустила, сказала-де, «вы все недостойны видеть ребенка, а когда он облечется в величие свое, то отомстит за обиду матери», — продолжил, посмеиваясь, государь. — Знаю, что ребенка будто бы нарекли Георгием. Когда же к ней явились во второй раз и произвели обыск, никакого младенца там уже не было. Соломония же сказала, что сын ее-де заболел и умер, но те, кто там был, рассказывали, что мать, потерявшая свое дитя, не станет вести себя столь неподобающе. — Он задумался. — Третьяк тут же принялся льстить ей, уговаривать, говорил-де: у великого князя с Еленой еще пока нет своих детей, а и родятся — не обязательно, что сразу же сыновья, и государь желает видеть сына, чтобы объявить его законным наследником. Мол, негоже прятать младенца, потому как у него своя судьба и, воспитывая его на стороне, она лишает собственного сына московского престола… Ничего не помогло. Не показала ни младенца, ни могилки его.

Получается, если ребенок действительно родился и после потаскуха соврала, что ее сын умер, значит, она передала его кому-нибудь из родственников. Ненавижу этих Сабуровых! Вечно воду баламутят. Короче, мне нужно знать, что стало с этим Георгием. Понятно? Где и как его теперь разыскать? Если же он помер, хочу видеть тому явные доказательства. Потому как большой соблазн изничтожить все это поганое семейство под корень и начать с твоего приятеля Замятии. А действительно, почему нет? Малюта! Возраст подходит?