Страница 30 из 93
Оставим тут сына гзирая и вернемся к царю. Посмотрим, что он делает.
Было у царя три дочери. Подросли они. Пора их замуж выдавать. Вот в один день позвал царь своих дочерей и так им говорит: «Завтра я соберу юношей со всего царства, а вы, мои дочери, бросьте каждая по яблоку. В кого яблоко попадет, тот и будет женихом».
На другой день утром вышли царские дочери на балкон, а майдан перед дворцом – что поле, цветами украшенное. Разные-разные юноши в красивых одеждах стоят на майдане. Большой майдан перед царским дворцом, но тесно на нем нашим юношам. Один другому завидует, каждый поближе хочет подойти к балкону, чтобы яблоко свадебное ему схватить руками.
А сын гзирая и в это утро выгнал гусей со двора. Посмотрел на майдан, а людей там – как листьев на дереве. «Что собрались они тут? – подумал он. – На бой пришли или на свадьбу?» Остановил он своих гусей и стал смотреть. Вот вышла вперед старшая дочь царя, подняла высоко яблоко и бросила его. Полетело яблоко над майданом и попало прямо в сына царского везира. Бросила и средняя дочь яблоко. Далеко полетело яблоко и подхватил его сын другого царского везира. Вот пришел черед и младшей дочери царя. Она еще дальше, еще выше бросила свое яблоко. Пролетело яблоко над всем майданом и упало на голову сына гзирая. Рассердился туг царь и крикнул: «Прогоните этого пастуха в заплатах! Что он тут стоит! Ему в поле быть, гусей пасти! Ошиблась ты, дочь моя, еще раз брось свое яблоко». Взяла младшая дочь другое яблоко и бросила его. А яблоко еще выше полетело, еще дальше, но упало опять на голову гзирая. У царя от злости все почернело перед глазами. Тут дочь его в третий раз бросила яблоко. Пролетело яблоко над майданом и упало прямо в руки сыну гзирая. Тогда подумал юноша: «В третий раз яблоко ко мне попало, оставлю его себе и посмотрю, что будет». Спрятал он яблоко, крикнул на гусей и пошел с майдана.
А дочь царя поклонилась отцу, поцеловала ему руку и сказала: «Не печалься, отец мой! Так, может, и надо. Верно, это мое счастье». Нахмурился царь. «Если так – я скажу: была у меня дочь, а теперь нет ее. Уходи с моих глаз к пастуху в лачугу, чтобы я тебя никогда не видел».
Со слезами на глазах и с печалью в сердце пошла младшая дочь царя к пастуху в лачугу, села на пороге и стала его ждать. Вечером пригнал пастух гусей и видит: стоит царская дочь у порога. Обрадовался сын гзирая, но затаил в сердце свою радость. Поклонился он дочери царя и сказал: «Как попала ты в мою лачугу, царская дочь? Не ошиблась ли дорогой?» «Нет, не ошиблась, пастух, – ответила дочь царя. – Лачуга эта или дворец, тут теперь будет мой дом, если ты пожелаешь».
«Хорошо, – сказал сын гзирая. – Войди сестрой моей в эту лачугу, а настанет день, мы пойдем с тобой на землю моих отцов и дедов, там в доме моем я женой тебя назову».
«Пусть будет так, брат мой!» – сказала царская дочь. Остановимся тут и посмотрим, что еще дальше будет.
Собрал раз царь свой меджлис и так сказал: «Эй, везиры и мудрецы мои, горы, как пояс, крепко стянули мою землю, закрыли со всех сторон мое царство. Через эти высокие скалы только птицы находят дорогу. Мои амбары полны товаров, но что мне делать с ними?! Никто к нам не держит свой путь, а наши караваны никуда не идут. Вот вы все мудрецами зоветесь, что скажете вы мне, какой дадите ответ?»
Стена могла бы ответить царю, но царские везиры и мудрецы ничего ему не ответили, как собрались молча, так и ушли молча. Тогда царь призвал двух своих зятьев и сказал им: «Эй, зятья мои! Идите вот к тем горам, все их обойдите, и слева направо и справа налево, и снизу доверху и сверху донизу. Ищите повсюду и найдите дорогу, чтобы пошли по ней мои караваны в другие царства».
«Хорошо, великий царь, – ответили зятья. – Что ты сказал, то мы и сделаем». Поклонились они царю и оставили его меджлис. А когда вышли, посмотрели друг на друга и сказали: «Отдал нам двух своих дочерей, а за них и шкуру готов снять с нас. Есть у него стадо верблюдов, иди теперь к этим горам и ищи для них дорогу!» Но сколько бы ни было перцу в их словах, сколько бы ни сердились они, а сели царские зятья на своих коней и поехали. А куда поехали и куда приедут, – сами не знают.
Но что я вам еще скажу: дошло это царское слово до сына гзирая. И сказал он невесте: «Слышал я, царь послал своих зятьев искать в горах караванную дорогу! Может, обидно тебе, что забыл меня твой отец, не позвал своего третьего зятя? Но не бойся, невеста моя, и я испробую свою силу».
И когда месяц, как буйвол, поднял свой рог над горами, сын гзирая взял хурджун с новой одеждой, попрощался со своей невестой и пошел. Спит царский город, ни одна собака не залает. Вышел сын гзирая за ворота, остановился тут и вытащил иголку из одежды. «Выйди ко мне, дорогой моему сердцу Исперт, – сказал он, – давно я тебя не видел».
С этими словами подул он на иголку. Вдруг заржал Исперт, прыгнул высоко, пробежал один майдан кругом сына гзирая и стал перед ним.
Сын гзирая поцеловал его в лоб, погладил по гриве и сказал: «Не близко отсюда до тех вон гор, а ты, мой Исперт, в один миг пронеси меня по этой дороге, где ты остановишься, там я и сойду на землю». Вскочил сын гзирая на коня и не успел глазом моргнуть, как Исперт донес его к горам и стал перед скалами, что тесно прижались друг к другу. Тут сошел наш юноша на землю и сказал коню: «Пасись спокойно, мой Исперт, вон в той долине, там по грудь тебе будет трава, ешь сколько хочешь, пока не позову». Вот Исперт ест траву в долине, а сын гзирая камни таскает, будто гору съедает. Насколько месяц в небо уходит, настолько сын гзирая в гору подымается. И направо и налево бросает он камни, но сила его не слабеет, а будто еще больше крепнет. Много ли, мало ли работал сын гзирая, а посмотрел на небо и видит: во-он где уже месяц, до утренней звезды доходит!
«Э-гей, да ослепнуть мне! – сказал он. – Скоро и утро, а я еще не сломил спину этой горы!» Еще не окончил он своих слов, слышит, заржал в долине Исперт. А с горы, слышит он, другая лошадь заржала. Поднял сын гзирая голову и увидел – бежит к нему морская лошадь.
«Ой-гой, юноша-богатырь! – сказала она. – Немало ты потрудился. А теперь постой, где твоей силы не хватило, мою добавлю». Сказала так морская лошадь и два раза ударила копытами по скале. Поднялась высоко скала и в сторону упала, и тут открылась дорога – гладкая, как оселок, и длинная, как отсюда до неба. И еще видит сын гзирая: во-он идет караван, такой большой караван, что сколько ни смотри, последнего верблюда и не увидишь.
«Надень, юноша, новую одежду, – сказала морская лошадь, – скачи на Исперте встречать свой караван! Там и для твоей невесты есть подарок: на золотом блюде золотая курочка с золотыми цыплятами». Надел сын гзирая новую одежду, позвал Исперта, сел сам на спину и поехал вперед. Гремит караван колокольчиками, красивыми кисточками украшен, тюки богатые на верблюдах – один тяжелее другого. А на спине первого верблюда лежит золотое блюдо. На блюде золотая курочка бегает кругом, а за нею золотые цыплята. Курочка цыплят догоняет, цыплята курочку догоняют. Посмотрел на них сын гзирая и подумал: «Вот порадуется моя невеста! Лучше этой курочки с цыплятами не найду на свете другого подарка!» Оставим их тут. Пусть сын гзирая потихоньку ведет свой караван, а мы посмотрим, что стало с двумя зятьями царя.
Недалеко и они были от этих мест. Ходили, ходили по горам, но нигде не нашли караванной дороги. Устали царские зятья, легли в тень у камня и уснули. Много или мало они спали, а проснулись от звона колокольчиков. Вскочили царские зятья, посмотрели кругом и видят: во-он идет большой караван, голова его видна, а хвоста не видно. А впереди каравана едет на коне юноша, стройный, как чинара. Богатая на нем одежда, шапка ширазской шалью обвязана. «Что нам делать и чего не делать?! – сказали царские зятья. – Мы искали караванную дорогу, а тут караван сам идет нам в руки. А в этого мальчика мы только одну стрелу пустим и как птичку собьем его с коня». Тут один сын везира пустил стрелу и попал юноше прямо в грудь. Но стрела будто о камень ударилась, отскочила и упала в сторону. И другой сын везира пустил стрелу, и та стрела попала в юношу, но и она отскочила и упала на землю.