Волчий корень

— Жги все, Полюшка. — Благинина зажгла на кухне водогрей и, дождавшись, когда вода согрелась, начала наполнять ванну. — У них знаешь какие экспертизы, мы пятна не видим, а они брызгают раствором — ап! — и вот оно, доказательство. Все в огонь и туфли не забудь. Завтра нужно заказать мне еще такие.

Полина в последний раз повозилась кочергой, после чего отправилась в ванну, где колдовала какое-то время с шампунями. Вся старушечья одежда Анны, начиная от шляпы и горжетки и заканчивая чулками, была не только вышедшей из моды, а еще и обладала отвратительным старческим запахом, который потом впитывался в волосы и кожу, доставляя Благининой понятное неудобство.

Когда все было готово, Анна легла в воду, распорядившись приготовить для себя успокоительный чай. Всё тело ныло: тяжелая работа — изображать из себя беспомощную больную старушенцию — требовала своей оплаты. А ведь ей всего-то каких-то пятьдесят. Конечно, тоже не девочка, ровесницы, поди, уже бабушки с внуками, но все же пятьдесят не семьдесят. Семьдесят сейчас исполнилось бы ее правильной, праведной сестричке — настоящей Анне Львовне, место которой Алла Львовна заняла двадцать лет назад. А что было делать? Алла — позор семьи, оторви да брось, как говорил отец, еще в юности убежала из дома, по официальной версии, для того, чтобы незаконно сожительствовать с женатым мужчиной. Потом, когда тот ее бросил, нашла себе место на сцене.

Да, мужчина был, да еще какой! Если бы родители знали хотя бы половину правды, они, пожалуй, возгордились бы своей младшей дочерью. Мужчина ее мечты был сам Евстратий Павлович Медников, начальник и создатель «Летучего отряда филеров», или создатель школы агентов наружного наблюдения, это уже как кому больше нравится, можно и так и так. С ним у пятнадцатилетней Аллы действительно случился кратковременный роман, но забирал он ее из дома не для этого.

Вот говорят, при коронованной особе должен постоянно находиться телохранитель, но с другой стороны, если особа женского пола, а телохранитель молодой мужчина, то как бы этот телохранитель сам не посягнул на охраняемое тело. Примеров такого мезальянса пруд пруди. Вот особый отдел охранки и взялся за подготовку молодых женщин и девушек, они находились при дворе на правах фрейлин и горничных, для каждой сочинялась отдельная легенда и к ней все полагающиеся документы. В один из таких особых отрядов и входила Аллочка — несовершеннолетняя девица Берг. Правда, звали ее теперь по-другому, и о себе она рассказывала то, что ей было велено. А потом, Евстратий Павлович перевел ее в театр, где девушка совершенствовала свое актерское мастерство и заодно присматривала за господами, покровительствующими талантливым актрисам. Здесь снова новые документы и следующее имя, охранка опасалась за жизнь зачастившего в театр цесаревича, так Алла находилась при его пассии днем и ночью, только что в спальне, в которой его высочество изволил встречаться со своей любовницей, не дежурила.

А потом Алла Берг забеременела от Медникова и родила Аполлона. Евстратий предлагал, конечно, найти для ребенка подходящих родителей, но Алла не желала расставаться с сыном. Единственное, на что она смогла согласиться, — это на усыновление мальчика своей старшей сестрой — бездетной Анной.

Родителям было сообщено о недостойном поведении их младшей дочери, и те недолго думая при помощи полиции отобрали Аполлошу и передали его Анне Львовне. После этого несколько лет Алла могла встречаться с сыном, разве что взбираясь по раскидистой яблоне в окно его спальни. В это время Алла работала тело-хранительницей, компаньонкой, шпионкой — в общем, вела привычный для нее образ жизни. Но когда ей исполнилось тридцать лет, а Аполлоше восемь, в то время высокий покровитель и отец мальчика уже лет пять, как почил в бозе, внезапно умерла сестра Аллы Анна Благинина. Утонула вместе с пароходом «Виктория», всеми пассажирами и экипажем судна и любимым мужем.

Понимая, что пришла пора на что-то решиться, Алла отправилась в дом к своей сестре и на правах ближайшей родственницы первым делом уволила слуг. Потом, надев платье сестры и немного поколдовав с макияжем, Алла состарила себя насколько только могла.

На похороны сестриного мужа пожаловала родня, которую она принимала с красными от слез глазами и вдовьей вуалью на лице. На счастье, родственники мужа плохо знали Анну, так как практически не общались, обман удался. Очень подыграл Аполлоша, который, как и прежде, называл Аллу мамой. А всем известно, что дети неспособны убедительно лгать. И только сестра погибшего заметила, что от горя ее сноха сделалась как будто бы суше и ниже ростом, на что «несчастная вдова» могла только печально кивать. Горе никого не красит.

Конечно, непросто все время притворяться, будто бы тебе на двадцать лет больше, чем есть на самом деле, из своей прошлой жизни Алла взяла с собой только верную ей Поленьку, которой было известно о том, что за службу исполняла ее госпожа, и готовую прикрывать ее по мере сил и возможности. Два раза в год Анна Львовна уезжала из дома в сопровождении своей служанки, и где-нибудь за границей Алла и ее компаньонка Полина жили жизнью двух молодых и бесшабашных подруг, которым необходимы отдых и веселье.

Когда Алла начала седеть, она приняла это за добрый знак, так как теперь можно было не пользоваться париками.

После того как Аполлон поступил в Императорский театр, на основании чего пожелал жить отдельно от матери, она почти никого не принимала, все время находясь в обществе любимой подруги. Тем не менее Алла прекрасно понимала, что рано или поздно прошлое все же настигнет ее: бывшие хозяева или те, кого в свое время Алла разорила, отправила за решетку или на каторгу, чьих родственников убила, спасая своих подопечных, найдут и попытаются покарать ее. Поэтому она усиленно тренировалась. Дома бокс, восточная борьба, фехтование, за городом, в сестрином имении, женщины усиленно занимались стрельбой, много ходили и плавали. Без грима и мешковатых старушечьих платьев и неудобной обуви, в пятьдесят, если не считать седых волос, она выглядела от силы на сорок, поэтому, когда днем Полина приметила подъехавшую к их дому карету, она предупредила Аллу, чтобы та подготовилась, и сама долго не пускала подозрительных визитеров в дом.

Войдя в гостиную, незнакомцы застали там одетую в мешковатое платье сухонькую старушку с растрепанными седыми волосами и сгорбленной спиной, маленькая Алла скукожилась до совершенно крошечных размеров и дрожала так, словно вот-вот может рассыпаться. При этом она мертво вцепилась в огромную и совсем не подходящую для театра сумку, в которой лежала длинная, до самого пола, накидка с капюшоном. В былые годы эта накидка несколько раз спасала Аллу, когда ей приходилось убегать с места преступления, что называется, в полном ню. Теперь же этот аксессуар добавлял сумасшедшинки к ее образу.

Незваные гости тянули куда-то не понимающую, чего от нее хотят, старуху, в то время как служанка пыталась расправить вуалетку на шляпке или расчесать потрепанный мех на жутковатой горжетке.

Злоумышленники решили, что бабка давно уже впала в маразм, и не особенно стеснялись ее присутствия. Так, сидя в ложе и любуясь на огромный букет, который, как ей втолковывали в карете, она должна вручить сыну, Алла заставила лжежурналистов повторять ей это снова и снова, ссылаясь на глухоту. Таким образом, она добилась того, что новые знакомые, не опасаясь быть услышанными, вели разговоры у нее за спиной.

— Ты уже обрызгал цветы ядом? — спросил тот, кого после следователь Градовский назовет мистер Игрек.

— Сдурел, старуха бы уже надышалась им, всю дорогу мусолила в своих ручонках.

— Не забудь спрыснуть. Если тебе не удастся пристрелить Аполлона на сцене, яд завершит дело. Полиция же, обнаружив, что букет отравлен, решит, что это сделала старая дура.

— Хватило бы и того, что после выстрела я загляну в ложу и суну револьвер в ее руки. Картинка сложится что надо, бабка окончательно выжила из ума: мало того что вознамерилась наградить сына отравленными цветами, так еще и стреляла в него, — не согласился с Игреком Икс.