Волчий корень

— Это я как раз слышал, просто не верил. Думал, ребята просто так лясы точат. Говорили, будто от одного слова твоего замки разваливались, двери вылетали, цепи по звеньям распадались. Тебя поэтому Кудесником кличут?

— Не только, — поморщился Волков, предпочитавший не выделяться, и уж боже сохрани выдать свой истинный дар. — Есть у меня знакомый старик — ведун. Время от времени государь просит меня съездить к нему, дабы совета спросить. Только об этом лучше не распространяться.

Замятня кивнул, польщенный оказанным ему доверием.

— А как же тогда с побегом этим получилось?

— Ну ты же, Замятня, умный человек. Говорю же, сидел в яме, под крепкой такой крышкой, и план побега измышлял. То есть не просто так сидел, а где надо, петли раскачивал, где нужно, решетку расшатывал… ну, понятно?

— А что же ты не сбежал, когда братцы-разбойнички отправились за великим князем? — нашел слабое место воевода.

— А смысл мне пустому-то драпать, без золота, без трофеев? В шайке я, как и все, свою долю от добычи имел. Кто же от добра уходит? — улыбнулся Волков. — Думал на бой атамана вызвать, потому как, кто атамана порешит, тому самому атаманом и быти. Закон такой.

— Когда же Иван Васильевич тебя на службу к себе позвал, атамана ты решил оставить в покое?

— Не до того уже было. Мне ведь не одного государя, а по возможности всех его людей нужно было из разбойничьего лагеря вытащить. Задачка.

— Да… Кудесник. — Воевода смотрел с уважением и плохо скрытой надеждой. — Так, может, расскажешь по дружбе, есть у тебя какие-нибудь соображения, по какому такому делу нас с тобой в Суздаль вызывают?

Волков неопределенно пожал плечами.

— Сам-то как думаешь?

— А что тут думать? — Замятня огляделся по сторонам, нервно облизывая пухлые губы. — Зимой в Суздале нечего делать. Я этот город знаю как свои пять пальцев. Кабы государь ехал со свитой да с егерями — можно было бы еще подумать: может, на охоту собрался. А как велели тебя доставить, к гадалке не ходи — дознание готовится. Ты же у нас по этому делу мастер.

— Дознание? — поднял красивые брови Волков. — А что тут стряслось? Я вроде не слышал.

— Я тоже не слышал. И никто из наших не слышал. Стало быть… — Замятня тяжело дышал, лицо покраснело и покрылось капельками пота. — Боюсь я, Кудесник, боюсь, что это снова как-то связано с моей теткой!

— С теткой? — Волков с удивлением посмотрел на друга. — С какой еще теткой?

— С моей, с Соломонией Юрьевной из рода Сабуровых. Вот с какой.

Дознаватель вздрогнул, по спине пробежал холодок.

«Горько и обидно взирать на слезы праведной Соломонии». Действительно, во сне так говорил Максим Грек. А что еще? Ну да, «развод покойного государя с Соломонией Сабуровой».

В этот момент послышался далекий колокол. Волков снял шапку и размашисто перекрестил лоб, Замятня последовал его примеру.

— Так Соломония Сабурова — твоя тетка?

— Родная тетка, младшая сестра отца, — зашептал Замятня, поспешно осеняя себя крестным знамением. — Помоги, Кудесник. Сказать страшно, чем этот брак для нашей семьи обернулся. Думали, с царем породнились, в большие люди выбились, а теперь живем в страхе. Уже новое поколение Сабуровых поднялось, света белого не видя. Только и ждем, когда следующая гроза.

— Так, с этого места обстоятельнее. — Волков достал из мешка флягу и, отхлебнув, протянул воеводе. — Глотни медка, ключница моя Алена готовила, и рассказывай без утайки. А уж я буду думать, чем горю помочь. Первым делом, ты тетку свою — покойного царя жену — хорошо знал?

— Да не знал я ее, вот ведь наказание, и ты не веришь. Видел однажды, и только. Не разговаривал ну ни словечка. Об том показания давал и крест целовал. Да и когда это было… шутишь?

— Тогда рассказывай все что знаешь, но только, чур, без утайки и домыслов. Я такие вещи различать умею.

— Значит, так. Соломония, отец рассказывал, в семье младшенькой была. Красавица писаная, у нас в роду вообще все были красоты необыкновенной: и отец мой, и тетка Мария, и дядья Борис, Даниил да Тимофей. Это я в мать пошел, потому нос картошкой и тело что квашня. А Соломония была такой красоты, что сказать страшно… Когда царевы глашатаи кликнули о том, что всех боярышень да дворянок по византийскому обычаю ждут во дворце на смотре невест для царя, Василий Иванович ее из пяти сотен выбрал. Потому как равной ей не рождалось.

Венчал молодых митрополит Симон11 в Успенском соборе Московского Кремля. Было это в 1505 году от Рождества Христова. Сродники мои тогда от счастья чуть последнего ума не лишились. Были так себе московские дворяне Сверчковы-Сабуровы, дед мой Юрий Константинович12 единственный в семье большим человеком — окольничим — стал. Должность, конечно, видная, но сколько этих самых окольничих… Братья его так и вовсе: не писарь, так барабанщик, не барабанщик, так конюший, — в общем, понятно. А тут — царевы сродственники. О таком счастье даже помыслить было невозможно, потому как прежние государи за себя завсегда иноземных принцесс или русских княжон брали, а тут такое!

В общем, возгордились, разумеется, сверх всех мер и понятий. Стали всякий день шубы московские тяжеленные носить, в атлас да бархат рядиться. Через год после свадьбы деду доверили судебные дела по земельным спорам. Шутка ли — царев тесть! А потом воеводой сторожевого полка в Муроме назначили, под общим командованием Даниила Васильевича Патрикеева-Щени13. Во ту пору как раз опять с татарами распря приключилась.

Позже дед был переведен в Нижний Новгород, а когда наши разбили ордынцев, сел там же на воеводстве. Сестра же Соломонии Мария, моя тетка, была выдана замуж за князя Василия Семеновича Стародубского14. Так и говорили, мол, женился княже на сестре жены великого князя московского Василия III. Вот такой почет нам был во всем. Золотой век, можно сказать. — Замятня мечтательно возвел очи к небу. Пожевал толстыми губами. — Сказка, а не жизнь. Почитай двадцать лет как сыр в масле валялись. Да только все прахом пошло.

— Отчего же прахом? — прищурился Волков.

— Будто сам не знаешь? — насупился воевода. — Соломония оказалась неплодной. Не подарила нежно любившему ее царю ни сыночка, ни доченьки. Двадцать лет ждал он появления наследника — тщетно. Сам уже в летах, того и гляди помрет бездетным, к кому власть перейдет? Тогда, помню, нас уже люто ненавидеть стали за тетку Соломонию. Да разве ж она в том виноватая? — Он вздохнул. — На все воля Божия.

— И князь московский развелся с Соломонией и женился на Елене Глинской, матери нашего государя, — закончил за него Волков. — И что с того?

— Тетку мою в Суздале этом окаянном на постриг обрекли. А еще до этого, отец говорил, такое началось… Я-то в ту пору еще не родился. В общем, за тетку заступились митрополит Варлаам15 и Максим, тот, что из греков на русской службе состоял, инок Вассиан16 — и все они за то были с Москвы сосланы, а митрополит сана лишился!

— Могли затаить обиду. — Волков мысленно занес их имена в воображаемый синодик, наказывая себе позже тщательно записать весь рассказ воеводы.

— Многие пострадали, а позже новый митрополит развел великого князя с Соломонией и обвенчал его с Еленой Глинской.

— Ну и что тут расследовать? — Волков почувствовал раздражение. — Когда это было? Лет сорок назад? Да за это время и монастырь мог развалиться, и все свидетели помереть. Не, там что-то другое…

Обиженный воевода присвистнул, и его конек прибавил хода, так что Волков мог спокойно взвесить да обмерить полученные сведения.

Во-первых, ситуация складывалась действительно странная, если не сказать подозрительная. Почему государю понадобилось устраивать встречу в Суздале? Наверняка потому, что новое расследование будет связано именно с этим местом, которое Иван Васильевич желает осмотреть самолично. Лезть куда не надо — вполне в духе царя.

Во-вторых, учитывая, что Замятня опросил всех опричников и никто не растолковал ему о цели путешествия, допустимо было предположить, что дело важное и тайное, а кроме того, вполне возможно, что действительно связано с событиями давно минувших лет.