Золотая жила

Через четверть часа, за которые Стас успел от руки исписать несколько стандартных листов, на дверце каждой из восьми кабинок, по четыре в мужской и женской половинах туалета, появилось по одинаковому объявлению. Они были приклеены к пластиковой поверхности скотчем. В объявлениях сообщалось:

«Уважаемые посетители санузла.

Бросайте использованную бумагу

СТРОГО в корзины.

Смывать бумагу в унитаз

КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩЕНО!!!

Администрация санузла».

Томясь от безотчетного предвкушения выпивки, Стас закрылся на ключ в крайней кабинке и занялся подключением, настройкой и отладкой своего приобретения – электроагрегата неясного назначения под впечатляющим названием «Торнадо». Заключенный в отшлифованный до блеска алюминиевый корпус, он был прекрасен, но поначалу Стасу пришлось с ним туго. При включении он брыкался, подпрыгивал и так и норовил ускользнуть от него по гладкому кафельному полу. Обуздать его удалость с большим трудом. Пришлось сверлить кафель, чтобы намертво прикрутить к полу стальную раму, на которой сидел мощный электродвигатель. Только после этого удалось протестировать режимы вращения ротора.

Разобравшись наконец со сложным узлом управления, Стас перешел к самой ответственной стадии – пейпер-мейду. Так на заграничный манер он назвал свое собственное ноу-хау – производство туалетной бумаги путем центрифугирования целлюлозной массы, для чего и предназначался купленный электроагрегат. Казалось бы, ничего привлекательного с экономической точки зрения в этой затее не было, однако вся гениальность задумки заключалась в том, что исходным сырьем служила… как бы это не было неожиданно, использованная туалетная бумага. А поскольку в общественном туалете ее всегда было в избытке, то выгода была налицо. Как видно, мозги у Стаса работали в нужном направлении.

Заранее заготовленное сырье еще накануне вечером было замочено в растворе воды, хлорного отбеливателя и перекиси водорода. Стас приволок откуда-то наполненное до краев ведро и обратной стороной вантуза перемешал пузырящееся содержимое. На его взгляд, масса в ведре была недостаточно густой. Тогда он вылил в ведро целый тюбик белого клея и еще раз тщательно все перемешал. Консистенция приобрела требуемую вязкость и тягучесть. Вот только смущал тошнотворный запах. Но Стас решил, что для пробного образца и так сойдет. А вот в дальнейшем можно будет добавлять различные отдушки, все что угодно.

«Бумага с ароматом томатно-чесночного соуса!» – мысленно представил Стас название на упаковке и захихикал.

Заляпав все кругом и перепачкавшись сам от ушей до пят, Стас кое-как обмазал сероватой целлюлозной массой внутренние стенки барабана, специально изготовленного из обрезанных разноразмерных пластиковых баков и вставленных один в другой наподобие матрешки, и приладил его к соединительной муфте на валу ротора. С трепетным чувством он нажал на кнопку «Пуск», оставляя отпечатки по всей панели управления. Мощный электродвигатель, взвыв, приятно загудел. Стас выбрал оптимальный для центрифугирования режим – что-то около пяти тысяч оборотов в минуту.

От ускорившегося вращения барабана воздух вокруг пришел в движение и насытился влагой, проникающей через «микроперфорацию», сделанную в пластике раскаленным иголочным острием. Излишки массы стремительно подползли к бортикам барабана, и во все стороны мелкой шрапнелью полетели брызги. Стас едва успел пригнуться. Перед его носом сквозь белесые потеки на панели управления замигали оранжевые лампочки индикаторов. Налюбовавшись на свое новое малое предприятие в действии – его собственное изобретение, его детище! – Стас любовно отер рукавом кофты серебристый корпус электроагрегата, вышел из кабинки и запер ее на ключ.

Время было позднее. Совершенно незаметно пролетел целый день. Стас окинул взглядом туалет: пол был грязным, было натоптано, кое-где валялась бумага, писсуары и кафель вокруг них были в желтых подтеках, в раковинах засохли зеленые плевки и что-то еще неприятное на вид – туалет отчаянно нуждался в уборке. Сил на это у Стаса больше не оставалось никаких, он чувствовал себя вялым и разбитым. Его утреннее возбуждение давно и как-то незаметно спало, и к нему вернулся его обычный уныло-озабоченный вид. Даже пить алкоголь ему почему-то расхотелось. Мало того, от одной только мысли о спиртном его воротило. Видно, сказывалась физическая усталость и нервное напряжение от утреннего всплеска эмоций.

Вздохнув, Стас махнул рукой: и так сойдет. Вместо уборки он быстро собрал по кабинкам скопившуюся за день использованную бумагу – набралось целых три пакета! – и, закрыв на ключ входную дверь и погасив везде свет, в кромешной темноте, на ощупь, направился к себе домой.

В прихожей горела тусклая желтая лампочка. Свет от нее был приглушен расколотым плафоном. Внутри плафона, пойманный в ловушку, бился крупный мотылек, создавая тем самым загадочный мерцающий эффект. Не считая шуршания крыльев о стекло, кругом было тихо: домочадцы разошлись по своим комнатам, ожидая прихода с работы их добытчика, чтобы затем собраться всем вместе за традиционным семейным ужином.

Пустив в душ шумную струю воды, Стас закатал рукава и принялся тщательно отмывать с рук присохшую целлюлозу и другие следы загрязнения. Вдруг позади него послышался скрипучий старческий голос.

– Что, Стасушка, умаялся, сынок?

Из-за двери выглядывала седая голова старухи. Стас косо посмотрел на нее и недовольно пробормотал, продолжив соскабливать ногтями грязные корки:

– Пока ты зенки винищем заливала…

– Чего говоришь? – переспросила старуха.

– Да, мам, умаялся! – нервно гаркнул Стас.

Старуха вышла из комнаты, приблизилась к сыну и вгляделась в его лицо.

– Совсем упахала тебя эта тунеядка, судьбинушку сломала сыночку моему, – начала ворчливо причитать она. – Мог бы опосля института инженером стать, а теперь приходится хребет горбатить ради ее брюха ненасытного. Только жиром обрастает, лярва бесстыжая, никакого прока от нее нету.

– Угу, – угукнул Стас, а сам опасливо покосился на закрытую дверь справа и громко произнес: – Айда ужинать, мам.

– А что у нее там седня настряпано? – Старуха заинтересованно посмотрела на кастрюлю на плите. – Опять небось кисляк?

Стас понюхал воздух: его ноздри уловили острый запах чеснока с томатом, исходивший от той самой кастрюли.

– Ага, он самый.

– Тьфу! – старуха сделала вид, что плюет под ноги. – Блевотина. Язву в желудке уже прожгла ее стряпней. Изо всех дырочек уже сочится, – она скабрезно захихикала, а потом снова продолжила распекать ненавистную невестку: – Тоже мне, жинка называется. Ни накормить, ни прибраться не может. Даже ребенка не сдюжила родить нормального. Тьфу! – В этот раз старуха действительно смачно плюнула, попав точно в соседнюю дверь. – Только и знает, паскуда, что настраивать сыночку моего против родной матери.

– Угу, угу, – энергично закивал Стас, безмолвно соглашаясь с матерью и на этот раз.

– Когда ж ты уже выгонишь-то эту дармоедку? Ведь все денюжки на нее одну спускаем, на лекарства матери едва хватает, – плаксиво продолжала старуха, но вдруг, охнув, покачнулась вперед, наступив на полу своего халата.

Стас успел подхватить мать под локоть. Его длинные ноздри вздрогнули: изо рта старухи разило спиртным, как из винной бочки. Он поморщился, неопределенно пожал плечами и тихо шепнул, снова покосившись на дверь:

– Скоро, мам, духу ее здесь не будет.

– Ты все обещаешь, обещаешь… А, так это ты для нее, что ль, ту гробину надысь приволок? – старуха рассмеялась противным старушечьим смехом.

Стас невольно улыбнулся:

– Угу.

– И дорого встала?

– Дюже дорого. Пришлось кредит оформлять, – соврал он. – Кстати, мам, а как седня выручка?

Старуха насторожилась:

– Да какая там выручка… Нокогошеньки за весь день не было.

– Как это «не было»? – Стас изумленно уставился на нее. – Я же сам слыхал, как туды-сюды через каждую минуту.

– Как «слыхал»? Ты же сам сказал, что идешь работать.