Страница 2 из 5
Чтение величайших мыслителей того времени, философские беседы с образованными людьми, выпуск журнала – словно пазл складывалась личность будущего писателя и историографа Н. М. Карамзина. Отныне и до конца самосовершенствование станет смыслом жизни будущего писателя.
Однако сверхчувствительность и тут не обошла Карамзина стороной. Казалось, абсолютно всё, происходящее в масонской среде того времени, будущий историк воспринимал с особой силой. А потому, изменение общей траектории движения тех, кто ещё вчера казался Карамзину единомышленниками, особенно стало заметно для будущего писателя.
Через несколько лет, разочаровавшись в мистической стороне масонов, под предлогом продолжения своего самосовершенствования Н. М. Карамзин отправляется в долгое путешествие по Европе, результатом которого станут «Письма русского путешественника».
Знакомство с Кантом и Лафатером, беседы с представителями различным философских школ продолжали формировать личность будущего учёного. Однако, без преувеличения, поворотным событием того времени, если не всей жизни Карамзина, станет Великая французская революция.
Безусловно, событие столь серьёзного масштаба не могло пройти мимо анализа Н. М. Карамзина, и, что главное, – мимо его сверхчувствительности. А потому помимо самоанализа и анализа бытия, Карамзина начнут занимать и причинно-следственные связи в мировой истории.
Ю. М. Лотман в книге «Сотворение Карамзина» отмечает:
«За несколько месяцев до смерти он (Карамзин – прим. автора) писал бывшему министру иностранных дел России графу Каподистрия. «Приближаясь к концу своей деятельности, я благодарю Бога за свою судьбу. Может быть, я заблуждаюсь, но совесть моя покойна. Любезное отечество ни в чём не может меня упрекнуть. Я всегда был готов служить ему, не унижая своей личности, за которую я в ответе перед той же Россией. Да, пусть я только и делал, что описывал историю варварских веков, пусть меня не видали ни на поле боя, ни в совете мужей государственных. Но поскольку я не трус и не ленивец, я говорю: «Значит так было угодно небесам, и без, смешной гордости моим ремеслом писателя, я без стыда вижу себя среди наших генералов и министров»
И далее:
«Карамзин творил Карамзина. Творил сознательно и упорно. Создавая произведения и создавая читателю образ их автора, он одновременно создавал читателя».
В 1793 году Карамзин писал:
«Говорят, что автору нужны таланты и знания: острой, принципиальный ум, живое воображение и проч. Справедливо; но сего не довольно. Ему надобно иметь и доброе нежное сердце, естьли он хочет быть другом и любимцем души нашей; естьли хочет, чтобы дарования его сияли светом немерцающим; есть ли хочет писать для вечности и собирать благословения народов. Творец всегда изображается в творении и часто против своей воли».
Н. М. Карамзин всю свою жизнь пытался ответить на вопрос: «А что я такое?». И всякий раз пытался найти ответы через/посредством кого-то. Отсюда его чтение книг, многочасовые философские беседы, знакомство с величайшими умами того времени…
До самого конца продолжал писать историю своей жизни Н. М. Карамзин, историю жизни и историю поисков, превратившуюся со временем в «Историю государства Российского».
«Способный чувствовать, способный желать, но неспособный любить»: повесть «После смерти» («Клара Милич») И. С. Тургенева как пособие по нездоровой созависимой любви
Известный русский психиатр Владимир Фёдорович Чиж (1855–1922) в своём очерке «Тургенев как психопатолог» писал:
«В произведениях Тургенева, верно понимавшего злоупотребления писателей сумасшествием, мы должны искать не только верного изображения сумасшествия, но и правильной оценки значения патологических душевных явлений в жизни вообще».
В. Ф. Чиж выделяет несколько произведений И. С. Тургенева, представляющих интерес для психиатра. Сегодня я остановлюсь на повести «После смерти» («Клара Милич»).
Герой повести, Яков Аратов, молодой человек, проживающий в Москве вместе со своей тёткой. При этом (и на это обстоятельство особо обращает внимание В. Ф. Чиж), автор, ничего особенно не сказав о главном герое, с первых же страниц рассказывает именно о родителях Якова, в частности об его отце. По мнению В. Ф. Чижа, Тургенев неспроста именно так строит повествование, как бы обращая внимание на генетические предпосылки той нелепой трагедии, которая в дальнейшем произойдёт с главным героем.
Вот что нам известно об отце Аратова:
«человек он был не лишенный учености… «чудак преестественный», по словам соседей. Он даже слыл у них чернокнижником; даже прозвище получил «инсектонаблюдателя». Он занимался химией, минералогией, энтомологией, ботаникой и медициной; лечил добровольных пациентов травами и металлическими порошками собственного изобретения, по методе Парацельсия. Этими самыми порошками он свел в могилу свою молоденькую, хорошенькую, но уж слишком тоненькую жену, которую любил страстно и от которой имел единственного сына»
Более того. Тургенев особо подчеркивает, что
«Человек он был, что называется, «добрейший», но нрава меланхолического, копотливый, робкий, – склонный ко всему таинственному, мистическому…»
К моменту, когда читатель встречается с Яковом Аратовым, его отца уже нет в живых. Тем не менее, с первых же строк становится очевидным, что столь странный образ жизни родителя не мог не оставить серьёзный след на психике главного героя. И Аратов ведёт жизнь отшельника, становится по сути «монашествующим в миру».
Как читатель узнаёт далее, у Якова были попытки социализации – он был студентом физико-математического факультета. Однако он вскоре оставляет учёбу по причине того, что «в университете не узнаешь больше того, чему можно научиться дома». Таким образом, Аратов просто оправдал своё нежелание менять свой затворнический образ жизни, в котором не было места ни друзьям, ни профессиональному развитию, ни любви.
Однако В. Ф. Чиж уже в этом поступке Якова Аратова усматривает серьёзную патологию.
«Но не закончить курса без всякой причины может только психопат, вырождающийся; именно эти лица не заканчивают своего образования, ни в одном деле не достигают возможного для нормального человека совершенства. Они обыкновенно не доходят до конца, не выучиваются основательно чему-либо, им всё скоро надоедает; они бросают, не закончивши, одно дело, начинают другое, почему не достигают совершенства в какой-либо специальности».
Также В. Ф. Чиж говорит о школе Ломброзо, отмечая, что её представители установили, что
«неспособность к труду бродяг обусловлена их патологической организацией; бродяги – это неврастеники, вырождающиеся, нервно и душевно-больные. Вследствие своей патологической организации они не могут работать, их нервная система не переносит того умеренного, но постоянного напряжения, которое необходимо для работы. Ни нужда, ни наказания не могут заставить их работать…»
Кроме того, передалась Аратову от отца любовь к мистицизму:
«подобно отцу, верил, что существуют в природе и в душе человеческой тайны, которые можно иногда прозревать, но постигнуть – невозможно».
Однако и в этом свойстве характера главного героя В. Ф. Чиж усматривает серьёзную патологию:
«Постоянное недовольство собою и всем окружающим, зависящее от патологического состояния нервной системы, чувство собственного бессилия, – невольно влекут этих вырождающихся ко всему таинственному, сверхъестественному».
От матери же Яков унаследовал довольно миловидную внешность и, что особенно важно, слабое здоровье:
«Впрочем, здоровьем он тоже похвастаться не мог. Очень он был впечатлителен, нервен, мнителен, страдал сердцебиеньем, иногда одышкой»